Борис Вишневский («Кредиторы последней очереди») считает, что положение пострадавших в конце 1991 года вкладчиков принципиально отличается от беды других наших сограждан. Других – это тех, кого локомотив истории переехал в 1998 (дефолт и последующее четырехкратное обесценение национальной валюты), 1992 (облигации Сберегательного займа, которые продавались народу по 1000 рублей, а гасились через десять лет по 1 рублю «новыми»), 1947 (денежная реформа с дискриминационным обменом крупных вкладов), конце двадцатых (коллективизация и ликвидация НЭПа), 1917-18 (революция и национализация земли, промышленности и банков со всеми активами) – во всех этих случаях государство безжалостно грабило или все общество или более-менее зажиточную его часть. Причем грабило не менее жестко, чем с 1992 года при либерализации цен.

Однако только тех, кто держал в 1991 году деньги в Сбербанке СССР? Борис Вишневский считает достойным компенсации, причем в полном объеме. А всем прочим не положено ничего. Кстати, с конца восьмидесятых в СССР уже был открыт ряд коммерческих банков, процент по вкладам по ним был чуть выше, чем в государственном, но сумасшедшей инфляции они все равно не покрывали, зато теперь компенсация их клиентам теперь не светит.

Почему же? Формально Борис Вишневский отвечает так: потому что были приняты соответствующие законы, постановления, указы президента. Все эти документы защищают именно вкладчиков Сбербанка.

Обратим особое внимание на даты подписания этих актов. Особенно на то, КОГДА их принимали.

Октябрь 1991 года закон «Об индексации денежных доходов и сбережений граждан в РСФСР».

Март 1993 года. Съезд народных депутатов России принимает постановление «О компенсации и восстановлении сбережений граждан Российской Федерации», а Борис Ельцин издает указ № 409 «О защите сбережений граждан Российской Федерации».

В обоих документах правительству поручается «подготовить предложения о механизмах и формах компенсации потерь граждан от обесценивания принадлежащих им вкладов».

Май 1993 года. Конституционный суд принимает постановление о конституционности закона «Об индексации денежных доходов и сбережений граждан», и констатирует «бездействие высших органов государственной власти» в его применении, что «влечет за собой нарушение конституционных прав граждан РФ».

Май 1995 года. Думой принимается закон «О восстановлении и защите сбережений граждан РФ».

Апрель 1996 года Борис Ельцин подписывает указ 494 «О мерах по восстановлению сбережений граждан Российской Федерации».

Каждый, кто помнит, что происходило в стране в период, когда принимались вышеперечисленные акты, тот легко сообразит в чем их контекст. Сказать народу – «ваши деньги пропали, страна – банкрот, начинаем жить с чистого листа», ни депутаты, ни президент, ни высокие судьи Конституционного суда не могли. Простые люди могли или взбунтоваться или проголосовать не за тех (выборы в первой половине девяностых были намного свободней чем сегодня). А устраивать откровенную диктатуру в духе Чили при Пиночете наша буржуазия не решилась.

Человек так устроен, что склонен утешать себя, всегда, до последней возможности. Как там пели Иващенко и Васильев: «Погиб ли тот фрегат, седой волной разбитый, /Иль, может быть, пират пустил его ко дну, /Но капитана ждет красотка Маргарита, - А вдруг не утонул, а вдруг не утонул.../..... И вот, когда беда покажет глаз совиный, /И безнадежный мрак затянет все вокруг, /Когда приспустят флаг в порту до половины,/ Останется одно, последнее, "А вдруг "...»

Поведение простого человека на финансовом рынке очень похоже на мечту той красотки-Маргариты. «А вдруг» деньги вернутся? Надежда – самый удобный товар с точки зрения спекулянта.

А циничные политики пользуются этим. Сперва, осенью 1991 года, был страх – а переживем ли мы зиму, ведь все хозяйственные связи были разрушены. Удар по простым людям от «шоковой терапии» был такой, что Виктор Анпилов без труда и до появления доступного массового интернета и мобильной связи собирал стотысячные митинги. А вдруг бы россияне, которые только что аплодировали Ельцину на бронетранспортере, столкнувшись с первыми результатами его деятельности, не связанной путами «союзного центра», захотели бы выпустить из тюрьмы ГКЧП?

В 1993 году Ельцин боролся с народными депутатами России, причем Конституционный суд был, что греха таить, не только беспристрастным арбитром, но зачастую и полноправным участником конфронтации. Все стороны искали популярности.

Уже после расстрела Верховного Совета, борьба за души продолжалась. Лозунг возвращения вкладов был одним из основных у Коммунистической партии Российской Федерации. Именно с ним она выиграла парламентские выборы 1995 года и имела реальные шансы на успех в президентской гонке 1996 года. Именно поэтому в апреле 1996 года Ельцин и подписал указ о немедленной выплате «частичных» компенсаций. Фактически он цинично покупал электорат Зюганова, причем за счет государства. К сожалению и или к счастью (судить не публицистам, а историкам и то не сейчас, а через десятилетия), но этот безнравственный прием удался.

Все названные Вишневским документы объединяет одно – они принимались вне всякой связи с реальной ситуацией в экономике страны. И их никто не собирался выполнять – выиграть бы выборы, а там хоть потоп. Мне представляется, что Ельцин тут мало отличался от своих противников, те были не лучше, не чище нравственно. Все они одной рукой принимали «хорошие», «добрые» законы о компенсациях, индексациях зарплат, а другой – санкционировали строительство государственной пирамиды краткосрочных облигаций, массовые невыплаты зарплат, тех самых что надо было потом «индексировать». Если эти люди при власти и после событий 1991-92 годов не могли обеспечивать нормальное функционирование государства и довели державу до дефолта 1998 года, как можно верить что тогдашние вожди могли выполнить гораздо более сложную задачу – расчета по старым долгам.

Просто Борис Николаевич Ельцин был своеобразно талантлив. Первый президент был человеком с минимумом нравственных ограничений, презрением к законам, способностью вдохновенно врать и уникальным чутьем к власти, врожденной харизматичностью. Обещания что-то отдать вкладчикам Сбербанка СССР – яркий и заметный фрагмент на его политическом портрете.

Даже пресловутый указ о частичной компенсации, по которому действительно что-то дали и дают до сих пор, издевательски «девальвировали» - через два года после его подписания, в августе 1998 года, деньги опять обесценились. А 1000 рублей, когда доллар стоит 5 рублей (в нынешнем масштабе цен) и та же тысяча при 24 рублевом долларе – совсем разные деньги. Так что реальную помощь по этому указу успели получить только самые глубокие старики и полные инвалиды им хоть выдали деньги до дефолта – напомню, что компенсации выплачиваются по очередям, чем более социально-незащищенным представляется вкладчик, тем быстрей для него наступит год, когда ему выдадут какие-то деньги.

Почему же политические популисты были особо внимательны именно к жертвам 1991 года? Борис Вишневский молчит, а, мне кажется, ответ очевиден. Настоящий, а не основанный на законах, которые забывались еще до того, как на них просохли чернила. Потому что жертвы реформ в начале девяностых годов представляли огромный отряд избирателей. Прежде всего, это относится к пенсионерам. Если тогдашние граждане среднего возраста, потеряв сбережения, хоть получили взамен возможность подняться в период первоначального накопления, то старики потеряли абсолютно все.

А если был бы принят закон «вернуть заводы-фабрики-поместья-доходные дома потомкам их хозяев по состоянию на 1917 год», то это бы вызвало социальный взрыв. Представьте – приехала бы из Парижа старушка - божий одуванчик в Петербург. И показала бы свидетельство, что где-нибудь на Пушкинской ее батюшке принадлежит дом. Потом другое – что она его единственная законная наследница. И она как легитимная хозяйка желает свое имущество использовать, например, открыть гостиницу-люкс. А в доме – пятьдесят коммунальных квартир. Куда девать их обитателей? Бабушка говорит – вы, ваша власть, им мое жилье незаконно предоставили – вы и думайте, хоть на улицу выселяйте. Приватизировано? Ерунда – ведь государство передало в частные руки (это и есть приватизация), то что ему не принадлежало, значит, все бумаги о приватизации недействительны. У бабушки, если она подтвердила свое гражданство – один голос, у жильцов дома – где-то четыреста, а если за счет города давать выселенцам с Пушкинской квартиры в новостройках, то к голосам жертв реституции прибавятся еще и голоса очередников, которых придется отодвинуть в общей очереди на квартиру.

К тому же в народе живо обостренное чувство справедливости. Несправедливость по отношению к неэпманам, «буржуям», помещикам, даже близким предкам из 1947 года – заиграна, как говорят в дворовом футболе. А здесь – несправедливость живая, сегодняшняя. Вот и возникает иллюзия, что вкладчики Сбербанка – «особенные».

Одного человека обокрал разбойник, при этом злодей обзывал жертву последними словами. Другого гражданина обнес вор, но оставил записку, что берет ценные вещи и деньги в долг, а при первой возможности вернет все с процентами. Первый случай – 1917 год, второй 1991 год. Но неужели преступление произошло только в одном случае?

«Поневоле начнешь завидовать Украине, где обещают, что население получит компенсации за сгоревшие вклады в течение двух лет» - пишет Борис Вишневский.

В том то и дело что обещать - не значит жениться.