Мне европейцев жалко немножко по другой причине. Мне их жалко, потому что они не русские. – Разъяснил писатель Евгений Гришковец. - Мне их жалко, потому что они не такие чувствительные, не такие впечатлительные, не так сильно любят родину, как как мы, – потому что нашу родину родину любить труднее, чем Голландию или Бельгию. И в связи с этим им неведомы многие радости нашего застолья, когда люди, вот как наши, поют собравшись за столом. Нет, бельгийцы с голландцами тоже любят выпить и попеть, но у нас это происходит по-другому! У нас уж если горе – то горе, если радость – то радость. Я видел как в Швейцарии по улицам ходят очень, очень, очень пожилые люди – им лет под сто, а может быть, кому-то за сто. И вот идёт такая старушка, и она такая одинокая, совсем-совсем одинокая, и её ведёт под руку какая-то филиппинка-няня. Но она же её не любит, у неё такой заработок. А дочери этой старушки тоже уже 70 лет, и она думает: ну когда ты уж преставишься, чтоб мне хоть немножечко воспользоваться твоим наследством. А внучка, которой уже 40-45, ждёт, «когда же вы обе уже того». И кажется, что эта бабушка столетняя просто забыла умереть, хотя это прекрасно, что они там так долго живут. Но вот я вспоминаю другую бабушку… В сибирской деревне знал я тётку одну, она раньше работала почтальонкой, умела играть на гармошке и пела. Жизнь у неё такая была, что у неё два зуба осталось, а поет она свои частушки так, что её на все застолья и свадьбы и по своей, и по соседним деревням звали. Муж у неё уж помер, дети разъехались, она одна давно… стакан водки выпила – и поёт и пляшет. И все её обожали. А потом она после чьего-то дня рождения или свадьбы зимой шла домой и, не дойдя до дома немножко, присела в сугроб, да и замёрзла насмерть. И вся деревня её страшно оплакивала, и все горевали, потому что её страшно любили. И вот чья жизнь лучше, я, честно говоря, не знаю. И вот в этом смысле мне тех швейцарских бабушек, аккуратно одетых, с бриллиантами на пальцах, с прислугой… мне их жалко как-то. Вот было у них всё, но чего-то они не дочувствовали. Ни разу не спели, не сплясали так.