 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Суббота, 20 апреля 2024 | » Расширенный поиск |
 Миф мифом вышибают
Свершилось! Борьба с фальсификацией истории «не в интересах России» таки приняла некие осязаемо-научные формы. Первого декабря сего года состоялась презентация доклада с длинным названием: «Освещение общей истории России и народов постсоветских стран в школьных учебниках истории новых независимых государств». Подготовлен он был «в рамках гранта Фонда «Государственный клуб» некоммерческому партнерству “Центр общественных технологий”», и вроде как по личному желанию г-на Медведева. Общий объем доклада впечатляет – 391 страница, и с ним всякий желающий может ознакомиться, благо он уже пошел гулять по сети. На него уже успели обидеться украинские ученые (которым не понравилась мысль о сходстве самостийных учебников с «мультиками», высказанная их российскими коллегами) и, вероятно, в ближайшем будущем будут обижаться еще. Ибо содержание к тому располагает. При этом, однако же, должен отметить, что данный доклад меня лично немного удивил. Дело в том, что все мы давно приучены к тому, что в РФ более-менее любой грант – это, прежде всего, способ хапнуть деньжат. И удивляет то, что лаборатория, которая выдала сей доклад, в общем и целом, не считая некоторых вторичных нюансов, действительно неплохо поработала. Было проанализировано 187 учебных пособий по истории для средней школы, используемых в 12 государствах бывшего СССР, проведены массовые опросы, вследствие чего в докладе содержится масса любопытной фактуры. Фактуры, на которой следует остановиться. Первое, хотя и ожидаемое, открытие: из двенадцати стран, чьи учебники были рассмотрены, лишь два государства - Белоруссия и Армения - не предъявляют России обвинений в угнетении и геноциде. Притом армянские учебники не то чтобы доброжелательны по отношении к России и русским, там просто нет уж совершенно вопиющих нелепостей. Все остальные страны – Литва, Латвия, Эстония, Украина, Молдавия, Грузия, Азербайджан, Казахстан, Узбекистан и Киргизия – считают себя жертвами русского геноцида и эксплуатации. Описания геноцида, собранные на страницах учебников авторами доклада, восхитительны. Лицам, имеющим историческое образование, желательно было бы перед чтением оного сесть на что-нибудь устойчивое. Самые восхитительные зарисовки геноцидного плана обнаруживаются в азербайджанских учебниках: оказывается, его осуществляли жители «армянских и русских (молоканских) сел». Армяно-молоканский геноцидный заговор – круче этого только уфологический «заговор молчания». Впрочем, «геноцид кыргызов», а также украинцев, вина за которые соответствующими учебниками возлагается и на Российскую Империю, и на СССР, тоже описаны довольно примечательно. Также немало веселых минут могут доставить цитаты, сообщающие о закоренелой «автохтонности» тех или иных этносов. Тут отличились прибалты: в одном из учебников имеется глава: «Этническое происхождение людей каменного века». Азербайджанцы, в общем, тоже не стали мелочиться, обозначив себя как исторических сверстников шумеров. И т.д. и т.п. Безусловно, названный доклад ценен уже одним тем, что в нем собраны столь любопытные материалы. Но, к сожалению, приходится признать, что на этом новизна и достоинства данного труда, в общем и целом, заканчиваются. В качестве методологической основы авторы доклада предлагают использовать соответствующие наработки (на материале закавказской историографии) В.А. Шнирельмана. Историческая концепция, которая заложена в основу изучения истории в большинстве стран постсоветского пространства, рассматривается как совокупность мифов, необходимых для оправдания «национализма». (При этом в докладе, само собой, не указывается, что подразумевается под национализмом, и в качестве такового выдаются очевидные шовинистические доктрины.) Мифы же указываются следующие: об автохтонности («наш народ жил здесь всегда»), о прародине (сопряжен с первым), о лингвистической преемственности (древность и неизменность языка), об «этнической семье», о славных предках, о культуртрегерстве, об этнической однородности и о «заклятом враге». Не знаю, как сам Шнирельман, но авторы доклада во всяком случае не удосужились уточнить один немаловажный нюанс: практически любая точка зрения любого историка может быть подогнана под один из шнирельмановских «мифов». Не уточняется, наличие одного или нескольких, и каких преимущественно признаков может считаться достаточным для того, чтобы записать историка в «националистические историографы». Все это, разумеется, дает достаточно широкий простор для оценок. Кроме того, указав, по каким злодейским мифам следует опознавать «националистов», авторы доклада не смогли толком объяснить, как же выглядит правильная альтернатива. Подразумевается, конечно, что таковой должна быть научная истина. Однако с первых страниц доклада начинает складываться ощущение, что критерием научности информации, содержащейся в учебниках, является для авторов ее тождественность советской версии истории. Вот чем нас радуют уже во введении: «Патриотические устремления местных историков, поддерживающих мифы об автохтонности, сдерживались в СССР рядом обстоятельств. Во-первых, жестким идеологическим контролем со стороны властей, во-вторых, в значительной степени принятыми и усвоенными обществом ценностями интернационализма, в-третьих, необходимостью соблюдать научные требования к методологии, подбору исторических фактов, состоятельности выводов и оценок. Независимость освободила историков новых национальных государств от всех этих ограничений. Идеологические и политические задачи на страницах учебников стали решаться без всякого участия науки». Здесь, как говорится, что ни слово, то песня! С одной стороны, живительное дыхание «жесткого идеологического контроля» (ах, как его не хватает!). С другой стороны историографию караулят «усвоенные обществом ценности интернационализма». (И куда это значительное усвоение делось в 1990-92 гг., когда по всему советско-постсоветскому пространству прокатилась волна национальных погромов, а вскоре начались религиозные и этнические конфликты?) И, наконец, третьим номером идет «необходимость соблюдать научные требования к методологии». Да, «жесткий идеологический контроль» – он, конечно, завсегда способствует высокой научности, предполагающей в качестве непременного условия плюрализм мнений. Недаром в тех научных областях, в которых СССР был кровно заинтересован (например, ядерная физика), «жесткий идеологический контроль» клали куда подальше (именно из закрытых городов вышел ряд видных диссидентов). Историческую же науку «родное советское правительство» насиловало от души. И еще интересно, о какой методологии идет речь? Ответ тут может быть только один: речь идет об одном, единственно верном, учении, о марксистско-ленинской методологии. Естественно, с таким замечательным джентльменским набором не наломать дров довольно-таки проблематично. Отдадим должное авторам доклада: наломано их меньше, чем могло бы быть. Но в целом, нельзя не заметить, что в качестве «научной» альтернативы «националистическим мифам» они противопоставили не что иное, как иной миф – интернационально-коммунистический, или советский. Забавно, но приверженность авторской команды (по крайней мере, ведущих/руководящих ее членов) этому мифу столь высока, что это проявляется подчас ярко эмоционально. Оценки того, как в тех или иных учебниках излагаются фантастические истории о происхождении различных народов и собственной их древности, комментируются сдержанно-иронично. Когда доходим до периода присоединения к царской России, эмоциональная нейтральность сохраняется. После 1917 года, однако, в оценках начинается своеобразный накал страстей, пик которого приходится на 1941-45 гг. Комментарии относительно оценок в украинских учебниках действий ОУН-УПА пестрят многочисленными (и, в общем, не слишком уместными для научного или научно-популярного текста) словечками: «якобы», «мол» и т.п. Чувствуется праведный гнев советского патриота: «советские подпольщики якобы доносили на оуновцев в гестапо»; «боевиков УПА смело можно назвать “партизанами фюрера”». Еще более показательно то, что версия истории, изложенная в белорусских учебниках, описывается сравнительно мало и без какой-либо критики. Причины такой снисходительности коренятся, вероятно, в том, что «никаких выходящих за рамки сформулированных незадолго перед распадом СССР идеологем в белорусских учебниках не содержится». Естественно, что такая позиция составителей доклада, пытающихся вроде как со строго научной точки зрения вынести обвинительный вердикт «националистической историографии», едва ли может вызвать сочувствие и полное согласие стороннего наблюдателя. Наиболее же безрадостным представляется тот факт, что за очевидными натяжками в духе «научности» под «жестким идеологическим контролем», теряется интересный фактический материал о действительных искажениях и фальсификациях истории. В конечном счете, неуклюжесть и явная пристрастность авторов являются следствием изначально неправомерной (в данном случае) методологической установки. А именно: противопоставление «националистическим мифам» «строгой научности». В целом, собственно для исторической науки, это оправдано. Но преподавание истории в школе – это все-таки нечто другое. Ибо в любой общеобразовательной школе мира вместо собственно исторической науки детей учат определенному идеологическому восприятию истории. По-другому сказать, учат мифам. Иногда эти мифы более-менее тождественны историческим реалиям, иногда – высосаны из пальца. Но все же это всегда мифы, которые при желании можно трактовать как «фальсификацию истории». Причина этого проста: история, как и всякая наука, очень многогранна, сложна, а главное – динамична. Постоянно появляются новые факты, а с ними и новые возможности их интерпретации. А в рамках школы детям дается общее представление об истории, которое естественно подразумевает известное упрощение и обобщение. В некоторых случаях, с научной точки зрения, это будет искажением. Искажением в какую сторону? Правильно, в ту, которую государство, этот извечный заказчик музыки, считает верной. Ведь все факты и варианты теоретического подхода учащимся сообщить невозможно. Стало быть, нужно выбрать самые важные. А это – уже субъективно. И что еще важнее, необходимо дать трактовку этих важных фактов. Именно эта трактовка избранных фактов и составляет тот миф, который учащиеся усваивают в качестве родной истории. Когда обществу и государству хватает в идеологических целях реальных фактов, в сочинительстве нет особой нужды. А что делать, когда их не хватает? Тут мы подходим к ключевому во всей этой бодяге вопросу, который должны были поставить и не поставили авторы доклада: в силу каких объективных причин в тех или иных государствах постсоветского пространства сформировались те или иные исторические мифы? Распад СССР был (за весьма условным исключением Прибалтики) «попилом» Советского Союза советской же номенклатурой. Идейная трактовка обретения независимости могла быть лишь одна: «национальное освобождение». Это самый красивый и логичный вариант мифа, которым нужно было заменить советский миф об интернациональном братстве. Это, в свою очередь, требовало появления мифа о враге, от которого надо было освободиться. Объективно, на эту роль годились именно русские люди. Во-первых, их одних можно было виноватить безнаказанно; если бы, например, украинские или казахские историки заявили о «жидовской оккупации, наступившей после 1917 года», то огребли бы их молодые демократии по самое-самое. Во-вторых, гонения на русских в бывших союзных республиках, подчас приобретавшие характер массового истребления, также нужно было оправдать. В-третьих, этот «исконный враг» идеально подходил для того, чтобы вешать на него собственные глупости и государственные идиотизмы: Почему сдохла рыба в пруду? Потому что русские нас триста лет угнетали! Чтобы понять, почему возникают столь странные исторические концепции, надо просто представить, что было бы, если б независимые «историки» стали писать в учебниках правду. Ведь получилось бы, что идея украинской нации сформировалась лишь в XIX столетии – когда уже отмечалось тысячелетие русской государственности. Среднеазиатским авторам и вовсе пришлось бы написать: пришли русские, построили города, заводы и фабрики, научили нас грамоте, построили нам университеты, а мы в благодарность за это в 90-е часть их перерезали, часть прогнали, часть заставили работать на нас за гроши. Стоит ли ожидать от киргизских историков, что они честно напишут, что если бы не русская экспансия, то их «древний народ Кыргызстана» под корень вырезали бы казахи и китайцы? А где же тогда «русское угнетение»? Что же касается навязчивой идеи «геноцида нашего народа» – исключительно и только «нашего» – то это, если говорить откровенно, банальная попытка повторить чужой успех. Среди разного рода идеологических конструкций, относящихся к разряду исторических мифов, самой эффективной на сегодняшний день является Холокост. Идея того, что еврейский народ пострадал больше всех в годы нацизма и Второй Мировой оказалась фантастически продуктивной. Она оправдала такой колониальный проект, как государство Израиль – и это после войны, когда начиналась активная деколонизация! Она связывает сегодня воедино весь еврейский народ (ведь, строго говоря, ничего общего, кроме Холокоста, у всемирного еврейства сегодня больше нет). Наконец, она лежит в основании современной ФРГ, ибо единственно и только Холокостом можно оправдать ту денационализацию Германии, которая началась после 1945 г. Именно поэтому еврейское сообщество, за исключением отдельных «извергов», так болезненно воспринимает всякую критику Холокоста. Глядя на такую красоту, многие (если рассматривать бывшие «братские республики», то почти все) соблазнились мыслью завести себе свой маленький холокостик. Конечно, таких выгод, как настоящий, полноценный Холокост, он не принесет, но, глядишь, что-то можно будет и под него урвать. Отсюда и украинская трактовка Голодомора как «геноцида украинцев», казахский термин «геноцид Голощекина», понимаемый как геноцид казахов, и т.д. При этом, как и в случае с Холокостом, в основании «холокостиков» лежат определенные реальные факты. По большому счету, и то, что делал выродок Голощекин в Казахстане, и массовое изъятие хлеба на Украине, действительно, было геноцидом. Проблема только в том, что это де-факто был геноцид не казахов и украинцев, но и русских, причем русских погибло более всего. Однако этот «нюанс» молчаливо отсекается, и – рождается миф. При этом нужно понимать, что не только школьные учебники истории вчерашних союзных республик насыщены такими мифами. Нечто подобно встречается еще очень и очень во многих странах. Так, Польше присущ миф о том, что в 1945 г. полякам вернули их исконные земли (а не подарили здоровенный кусок восточной Германии). Чехи, поляки, а также русское население Калининградской области предпочитают верить, будто немцы были «цивилизованно репатриированы», а не подверглись варварским этническим чисткам на соответствующих территориях. Американцам нравится свой миф: они, мол, освободили Европу от нацизма, а не прискакали в 44-м году добить раненого зверя, чтобы потом получить в личное пользование пол-Германии. Немцам, в свою очередь, приятно думать, что жестокости на восточном фронте объяснялись исключительно и только жестокостями партизан. Ну и т.д. Кроме того, нужно учитывать, что молодые национальные государства всегда гораздо более склонны к мифотворчеству (особенно если не только государство, но и нация толком еще не сформировались). Подобные явления хорошо заметны, например, при сравнении историографии Республики Кореи и Японии. При этом, однако, нельзя не отметить того факта, что градус русофобии в школьных учебниках ряда постсоветских стран слишком уж высок, чтобы быть следствием только поименованных объективных причин. И корень этого также достаточно очевиден. Авторы доклада, как уже было отмечено, предпочитают видеть в этом шовинистическом накале следствие исчезновения советского идеологического влияния. То есть переворачивают все с ног на голову: ведь в действительности именно советская историография заложила основы нынешних шовинистических мифов в постсоветских государствах. Еще Ленину принадлежит фраза: «Наше дело - бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов…». XII Съезд РКП(б) принял курс на «коренизацию», одним из следствий которого была и знаменитая кампания по украинизации. Весьма интересен доклад Сталина на этом съезде: «…нэп и связанный с ним частный капитал питают, взращивают национализм грузинский, азербайджанский, узбекский и пр. Конечно, если бы не было великорусского шовинизма, который является наступательным, потому что он силен… то, может быть, и шовинизм местный, как ответ на шовинизм великорусский, существовал бы, так сказать, в минимальном, в миниатюрном виде… национализм антирусский… в конечном счете является реакцией на национализм великорусский, ответом на него, известной обороной…». И это написано человеком, за которым в среде большевиков закрепилась слава «русофила». Что говорить об остальных? Показательно также и то, что М.С. Грушевский, которого авторы доклада поминают как некоего злого гения, уже в 1924 г. с триумфом возвращается на Украину. Правда, в 30-е гг. гайки чуть-чуть подзакрутили, но посев «ответно-оборонного» «национализма антирусского» свое дело сделал. Убежденность в том, что русские так называемые национальные окраины только и делали, что грабили и угнетали, была заложена еще в советский период. Ученики оказались примерными, и единственное их отличие от кадров периода «коренизации» заключается в том, что период «угнетения» они продлили и на советскую эпоху. Собственно, все эти национальные мифы, бытующие в школах недавних «братских республик» можно было бы особо не замечать, если бы не одно существенно «но». РФ не только является политическим продолжением СССР, от Советского Союза РФ унаследовала также государственную русофобию. Одним из ее проявлений является так называемый «интернационализм» в преподавании истории в школе. Что, в свою очередь, ставит Россию в заведомо проигрышное положение сравнительно с теми соседними государствами, которые базируют свои исторические концепции на национализме и шовинизме. Русским и России предъявляются претензии, которые так или иначе частично признаются российской стороной, и это отражается, в том числе, и в изучении истории в школах. Среднеазиатские республики кричат о «геноциде» и «угнетении» – российская сторона занимает оборонительную позицию: да, мол, и угнетали, и эксплуатировали, но «было и хорошее». Вместо того чтобы заявить: Российская Империя принесла современное образование, технику и медицину в Азию, и если бы не русские, азиаты влачили бы жалкое существование (за исключением тех народов, которые давно бы вырезали – например, киргизов). Украина заявляет, что Голодомор – это «геноцид украинцев». Российская сторона опять занимает глухую оборону, отходя на советские рубежи: мол, «не было ничего». Правильный вариант: признать факт геноцида, а затем доказать (благо, необходимые материалы есть) что от этого геноцида великорусы пострадали даже более, чем украинцы. То есть мы – один народ, жертва преступного коммунистического режима. И т.д. Говоря коротко, единственным правильным ответом на вой историографических шакалов из бывшего советского загона может быть только наша, русская национальная система изучения истории. Именно русская, по духу – националистическая. Если угодно, наш русский миф: миф мифом вышибают! Не нужно отбиваться, нужно наступать самим. И у нас есть существенные преимущества. Во-первых, у нас богатая и более чем тысячелетняя история. Нам не нужно выдумывать свою героическую историю, она у нас и так есть. То есть наш миф не будет собственно мифом, ибо в основном будет тождественен исторической реальности. Во-вторых, как показали опросы, проведенные в республиках бывшего СССР при подготовке доклада, во многих регионах постсоветского пространства еще очень сильны симпатии к традиционной, исторической России (даже в некоторых странах Балтии; в среднеазиатских странах сильна ностальгия по СССР). Это работает на нас. В-третьих, образ Империи как семьи народов будет гораздо более привлекателен, чем образ местечковой вечно нищей государственности, особенно на славяно-русских территориях (Украина и Белоруссия). Но для того, чтобы реализовать эту схему, необходимо признать сам факт существования русского народа (де-юре его в РФ нет – см. Конституцию), и легитимизировать русский национализм. Чего от нынешнего государства ожидать не приходится. Чем и объясняется то, что выполненный для нужд элитки РФ доклад «Освещение общей истории России и народов постсоветских стран в школьных учебниках истории новых независимых государств» содержит поименованные противоречия и несообразности. Димитрий Саввин |
 Мозговой шторм. Подобные экстремистские организации не имеют право на существование в нашем российском обществе. Конечно, мы положительно к этому отнеслись. Мы давно проявляли эту инициативу. Надеюсь, что активисты ДПНИ не смогут создать подобную организацию под новым названием. |
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
