АПН
ГЛАВНАЯ НОВОСТИ ПУБЛИКАЦИИ МНЕНИЯ АВТОРЫ ТЕМЫ
Пятница, 29 марта 2024 » Расширенный поиск
МНЕНИЯ » Версия для печати
2017-08-11 Дмитрий Аграновский:
Совокупности людей, захвативших власть, страна до фонаря

Если посмотреть текст статьи УК, по которой осуждены Мухин и его товарищи (статья 282, пункт 2), то действия, которые инкриминируются этим людям, наказываются либо штрафом от 300 до 500 тысяч, либо в размере заработной планы или иного дохода осуждённого за период от 2-х до 3-х лет, принудительными работами… И только в самом конце перечисления мер значится: лишением свободы на срок от 2 до 5 лет. Люди, которые занимались журналистской деятельностью, призывая к референдуму, в основном получили предельные реальные сроки. Как это понимать? - Рассуждает на сайте газеты "Завтра" адвокат Дмитрий Аграновский о приговоре участникам ИГПР "ЗОВ" Юрию Мухину и его соратникам. - Статья 282 базируется на понятии экстремизм. Понятие экстремизм в нашем законодательстве и особенно правоприменительной практике имеет расширительное толкование, нарушается принцип правовой определённости. То есть, говоря нормальным человеческим языком, а не юридическим, под эту статью можно подвести всё, что угодно. Это классический пример того, что был бы человек, а статья найдётся. Первоначально законодательство об экстремизме и у нас, и в других странах предназначалось совсем не для этого. Оно предназначалось в целом для позитивных вещей: пресечения разжигания межнациональной и религиозной розни, недопущения стравливания между собой народов и прочего. И то, если мы посмотрим практику абсолютного большинства, практически всех стран, кроме, может быть, каких-то ортодоксальных мусульманских – нигде не сажают за слова. Дают штрафы или исправительные работы, но нигде не сажают в тюрьму за слова. У нас, как вы видите, при том, что закон не определён, то есть трудно понять, что попадает под статью, а что не попадает, людям дали весьма и весьма жестокие сроки.

В чём их общественная опасность – я не понимаю. Я вообще изначально не понимал юридическую конструкцию этого дела. Что плохого в референдуме? Я так понимаю, что их осудили за то, что они продолжали членствовать, по мнению следователя, в запрещённой судом организации, в Армии воли народа. Понять из этого дела что-то сложно. На мой взгляд, в нормальном обществе таким делам не место. Потому что, во-первых, наказание явно не пропорционально преследуемой законом цели, а во-вторых, непонятно, в чём, собственно, эта цель состоит, так как законодательство сформулировано расплывчато. Я бы сказал, конечно, ещё более жёстко — но как адвокат воздержусь. Просто скажу, что приговор явно несправедлив и с юридической стороны, и с точки зрения наказания. Поэтому будем надеяться, что его отменят. А вообще такого рода приговоры, такого рода «правовая» деятельность нашу судебную систему, наше государство не красят, потому что потом к нам совершенно справедливо предъявляют претензии, что у нас нельзя сказать лишнего слова.

Приведу пример. В своё время мама одного из национал-большевиков (тоже, кстати, запрещённых), сказала: «Говорят, что в советское время сажали за лишнее слово, а сейчас ведь непонятно, какое слово лишнее». Я знаю газету Юрия Мухина, там порой допускались весьма жёсткие высказывания, но судят-то его совсем не за это. Для общества, для меня, как представителя общества, дело ЗОВ и вчерашний приговор были абсолютно не нужны. Я, как налогоплательщик, как гражданин не чувствую, что меня вчера государство защитило от этих преступников. Я не понимаю их общественной опасности. Скорее наоборот. Я теперь чувствую, что в нашем государстве, в нашем обществе стало чуть сложнее высказывать своё мнение, чуть сложнее реализовывать свои права и свободы. Очень бы не хотелось, чтобы подобного рода дела имели продолжение.

Что касается меня, как адвоката, то я активно оспариваю в Европейском суде эту саму статью 282 со значком 2. По ней у меня уже коммуницировано 6 жалоб, и жду по ним решения. Надеюсь оспорить и правоприменительную практику, и саму эту статью.

Говорят, что в СССР не было свободы слова, свирепствовала статья 58-10. Рассмотрим пиковые случаи. То, что кого-то посадили за анекдот — ложь, никто так и не смог обнаружить ни одного приговора, где бы сажали за анекдот. Но возьмём современные мусульманские страны. Там за богохульство могут посадить или даже приговорить к смертной казни, но люди знают, что нельзя говорить, люди знают, что нельзя делать. За это последует совершенно жестокое, нелепое, непонятное для нас наказание, но по крайней мере люди знают, где чёткие границы дозволенного. А у нас сейчас наказание за слова почище, чем в мусульманских странах, а внешне все признаки демократии. То есть ты вроде бы по Конституции можешь в разумных пределах говорить всё, что угодно, а наказываешься ты за это по всем закона шариата.

Ещё один момент возникает. Пусть, насколько я понимаю, за Юрия Игнатьевича Мухина и его двух товарищей не особенно заступались наши влиятельные правозащитники, но за журналиста Соколова вступались и Татьяна Москалькова, и Элла Панфилова, Президентский совет по правам человека, международные организации. Журналисты спрашивали на прямых линиях президента Владимира Путина по поводу судьбы Соколова, и он обещал разобраться. То есть в защиту Соколова работали самые в нашей стране профильные организации, которые должны привлекать внимание к таким противоправным действиям, подобным тому, которое состоялось вчера. И – ноль внимания. Почему?

Потому что сейчас государство хочет показать (на мой взгляд, это не то, что нечаянно получается, а оно именно хочет показать), что никакие просьбы, никакое мнение гражданского общества или правозащитников или даже официальных правозащитников не имеют никакого значения. То есть, если вы не вписываетесь в систему, вы будете осуждены несмотря ни на что, ни на какое общественное мнение. Такого рода действия направлены на умаление общественного мнения. То есть мнение общества не имеет никакого значения. Есть только право сильного.

Интересен случай с заступничеством Алексеевой перед Путиным за осуждённого Изместьева. Выбор её был удивительный. Не потому, что Изместьев виноват (тут как раз есть вопросы), а потому, что у неё столько дел, за которые можно было походатайствовать — а она выбрала именно это. Но, как я понимаю, Изместьев ни в коем случае на основы системы не покушался. Приведу пример — банда ГТА. Её конвоировали двое человек. Лёня Развозжаев, мой подзащитный, пишет: «Как же так, меня, например, конвоировали всегда не менее пяти человек с автоматами, ещё кинолог с собакой, это что же — я опаснее?» Он так шутит. Я говорю: «Лёня, конечно, ты опаснее. Это совершенно не шутка. Для устоев, для существующего порядка ты намного опаснее». Общественная опасность – это не опасность для граждан, а это опасность для некоего миропорядка, который любят называть режимом. Если ты опасен для класса богатых, то ты несёшь серьёзное наказание от этого класса. Не от народа, не от закона — а от этого класса.

А ведь на самом деле общественная опасность того же Развозжаева, Мухина, нацболов, которые сели за слова, и общественная опасность, скажем, чудовищных коррупционеров просто несопоставима. Воры догрызают государство и дискредитируют его, но государство этих воров щадит и даже поощряет символическими домашними арестами и условными штрафами. Более того, украденные миллиарды чаще всего остаются с ворами. Так было с Полонским, так, как это было с расхитителями из «Мастер-банка», которые недавно были выпущены на свободу. При этом у них не то, что имущество не было конфисковано, но даже наворованное не было отобрано.

Помните, «Мастер и Маргариту»? — это же Булгаков взял библейский сюжет. Кого отпустили первосвященники? Они отпустили разбойника, вора, а Иисуса Христа, который всего-навсего проповедовал, они казнили. Потому что понимали, что для устоев он опаснее, а разбойник – ничего, один убил другого, в масштабах страны это мелочь. Условно говоря, система пытается сохранить стабильность, а для стабильности системы честные люди опаснее.

Государство в каждый исторический момент разное. Есть страна, Родина, которую мы все любим, но в которой государство бывало разным. В 30-е или в 70-е годы было государство одно, сейчас государство другое. Государство – это совокупность лиц, осуществляющих управление. С точки зрения лиц, осуществляющих управление, воры и либеральные расисты, спокойно заявляющие о неполноценности русских, врагами не являются, а Лимонов и Мухин являются. Кто для бандитов враг? Милиционер или полицейский (я имею в виду настоящего бандита и честного милиционера). А с точки зрения милиционера враг — бандит. То есть когда мы говорим «нам бы хорошо», «им бы хорошо» — кому «им»? Кому «нам»? Нам, народу, хорошо одно. Людям, к которым государство попало в результате реформ 90-х годов, хорошо совершенно другое. Нам, например, хорошо, что Крым наш, мы хотим Донецк поддерживать, а у них главная задача – любой ценой снять санкции, потому что у них недвижимость в Майами. Лимонов, Мухин и газета «Завтра» считают, что узурпаторов из 90-х надо отодвинуть, это в государственных интересах — а эти люди не хотят отодвигаться, они не для того влезали во власть, и тоже говорят о государственных интересах. Им, этой совокупности людей, захвативших власть, страна до фонаря. Или у них такое понимание, которое совершенно несовместимо с нашим. Поэтому здесь возмущаться не стоит, это нормальная борьба. Просто тут надо понимать, что ни о какой справедливости или демократии и о чём-то таком и речи не идёт, ничего этого не существует. На мой взгляд, налицо некий феодализм с элементами рабовладения: аз есмь право и суд. И всё.

У нас сложилось абсолютно несправедливое и, на мой взгляд, абсолютно неправильное общество. Антигосударственная антисистема сама стала государственной системой. И, конечно, такие люди как Юрий Мухин или Эдуард Лимонов и многие-многие другие той или иной степени радикальности хотят изменить структуру общества. А те, у кого сейчас власть, деньги и собственность, не хотят их отдавать.

Немного оптимизма по поводу «дела Мухина». Во-первых, вышестоящие инстанции у нас нередко такие приговоры исправляют. Во-вторых, здесь отличная позиция для Европейского суда. Сейчас многие начнут возмущаться, что Европейский суд — защитник гейпарадов и всего такого. Я сразу напомню, что в 2005 году Европейский суд спас от смертной казни друга нашей страны Абдуллу Оджалана, лидера Курдской Рабочей Партии. Так что и здесь он тоже может вмешаться. Это просто орудие, которое надо использовать. Гей-парады используют его в свою пользу — но мы должны использовать его в свою пользу. Ведь это дело для Европейского суда – просто конфетка, с учётом того, что пострадали журналисты, с учётом того, что Мухин пожилой человек и с учётом явной неадекватности приговора. Я бы сам за такое дело взялся с удовольствием, как специалист по Европейскому суду. Так что у «мухинцев» тут есть все основания для оптимизма, и у нас с вами тоже.

Комментарий "АПН Северо-Запад": Всё правильно. Есть точка зрения, что всё дело было затеяно прежде всего с целью наказать за разоблачительные статьи и расследования журналиста Александра Соколова. Но использование "экстремистской" 282 статьи для сведения счетов и подмахивание этому судом - это ещё хуже, чем сама по себе отвратительная посадка за желание провести референдум.

ГЛАВНЫЕ ТЕМЫ » Все темы
282
ПОЛЕМИКА
2011-04-18 Мухаммад Амин Маджумдер:
Мозговой шторм. Подобные экстремистские организации не имеют право на существование в нашем российском обществе. Конечно, мы положительно к этому отнеслись. Мы давно проявляли эту инициативу. Надеюсь, что активисты ДПНИ не смогут создать подобную организацию под новым названием.