 |
 |
|
|
Координатор петербургской "Обороны" Мария Говорова и активистка движения Дарья Костромина в своих блогах рассказали о том, как провели новогоднюю ночь в милиции после задержания на акции Стратегия-31 у Гостиного Двора.
Ехали так долго, что уже начали шутить на тему того, не везут ли нас куда-нибудь за город. Тогда нас это ещё беспокоило, потому что из опыта предыдущих задержаний следовало, что, уж коли забрали нас в 15 минут седьмого, то есть шанс выбраться из отделения до полуночи. И в этом случае обнаружить себя где-нибудь в Гатчине... ну сами понимаете.
Однако это оказался всего лишь район озера Долгого. Большое и вполне чистое о/м. Помещение для административно-задержанных, правда, тесноватое - из восьмерых двум приходилось стоять.
Девушек всего двое - я и Наташа, пресс-секретарь "Обороны". Вели-то к автобусу троих, но Даше удалось вывернуться. Впрочем, далеко она не убежала - за её ярким пуховиком устремились "космонавты", и погрузили её в следующий автозак. Напротив меня дедок лет 65-ти, наверное. "Я, говорит, вышел из дома - думаю, куплю бенгальских огней внучатам, ну и заодно гляну, как там что на Площади, потому что нынешний режим ненавижу. А тут меня рраз - и скрутили". Чуть позже, когда его начнут закрывать в камеру на ночь, он скажет: "Ну ладно! До сих пор я туда приходил так - ну глянуть, как другие люди кричат, посочувствовать. А теперь я знаю, почему пойду! Теперь у меня на них личный зуб!"
Пока нас там мариновали, составляя протоколы, более опытные успели проинструктировать новичков, что подписывать, чего нет и т.д. Мы всё ещё рассчитывали успеть на метро. Впрочем, припасённую мною бутылку с колой и водкой открыли, чтобы не тоскливо было ждать.
В какой-то могмент менты озадачились дактилоскопированием. Тому самому деду пальчики откатали - он, хотя и заявлял, что это незаконно, но особенно противиться не стал. Следующий, кому было предложено, отказался. Милиционер задумчиво посмотрел на нас: Может, ещё кто-то хочет дактилоскопирование пройти?" "Никто", - хором ответили мы. "Это же просто для базы - и вам, и нам полезно..." - не очень внятно пояснил милиционер. Постоял ещё немного и ушёл.
Деда, пошедшего на Гостинку за бенгальскими огнями, упаковали в камеру первым. Он успел сообщить жене (которая явно ругалась на него в стиле старухи из "Золотой рыбки" - "дурачина ты, простофиля, и куда тебя понесло, хрена старого?!"), что мол, не волнуйся, празднуйте спокойно - я тут до утра. Остальные тоже сидели отзванивались родным и друзьям - в нашем отделении не было ни одного человека, активно участвовавшего и, следовательно, предполагавшего быть задержанным: до сих пор всё-таки само присутствие на Площади никогда не расценивалось как правонарушение. Я тихонько писала смс-ки и переживала только об одном: связь в отделении почему-то была плохой, а мне обязательно нужно было поздравить родителей и близких родственниов так, чтобы у них сложилось впечатление, что я благополучно довезла свой оливье до друзей и собираюсь праздновать НГ как все нормальные люди. В конце концов, боги мобильной связи сжалились надо мной и дали мне возможность отзвониться, поздравиться и не запалиться. К тому времени мальчиков всех загрузили в камеру. Мы с Наташей продолжали чего-то ждать.
Зашёл весёлый дежурный: "Ну что, девчонки, как настроение?" "Ой, а можно нас побыстрее?" - Наташа уже несколько раз оповестила тех, кто был на свободе что девочек отпускают. "Нет девчонкки побыстрее не получится. Но здесь значительно лучше, чем в камере - вы мне поверьте". В этот момент я окончательно поняла, что грядущая новогодняя ночь будет особенной :) Как выяснилось позже, милиционер, который должен был найти понятых женского пола (трезвых и с паспортом - в 23.00, 31 декабря, ага), покрутил у виска и со спокойной совестью поехал домой. А нарушать эту процедуру дежурные не рискнули - они и изъятия перед камерой у мальчиков производили чин чином - с переписыванием в протокол всего - вплоть до копеек, с понятыми (для мальчиков нашли двух сотрудников близлежащего ЧОПа). Судя по тому, что ночью с вновь прибывшими (уже совсем по другим поводам) они особенно не церемонились, это было внимание именно к "политическим" - похоже, милиция уже усвоила, что "политические" законы знают.
К полуночи все доблестные охранники правопорядка слились куда-то вглубь отделения и мы, немного посидев и побеседовав за жизнь, решили таки обнаглеть. Ну что в конце концов нам уже теперь могли сделать? :) Шампанское, имевшееся в большой наташкиной сумке, сказало "хлоп!" так громко, что его услышали наши мальчики в камере. Одноразовые стаканчики я предусмотрительно прихватила с собой. Когда дежурные всё же вышли нас проведать (стаканчики мы убирали в сумку перед их приближении, разливали не на виду, но вряд ли это была хорошая конспирация - просто ребята и не собирались нас строить), мы уже пришли во вполне благодушное настроение. "О, - заржал один из дежурных, обращаясь к другому, - у них тут и салатик, и пирожок - подготовлены. И они ещё будут рассказывать, что они тут случайно! Ишь как подготовились". Была у меня мысль после этих слов сходить в туалет и переодеться в длинное открытое платье и красные туфли на шпильках (как-никак, я собиралась праздновать в нормальной обстановке, и всё у меня с собой было), но подумала, что замёрзну, пожалуй. А утром опять переодеваться.... Забила, короче.
Спустя какое-то время правоохранители милостиво согласились передать мальчишкам пирожок. В итоге банановый тортик ушёл в камеру. А спустя ещё минут сорок начали подвозить передачи. В общей сложности это было три здоровенных мешка. Один привезли нацболы (в камере находился один из них). Их даже провели к камере и позволили взглянуть и убедиться, что все живы-здоровы. Потом приехала тройца, принадлежность которой так и не сумели определить, так как их уже не пустили, только передали принесённое. И, наконец, никому не известный импозантный брюнет передал ещё один мешочек (а для нас по личной просьбе купил бутылку колы, так как шампанское у нас уже закончилось, а вот водки была целая бутылка). В общей сложности содержимым того, что передали, можно было, наверное, кормить всех сутки, и ещё милиционеров угощать. Последние, впрочем, на угощение не претендовали.
Часов до двух в отделении было сонно и мирно. А потом началось. Первыми привезли двух пряников. Один - лет тридцати пяти - выглядел вполне вменяемым. Очень членораздельно он объяснял составлявшему протокол милиционеру, что он приехал к себе домой - в комнату, за которую он платит ипотеку. А там его жена со своим любовником. И любовник как начал его метелить - на ухе ссадина, на лбу шишка. Постепенно под аккомпанемент своего жалобного рассказа товарищ всё возбуждался "Ну что вы всё пишете? А вот то, что меня били, вы не пишете! Мне в травму нужно! И вообще я в прокуратуру жаловаться буду! И скажу, что это вы меня били". "Так, - обратился второй милиционер к пишущему, - ты там напиши, что у него чего-то там разбито" (невооружённым глазом, надо сказать, ничего заметить не удавалось). После этого менты на товарища обиделись, на контакт не шли, на все вопросы (вроде "Ну а вот вы, как мужики, как бы поступили на моём месте?") отвечали "В прокуратуре спроси". Угрюмо заполнили протокол и выпустили на волю. Когда спустя часа два я, проснувшись, снова увидела того же товарища и услышала точно такой же текст про комнату, ипотеку и любовника, решила, что это дежа вю на почве перенасыщения впечатлениями. Но нет, оказывается, упорный мужчина просто снова попытался вломиться в ту же комнату и снова был сдан женой в милицию по заявлению. На сей раз камера (слава Богу, не та, где сидели наши мальчики) гостеприимно распахнула для него свои двери.
В этой камере уже спал дядька лет 60-ти, которого привезли вместе с ним в первый раз. Взяли его на той же лестничной площадке, где буцкались муж с любовником. Судя по тому, что сказали привезшие его, дядя стоял рядом и непрерывно матерился, не слушая никаких увещеваний. В отделении дяденька уже не ругался, так как лыка не вязал вообще, бродил по всем отделению и что-то невнятно мычал в ответ на увещевания добродушного молодого мента Никиты: "Дядя, ну куда ты опять побрёл? Иди присядь вон там на лавочку. Дядя, ну не суй туда нос! Дядя, ну ведь ты если не присядешь, пока протокол напишем, пойдёшь в камеру до вытрезвления! Дядя..." Терпение у Никиты лопнуло очень не скоро. Наконец, он всё же не выдержал. "Всё, дядя. Снимай шнурки и ремень, пойдём отдыхать". Возражений, как ни странно, не последовало. Но из процесса расшнуровывания можно было делать скетч - лучшие авторы нервно бы курили в сторонке, а публика бы рыдала. "Дядя, расшнуровывай ботинки. Дядя, ну зачем ты ботинок снял - холодно же. Дядя, не надо класть шнурок в ботинок - вот сюда в ячейку клади. Дядя, не надо класть в ячейку ботинок - в камере замёрзнешь. Дядя..." После того, как его всё-таки утолкли в камеру, к дяде, похоже, вернулось недоброе настроение. Его текста мы не услышали, но последние слова Никтиты, к нему обращённые, были исполнены трагизма: "Дядя, встань с пола - простудишься. Дядя!! Ну что ты матом ругаешься? Я тебе, б...ть, в сыновья гожусь, а ты матом ругаешься!"
Затем привезли двух представителей южных республик. До этого мы слышали, как молодой человек сообщал дежурному, что "там парня порезали... ну, нерусские. Он порезал, милиция приехала и его отпустила - он опять в кафе сидит. А мне сказали, что я не свидетель, потому что выпивши. Ну ладно, я выпивши - у меня вон жена - за рулём и беременная - она всё подтвердит!" "Молодец, что пришёл" - у парня взяли координаты и, видимо, выехали на место происшествия. Гостей привезли через довольно длительное время. Они обещали капитану, составлявшему протокол, угостить его на славу, аллахом клялись, что не было у них никого, кто бы порезал того парня, а вот им зато газ впустили в кафе... "А он шшшевинист! Чимошник!" - время от времени повторял старший - хозяин кафе - видимо, про свидетеля или, возможно, про потерпевшего. Затем вроде приехали ещё их земляки, что-то объясняли, обещали... Привезённых вывели в другое помещение. Судя по их возмущённым голосам, прямо сейчас откупиться не удавалось.
Дальше я задремала. В следующий раз проснулась от истошного воя. 18-летняя барышня, сровнявшая, по словам одного из ментов, нос с лицом другой барышне, а также и сама изрядно получившая в нос, ревела белугой, повествуя, какие у них тут "на раёне девушки-хабалки" (а сама она "с Невского раёна, и там не принято портить друг другу лицо"). Барышня требовала маму, врача и справедливости. В конце концов, оформив барышню "по мелочи" и выписав ей тут же штраф, милиционеры вызвали "скорую", и те увезли бедолагу лечить нос. Надо сказать, что те полчаса, когда эта барышня выла у меня над ухом, оказались самыми неприятными за всё время.
Утро подступало незаметно - окон в помещении, где мы сидели, не было, поэтому на часах уже было около восьми или девяти, а в голове по-прежнему стояла ночь. Привезли двух ребят - уроженцев Беларуси, распивавших пиво на детской площадке. Выписали штраф, отпустили. Перед уходом один из них угостил смешной жевательной резинкой чёрного цвета.
Затем привели ещё одного представителя солнечного юга. В наручнике. Второй пристегнули к стулу, на который его посадили. "Ну что, кого ты там пневматическим пистолетом пугал, деньги требовал?" "Пьяный быль ваще... ничего не помню... Может, и пугаль, а может, и нет. Но деньги нет - деньги мне не нада". Менты вышли. "Боитесь меня? - обратился к нам с Наташкой. - Я не трогаю. Первый раз со мной такое - клянусь! Что мне теперь? Ведь если пьяный, то не так строго? Штраф дадут?" Этой части УК мы не знали, поэтому отмалчивались.
Кажется, были ещё какие-то лица, но дальше уже усталость брала своё - внимание рассеивалось. А тут ещё время шло всё быстрее - вот уже и 11, и 12 (а обещали в суд везти в 10). Вот уже человек из одного отделения прислал смс-ку, что им перенесли суд по месту жительства. А нас даже и не чешутся. И дело снова начинает пахнуть керосином: к 18 часам я обещала быть у сестры на семейном ужине, а тут непонятно, выйдем ли мы хотя бы из отделения... И я уже разрываюсь: с одной стороны, меня подмывает устроить маленький спектакль на тему "болею-умираю", потребовать врача, больнички и таким образом выйти на свободу. С другой, оставлять своих здесь (а Наташку и вовсе одну, пока мальчики в камере)- ну очень стрёмно. Значит, нужно звонить и что-то сочинять для мамы... В общем, когда около половины второго нас всё-таки усадили в автозак (на сей раз это была классика: газель, а внутри этакая железная коробчонка с узкими лавочками), радости моей не было предела. Потом, правда, мы ещё простояли около двух часов возле суда, так как оказались самыми последними. Судья всем переносил слушания по месту жительства и времени лишнего потеряно не было.
А на выходе - о счастье! - нас ждал volokhonsky, который домчал меня до дома. Я успела почистить перья и, рванув, лишь чуть-чуть опоздать на тот самый ужин.
Из последних впечатлений, оставшихся от того "сидения на Долгом". В отделении оказался мент, которого Наташа знала "на гражданке". Такая вот нежданная встреча. Вышли они поболтать, пожалел он, что помочь ей никак не может, а потом выдал: "Но если вы нас победите, я буду рад". Сидим в автозаке перед судом и разбираем оставшуюся еду. "Интересно, - говорю, - вот когда папа привозил хлеб из леса, говорил "от зайчика" или "от лисички". А это от кого будет?" "Вот и я об этом думаю, - улыбается сидящий рядом нацбол. - Нужно же будет дочкам как-то объяснить, почему я не с ними Новый год встречал..."
Ну, про 31е, - пишет Костромина. - На Гостинке собралось мало-мало человек, чуть больше ста, едва ли двести в самом начале. Большинство говорило: "Я винтиться не хочу". Мы смеялись, что, значит, завинтят всех, чтобы никому не обидно было. Примерно так и получилось.
Скандировали всего раза три. Выступал только Милюк (кажется) в костюме Деда Мороза (у него даже получился мегафонный диалог с ментом) и Наташа, жена Андрея Дмитриева. Один раз мы ее отбили, она, конечно же, вернулась: "Ребят задержали, а я что же?" Утром в коридоре суда она скажет, что не поехала в Скорую с высоким давлением по той же причине: решила своих не бросать.
Дальше все замолкло. Больше никто не скандировал, но менты еще плана-то не выполнили. Лично я за весь вечер не прокричала ни одного лозунга вообще, что крайне обидно. Забирали, например, по таким причинам. Подходит космонавт к человеку и говорит: "Уходи!" Тот резонно отвечает: "Где хочу, там и хожу", после чего его хватают втроем и уносят в автозак. Если этот человек прочтет мой пост, пусть знает, я готова выступить у него свидетелем на суде.
В оцеплении мы оказались с Машей Говоровой и Наташей Грязневич, а потом нас втроем повлекли к автозаку. Космонавт окрикнул: "Не разбегаемся!", чем подал мне идею, я-таки убежала. Дальше я хотела проводить Влада, чтобы он часом не попался в лапы, пока не пробьет полночь и призыв не превратится в законченный призыв. Мы уходили с Владом, Полиной и Гришей по галерее Гостиного двора и уже никоим образом не имели отношения к акции, как - в этом месте я судорожно вдыхаю от гордости за себя - космонавты пришли лично за моей курткой! Кстати, впервые в жизни меня несли по воздуху. Потом, правда, все равно поставили на ноги, пришлось ими перебирать в беге, чтобы не падать на грязный пол. Перебирать ногами неприятно.
В нашем автозаке оказалось целых три москвича, приехавших встретить Новый год, один именитый нацбол, отсидевший три года в одиночке за акцию с Минздравом, вольный жуналист, который все это время вел прямой эфир, папа с пятнадцатилетним сыном, которые оказались на акции почти случайно. По крайней мере, пришли впервые посмотреть. Мальчик был сильно растерян и напуган. Последней загрузили женщину, которая била поварешкой в кастрюльку, чем тоже, должно быть, нарушила все мыслимые законы.
В отделении мне начали что-то втирать про регистрацию. Послала. У ментов вообще такой рефлекс: они начинают на тебя быковать, ты не показываешь ни единого дрогнувшего мускула и спокойно рассказываешь, как должно быть по закону, тогда они продолжают быковать, чтобы, не дай Бог, не показать, что они постыдно спасовали перед каким-то законом, прям не мужики вообще, но через минуту затыкаются. Типа забыли.
Потом хабалистого вида женщина, называя себя криминальным экспертом и не давая смотреть в документ свой более одной секунды, пыталась фотографировать. Мы ее, конечно, посылали. Она реально удивлялась. Она тут фотографирует всех без разбору, а мы опять же про какие-то законы начали. И все-таки эта тварь щелкала вспышкой со спины.
Лично для меня пришел эксперт правового отдела, который в качестве доказательства, что они меня могут фотографировать, привел пункт КоАПа, где написано, что фото может служить доказательством правонарушения. Ясен пень, речь в законе шла о фото с места события. Ну, с дактилоскопией они были менее навязчивы: понудели и все.
В общем, пальцы откатали и портфолио получили только с запуганных отца и сына, потому что остальные 8 задержанных ментов послали. Этих ребят держали часов 5 вместо 3 (у отца была одна статья, а сын несовершеннолетний), и они не могли ничего возразить, боясь, что их не отпустят домой, где их ждали два пожилых инвалида.
Затем милашка-мент брал у меня объяснения, коих я тоже могла не давать в соответствии с 51 статьей Конституции, но мне было не жалко. Он под конец принес мне грязный обрывок бумаги со словами: "Обязательство. 1 января, 10:00. Суд на Казанской,14". Возможно, у меня был шанс выйти сразу после этой бумаги, к слову, не имеющей юридической силы, но я ее писать не стала. Мы уже договорились, что по одному не выходим и уж тем более в ментовке никого не оставляем последним.
Приехал замначальника УВД по Московскому району. Этот лощеный пидорас долго пытался вместо ответов на вопросы разводить строгую демагогию, приказал нас оставлять на ночь и повез отца и сына на повторную дактилоскопию.
После его отъезда менты извинились перед нами, что не могут отпустить, посочувствовали. Прекрасный дежурный каждый час вечело ходил к нам в комнату и кричал: "Эй, революция! Тут к вам Дед Мороз пришел!" (Огромное спасибо, всем Дедам Морозам, организовавшим нам практически настоящий новогодний стол!!!!!!!!), или "Революционеры! У кого еще копий протоколов нет? Не, ну вы только не обижайтесь, я вас обидеть не хочу, я не со зла", или "Устали? Ой, как я-то спать хочу..."
Утром нас довезли до суда в одной малюсенькой кабине на три места всемером, а менты подождали при закрытых дверях минуты три, пока все не разбегутся. Правла, трое из 8, включая меня, так и не убежали. Мне просто лень уже было шевелиться после 12-часового заточения. Отец, вчера давший обязательство явиться, явился сам.
Судья перенес все разбирательства с шутками и прибаутками, я даже написала в одном из ходатайств, что не имела возможности спать в отделении, поэтому не могу адекватно реагировать и нуждаюсь в переносе заседания.