 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Понедельник, 25 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 100 лет национал-большевизму: Точки отсчета
Вслед за вековым юбилеем Октябрьской революции приходит черед 100-летия национал-большевизма. На карте XX века эта идеология занимает особое место. На фоне грандиозных схваток красных, коричневых и западных либеральных демократий, «продолжающейся и поныне войны мировой революции и мировой реакции» (по определению Михаила Трофименкова) она не очень заметна стороннему наблюдателю. В отличие от нацистов или коммунистов, создавших и приведших к власти в ряде стран свои партии или «группы людей, объединенные — измом», как выражался Мао Цзэдун, национал-большевики 1920 — 1930-х годов таких партий не имели. Это было по преимуществу интеллектуальное течение, оказавшее, однако, серьезное влияние на ход политического процесса. Поэтому интересующемуся нужно вооружаться специальной оптикой, углубляться в исторические подробности, чтобы разобраться, что оно собой представляет. Многие не желают этого делать принципиально. Скажем, значительная часть левых и марксистов вообще отрицает его самостоятельное существование, полагая, что национал-большевизм — не более чем «горячий снег» и такой синтез невозможен в принципе. Наиболее примитивные и догматичные из них вообще ставят знак равенства с национал-социализмом, не удосуживаясь собрать даже самую поверхностную информацию. С другой стороны, в западных антироссийских медиа термин периодически всплывает как обозначение опасности симпатии к «русскому медведю», который, по-прежнему, как и при царях и коммунистах, стремится подорвать основы мирового порядка. Скажем, обозреватель The American Interest Рихард Херцингер вспоминает о немецких национал-большевиках Артуре Мюллере ван ден Бруке и Эрнсте Никише, «которые перешли от крайне левых к крайне правым, а потом обратно, видели в Октябрьской революции «народный» подъем русских против западной цивилизации и, следовательно, что-то вроде образца для их собственной грядущей национальной Революции». Херцингер полагает, что подобные настроения присущи многим немцам и сейчас, и вообще, у них исторически имеется «непреодолимая тяга к России», что само по себе ужасно. Хотя сегодня в России изданы и труды упомянутого Эрнста Никиша, и нашего соотечественника Николая Устрялова, вышел ряд научных работ по теме, национал-большевизм остается слабо исследованной территорией. И первый вопрос, возникающий на подходах к ней: что выбрать за точку отсчета — во временном и географическом отношении? С тем же марксизмом все просто. Мировое коммунистическое движение началось с изданного в Лондоне 21 февраля 1848 года «Манифеста коммунистической партии». В нашем случае мы не имеем основополагающего программного документа, имеется целый корпус публицистических, философских и полемических текстов, очерчивающих основы идеологии. Поэтому и точек отсчета может быть несколько. Тем более что, если марксизм, очевидно, — немецкое изобретение, впервые реализованное на русской почве, то национал-большевизм имеет одновременно и немецкие, и российские корни. Точка первая. Гамбург, 1918 Унизительный для Германии конец Первой Мировой войны и Ноябрьская революция нанесли тяжелый удар по национальному самосознанию, в том числе и для многих немецких левых. Так, лидеры организованной в Гамбурге «Германской коммунистической рабочей партии» Генрих Лауфенберг и Фриц Вольфгейм призвали к союзу с националистами и совместной борьбе против Антанты в тесном альянсе с красной Россией. Историк Михаил Агурский указывает, что наиболее известный тогда немецкий коммунист Карл Радек осудил такие попытки, обвинив их в «национал-большевизме», таким образом была дана жизнь термину. Впрочем, в данном случае это был скорее ярлык, который в спорах навешивали друг на друга коммунисты — таких, вроде «устряловщины», будет много впоследствии. Сам же Радек, по иронии судьбы, уже в 1923 году предлагал подобный союз, произнеся пламенную речь памяти убитого французскими оккупационными властями молодого националиста Лео Шлагетера. Точка вторая. Берлин, 1919 Вообще, подобные идеи, как принято говорить, носились в воздухе Веймарской Германии. Там появляется течение Консервативной революции, нашедшее питательную почву среди вернувшихся с фронта в страдающие от жесточайшего экономического кризиса города солдат и офицеров, а также молодых интеллектуалов. Известный правый депутат Рейхстага Пауль Эрцбахер 2 апреля 1919 года публикует тезисы, призывавшие соединить большевизм и прусский дух, заключить союз с Советской Россией, вместе защищать страны Востока от агрессии Запада (в первую очередь — Англии и Франции). «Большевизм означает не смерть нашей культуры. А ее спасение», — утверждал он. В мае 1919 года в Берлине, в органе «Союза сельских жителей Германии» выходит статья «Национальный большевизм». Поэтому современный исследователь Александр Колпакиди полагает, что датой рождения национал-большевизма следует считать именно весну 1919 года. Точка третья. Харбин, 1920 В России по ходу приближения к концу Гражданской войны существовало немало предпосылок к признанию советской власти из патриотических соображений как силы, объективно действующей в интересах русской истории (тут и решительность нового руководства в переустройстве страны в противовес бессилию либерального Временного правительства; и выдвинутый лозунг защиты нового, красного Отечества от интервентов, услугами которых пользовались белые армии; и переход царских военных на сторону красных и так далее). Но сформулировал национал-большевизм как идейное течение мыслитель Николай Устрялов, занимавший должность начальника пресс-бюро в правительстве Александра Колчака, а после разгрома его войск перебравшийся в Харбин. Первые установки мы видим в его дневниках за 1919 год («будущее её (России) обеспечено вне зависимости от того, кто победит, Колчак или Ленин»), затем — в статье «Перелом» в харбинском журнале «Вестник Маньчжурии» в феврале 1920 года. И, наконец, «первая формула» термина присутствует в письме к общественному деятелю Петру Струве в октябре 1920 года: Руководствуясь обстановкою, после бегства из красного Иркутска я занял здесь весьма одиозную для правых позицию «национал-большевизма» (использование большевизма в национальных целях. Кажется, в современной Германии такая точка зрения тоже высказывается некоторыми). Мне представляется, что путь нашей революции мог бы привести к преодолению большевизма эволюционно и изнутри. Как отмечает опубликовавший документ историк Модест Колеров, именно вступление Струве в полемику с автором этих строк сделало национал-большевизм публичным фактором истории: от Устрялова, развившего из него идейную доктрину, до самих большевиков, решивших использовать выгодное им течение, и различных групп русской эмиграции. Итак, какую точку отсчета ни принять, можно утверждать, что в 1920 году термин «национал-большевизм» уже употребляется как в среде русской эмиграции, так и среди советского руководства, а также известен в Германии. При этом Никиш, ставший основным идеологом немецкого национал-большевизма, выступил с этих позиций несколько позже Устрялова. В 1919 году он был одним из лидеров недолго просуществовавшей Баварской советской республики, затем сидел в тюрьме, и его программные тексты выходят в середине 1920-х годов. К этому времени русский национал-большевизм от «харбинского мечтателя» уже достиг пика своего влияния и обсуждался в том числе на партийных съездах в СССР. «Вначале было слово». И Слово было произнесено. Андрей Дмитриев Материал - ИА Регнум |
 Мозговой шторм. Подобные экстремистские организации не имеют право на существование в нашем российском обществе. Конечно, мы положительно к этому отнеслись. Мы давно проявляли эту инициативу. Надеюсь, что активисты ДПНИ не смогут создать подобную организацию под новым названием. |
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
