Электронная власть. Финал фильма - подарок сентиментальному и набожному телезрителю, афонская притча про ослика, который, когда в монастырь приезжал Путин, шел по дороге перед путинской машиной, как бы ведя его за собой. Во что верит Путин, мы не знаем, но такая история, звучащая в финале фильма, производит странное впечатление.

Политическое убийство. С убитым Немцовым ты себя отождествлять не готов, он для тебя вообще другой биологический вид — «реформатор девяностых», ты не можешь представить себя на его месте. А Кадыров для тебя свой, родной, ты болеешь за него и переживаешь, и в глубине души ты бы хотел, чтобы он был лидером всей России, а не только одной маленькой Чечни.

Свобода слова. Когда место Путина займет Ходорковский, Скойбеда напишет колонку о том, как она ждала его из тюрьмы, а Стешин уйдет в лес - домой. Он же и в московской журналистике на самом-то деле - как в лесу, дикий человек, для которого все эти сунгоркины и путины — ну вот просто такой элемент ландшафта.

Эхо истории. Нацбол Волынец готов оправдывать нацбола Жданова во всем. Жданов у Волынца - это «второй Луначарский», но на фоне рассуждений о том, что и «кулаков» правильно убивали, и красный террор был справедливым, возмущает даже биологическая библиотека недоучившегося студента Тимирязевки Жданова. Какого черта вообще, а?

Дело Квачкова. Мы тут с группой литераторов написали письмо в поддержку Квачкова — старого антисемита и мракобеса, которого когда-то оправдали присяжные по делу о покушении на Чубайса, а теперь посадили на 13 лет за то, что он хотел свергнуть Путина с помощью арбалета. Вот в его поддержку мы написали письмо, и все нам, конечно, говорят — ну вы даете, ну эпатаж, в поддержку Квачкова, ха-ха.