 |
 |
|
|
Новые факты в жизни исламских общин на весьма большой территории - от Тегерана до Парижа - свидетельствуют о том, что в недрах цивилизационных пластов начались своеобразные тектонические сдвиги. Факты эти таковы:
1) Антиправительственные волнения в Иране (главным образом, в Тегеране), имевшие место чуть-чуть менее года назад. Абсолютное большинство аналитиков увидело в этом «ихнюю оранжевую революцию» – и соответственно собственной политической полярности, либо скорбело, либо ликовало.
2) Усиление антиисламских настроений в Евросоюзе, вследствие чего, в том числе, резко пошла в гору популярность правых.
3) Противоисламские законы в Европе: запрет на минареты в Швейцарии и запрет на паранджу и никаб в Бельгии; во Франции сейчас идет активная подготовка аналогичного закона.
4) Еще одним событием из этого ряда – это покажется несколько необычным, но ниже я постараюсь объяснить, почему именно из этого ряда, а не из какого другого – является недавнее столкновение в Кронштадте. Ключевые слова (в рамках нашего дискурса), произнесенные мусульманами-кавказцами: «Было сказано, что это их город, что их главный трахает зампрокурора, а кто из ментов будет недоволен, тот ответит по Корану и сдохнет».
«Ответить по Корану» – вот где, собственно, и находится корень всего вышеназванного.
При определении границ культурной или цивилизационной общности важнейшим фактором является религия. На протяжении столетий, а то и тысячелетий именно религиозные ценности формировали культуру – социальную, политическую, экономическую и т.д. – того или иного цивилизационного пространства, вырабатывали тот или иной цивилизационный стереотип. Будучи различными, эти стереотипы при соприкосновении друг с другом неминуемо вступали в конфликт. Для того чтобы понять причины ползучей исламской экспансии, необходимо хотя бы в самых общих чертах вспомнить о том, что представлял собой религиозный идеал Мохаммеда, и о том, как соотносится понятие религиозного – светского в христианских конфессиях и в различных течениях ислама.
Первым и основным посылом ислама было стремление возвратиться к чистому монотеизму Авраама-Ибрагима, который был якобы утрачен христианами. В силу этого, община последователей Мохаммеда с самого начала ориентировалась на образцы Ветхого Завета, причем самые ранние. Мусульмане должны были быть в идеале общиной верующих, такой же, какой был Авраам со своим родом. Единственным законом этой общины – так же, как и общины Авраама – должно было быть Божественное Откровение, которое получал Мохаммед. Со временем эта община (умма) стала занимать, причем преимущественно военным путем, новые территории. Умма приобретала государственные формы, а законами этого государства (после смерти пророка оформившегося в халифат) стали нормы социальных отношений, полученные, с точки зрения ислама, непосредственно от Бога через Мохаммеда. Гражданское, семейное, уголовное право (шариат) – все это не было законами, созданными людьми, исходя из Божественного Откровения. С точки зрения ислама, эти законы (шариат) и есть Божественное Откровение. Вследствие чего оно не может изменяться и/или дополняться, оно дано от Бога и потому совершенно. Для всякого всерьез верующего мусульманина это просто одна из аксиом его веры.
Другой аспект, который нужно учитывать, сводится к тому, что ислам ставит своей задачей «подчинение Аллаху» всех людей. Не обращение, не добровольную покорность, а именно подчинение. То есть, речь не идет о том, что в ислам нельзя обращать без использования насилия – это, понятно, приветствуется. Просто это не относится, так сказать, к существу вопроса. Главное – покорность Аллаху, то есть установление мусульманского правления. А добровольно оно или нет, это уже дело даже не второе. Соответственно, язычники должны либо стать мусульманами, либо быть уничтожены. «Люди Писания» – христиане и иудеи – не подлежат обязательному насильственному «обращению», но их права, сравнительно с мусульманами, подлежат существенному ограничению. И еще раз повторюсь: эти нормы не являются для мусульман некой исторической традицией или законами, которые установили некие, пусть и очень хорошие, люди. Вышеописанная система для них – это Божественное Откровение. Совершенное, неизменяемое, соответственно которому нужно устраивать жизнь везде и всюду.
Чтобы было понятно, что значить «существенное ограничение», стоит указать, что еще в совсем недавней истории в мусульманских странах христиане должны были платить особый налог (джизью), не имели права проповедовать свою веру, если им разрешалось строить храмы, то они не должны были своим видом напоминать церковь, запрещалось ездить верхом, носить оружие, предписывалась особая одежда и т.д. Очень ярко «свобода совести» демонстрировалась при уплате джизьи. Христианин, стоя, передавал ее сборщику податей, непременно сидевшему. После чего тот принимал деньги, предварительно ударив христианина по шее со словами: «заплати джизье, о враг единого Бога!»
Всякие иные отношения, с точки зрения исламистов, – это отклонение от идеала.
Для христиан, даже вне зависимости от конфессии, исторически был присущ принципиально иной взгляд на взаимоотношения в обществе и государстве. Прежде всего, Церковь – это не мусульманская умма. Евангельский идеал принципиально иной, ибо Христос сказал: «Царство Мое не от мира сего» (Ин 18:36). Соответственно, всегда существует разделение институтов собственно религиозных (Церковь) и государственных. Разделение, которого ислам никогда не знал. Одним из основных принципов для всякого христианина является возможность лично, самому и только самому принять или отвергнуть Христа и Спасение. Отсюда – принцип свободы совести (следует помнить, что все исторические европейские демократии, а равно и США, выросли из библейского фундаментализма).
Нетрудно заметить, что фундаментальные принципы, ценностные векторы у исторических христианских и исламских обществ были по целому ряду очень существенных показателей прямо противоположными. Что делало неизбежным глубинный цивилизационный конфликт.
О войнах, которые вели мусульмане - арабы и турки - против христианских европейских народов, едва ли есть смысл говорить. Здесь важно отметить то, что ни один европейский народ никогда не был обращен в ислам при каких-либо иных обстоятельствах, кроме военного подчинения. Исторически, мусульмане двигались по двум направлениям: с запада (Испания) и востока (Балканы). После того, как Испания была освобождена, мусульманам был поставлен ультиматум: либо принять христианство (римокатоличество), либо эмигрировать. Таким образом, Пиренейский полуостров был очищен от мусульманских общин. Освобождение балканских стран от османского ига происходило позднее, уже в либеральном XIX веке. И мусульманские общины, возникшие как результат войны и систематических репрессий и притеснений, остались в этой части Европы, приобретя статус автохтонных европейских мусульман.
Первоначально могло показаться, что местные мусульмане вскоре воспримут европейскую культуру (в том числе, и политическую культуру), и не будут принципиально отличаться от христианского населения Болгарии, Сербии и Греции. Действительно, процесс европеизации набирал обороты, и после революционного правления Кемаля Ататюрка в Турции, бывшей до того оплотом суннитского ислама, названный процесс казался необратимым. Но вот тут-то и сказалось вышеупомянутое цивилизационное противоречие.
В свое время Александр Зиновьев в «Глобальном человейнике» дал такую характеристику исламского общества: «Это завершенная цивилизация, абсолютно неспособная к развитию… Постепенно у них накапливается чужеродное западное присутствие. Созревает протест против него. Происходит антизападный взрыв. Инициативу захватывают фундаменталисты. И все начинается сначала». Отнюдь не будучи сторонником воззрений г-на Зиновьева, должен отметить, что здесь суть вопроса им раскрыта очень точно и лаконично. «Завершенность» исламской цивилизации заключается в вышеописанной религиозной абсолютизации исторической социальной системы первых исламских государств. Вследствие этого, европеизация, демократизация и т.д. (даже национализм) исламского общества означает также, по сути, его деисламизацию. И, как следствие, в итоге это вызывает мощнейший протест, базирующийся на религиозном чувстве.
То, что никакое формирование нации в европейском смысле слова, а равно и строительство правового государства несовместимо по сути своей с исламом, понимали и наиболее дальновидные политики-западники в мусульманских странах. Весьма показательно, что Ататюрк какое-то время пытался создать Турецкую Православную Церковь для христианизации Турции, которая была необходима, с его точки зрения, для окончательного приобщения турецкого народа к европейским ценностям.
В разных местах «оевропеивание» мусульман началось в разное время, но в первой половине XX столетия оно достигло апогея. И, как следствие, началась обратная – религиозная и при этом социально-политическая – исламская реакция.
Сейчас по всему миру набирает силу исламский консерватизм. Войны в пределах бывшей Югославии стали ярким примером деятельного развития панисламистской идеологии. Неслучайно ведь одним из творцов гражданской войны в Боснии и Герцеговине (БиГ) и мусульманским президентом БиГ был Алия Изетбегович, которому принадлежат следующие строки: «...Естественная функция исламского порядка – объединить всех мусульман и мусульманские общины по всему миру. При нынешних условиях это желание означает борьбу за создание великой исламской федерации от Марокко до Индонезии, от Тропической Африки до Средней Азии...» По окончании гражданской войны в Югославии, в мусульманских кантонах БиГ процесс реисламизации общества продолжился еще более активно.
И процесс этот характерен не только для бывшей Югославии. Идея халифата не так давно ожила и среди болгарских турок-мусульман (конкретно – в виде идеи неоосманского, пантюркистского халифата). В принципе, Турция всегда оказывала покровительство своей диаспоре, особенно находящейся на бывших территориях османской державы. Однако ранее это покровительство было обусловлено поддержкой по национально-этническому признаку. Сейчас же вновь оживают панисламские идеи. И конфликты, возникающие сейчас между мусульманскими организациями и властями Болгарии, во многом объясняются возрождением идеологии халифата.
Что же касается Ирана, то там мы видим традиционное исламское (шиитское) общество, находящееся в более поздней стадии описанного Зиновьевым цикла. Иран шел в авангарде исламской реакции, опережая балканских мусульман где-то на тридцать лет. Исламская революция не была направлена против монархии как таковой: она была направлена против европеизации и деисламизации, которые олицетворял собой шахский род Пехлеви. Затем, по зиновьевской схеме, начался процесс «интоксикации» западной культурой. Судя по прошлогодним событиям, процесс этот уже достиг достаточно серьезной отметки. Теоретически, в течение ближайших пяти – десяти лет к власти в Иране может прийти секулярный прозападный режим. Долго он также не продержится, и будет вновь сметен фундаменталистами, но на этот раз, уже радикальными фундаменталистами. Грубо говоря, если в 2011 году сравнительно либеральных исламистов в Тегеране завалят, то в 2021 году, с очень высокой долей вероятности, во главе Ирана будет стоять не Ахмадинеджад, а персонаж вроде талибского муллы Омара. Откровенно говоря, не думаю, что это является наилучшим вариантом.
Исламские общины в Европе – как исторические (балканские), так и появившиеся сравнительно недавно в западноевропейских странах, а равно и исламские общины в пределах бывшего СССР, сейчас вышли из периода «западничества» и вошли в фазу исламской фундаменталистской реакции. Собственно, полностью в европейскую (в том числе в русскую до 1917 г. или советскую) социально-политическую систему они не были интегрированы никогда. Однако нынешнее исламское наступление испепеляет всякую иллюзию о возможностях такой интеграции.
Вот тут-то мы и подходим к кронштадтским событиям и концепции «наш-старший-трахает-зампрокурора». Это не просто случайные слова зарвавшегося гопника, это – определенное мировоззрение. Вспомним Достоевского: «Все пленные (турки – Д.С.)… были удобно размещены в вагонах… паша занял купе первоклассного вагона… «если ты так кланяешься мне», рассуждает турецкий начальник, «после того, как я, может быть, брату твоему родному вчера еще нос отрезать позволил, то, значит, ты сам чувствуешь себя передо мною низшим, а меня высшим перед собой человеком. Но точно так и должно быть, по воле Аллаха, и нет тут ничего удивительного!». В исламе, в идеале, нет таких понятий (и сопряженных с ними институтов), как нация, гражданское общество, религиозные и светские структуры. Есть только умма и общины «людей Писания», которым сохраняются некоторые права, но которые, по воле Аллаха, подвергаются дискриминации сравнительно с мусульманами. Всякий религиозный человек, так или иначе, как только получает какую-то свободу (а уж тем более равноправие), начинает выстраивать общественные отношения в соответствии со своими религиозными принципами. Соответственно с ними стали действовать и мусульманские общины, генерируя, по сути, в условиях Евросоюза и России мохаммедовскую умму с ее шариатскими нормами. И действуют они соответственно своему шариатскому правосознанию, согласно которому люди первого сорта – это мусульмане, а все прочие люди суть сорта низшего порядка. Если мусульманин является полноправным гражданином в Кронштадте, то кто тогда является унтерменшем? Конечно, русский-немусульманин! Такая система действовала в Иерусалиме, когда его взял Омар, в Константинополе, когда его взял Мехмед. Мусульмане там были полноправными гражданами. Если мусульмане являются полноправными гражданами в Кронштадте, то… и здесь должно быть все точно также. А кто не согласен, тот «ответит по Корану».
Ислам является, пожалуй, единственной мировой религией, которая дает строго определенные и неизменяемые формы социально-политических отношений своим приверженцам. А равно и предписывает вогнать в эти формы весь мир. Поэтому, когда в Европе стали расти ряды мусульман, исламские общины просто стали эксплуатировать европейские политические институты и свободы с целью навязывания всему обществу собственных, шариатских, норм. И это навязывание было естественным, ибо оно является для всякого мусульманина его религиозным долгом.
В силу этого, все попытки «интегрировать» мусульман в систему европейских ценностей неизменно проваливались. И, в конце концов, стало очевидно, что дальнейшее попустительство мусульманам ведет к обрушению того, что осталось от традиционных европейских ценностей. Вследствие этого, были предприняты первые робкие шаги для остановки исламизации Европы. И – да! – шаги эти носят подчас силовой характер.
Но все прочие методы, объективно, будут в данной ситуации неэффективны. Настоящий религиозный мусульманин никогда не станет европейцем. И единственный вариант ответа на вызов исламизации – это более или менее жесткое ее подавление: информационное, культурное, силовое.
Подавление атакующей фундаменталистской исламской реакции, кстати, неизбежно приведет к тому, что исламские общины в Европе начнут очень быстро дрейфовать в сторону западничества. Самый «западнический» их период пришелся на первую половину XX века, и это неслучайно. После разгрома Османской державы и освобождения Балкан мусульмане чувствовали себя побежденными, чужаками в европейских странах. Отсюда – стремление улучшить свое положение через какую-то, хотя бы частичную, интеграцию в мир западных ценностей. Как только положение улучшилось, сразу усилились фундаменталисты.
Эти тенденции, являющиеся общими и для Европейского Союза, и для России, ставят вопрос ребром: или полная капитуляция, или полный разгром фундаменталистского исламизма. Что же касается технологии этого разгрома - то это уже тема для отдельной статьи.
Димитрий Саввин