 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Среда, 27 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 Оранжевая революция товарища Сталина
Поскольку мем «оранжевая революция» всё ещё остаётся популярным в политологии и пропаганде и даже в массовом сознании, то попробуем немного разобраться с данным явлением. И сделаем это на примере ближайшей к городу на Неве «революции» такого рода, которая случилась уже далёким летом 1940 года, но практически рядом – в Талине (или Таллине? а может и Таллинне?) Пример давний, но почти классической – то, что историки Эстонской ССР именовали «солнечной революцией», а политики и историки самостийной Эстонии именуют «оккупацией» - было именно эталонной «оранжевой революцией». Просто современные кремлёвские пропагандисты забывают, что такой метод смены власти придумали не в Госдепе США, а в Кремле. Только тогда в Кремле сидели люди, которые не торговали родиной, нефтью и газом… Ведь что такое «оранжевая революция», если попробовать дать краткое определение? «Оранжевая революция» - это когда местная внутренняя оппозиция, опираясь на реальное недовольство части народа внутренними проблемами, при серьёзной и активной политической и организационной поддержке извне, под демократическими лозунгами, посредством демократических процедур и массовых выступлений, но без открытого насилия свергает прежнюю власть; при этом свергаемая власть не может обратиться к силовым методам подавления внутренней оппозиции именно из-за внешнего давления более сильного соседа по планете. Вот и рассмотрим теперь эстонский пример «солнечной революции» или «оккупации» (уж кому как нравится) в свете данного выше определения. Для начала изложим ход тех давних событий. Как известно, в 20-е годы большевики, мягко говоря, очень жаждали революций в сопредельных странах. Эстония, кстати, была самой маленькой из таких сопредельных, или как тогда говорили «лимитрофных» стран. Но даже в такой маленькой Эстонии попытка местных коммунистов захватить власть в декабре 1924 г. с треском провалилась. Ведь при прямом столкновении действующая государственная власть всегда сильнее внутренней оппозиции. Ну а извне «независимость» Эстонии гарантировали тогдашние хозяева Европы и мира – Великобритания и Франция. Советская же Россия тогда была ещё слаба. Но времена и соотношения сил меняются. К началу Второй мировой войны СССР уже был куда более сильной региональной державой, а прежние хозяева Европы с 1 сентября 1939 г. оказались очень заняты и им стало не до окраинных «лимитрофов». Вот тут и понеслось… СССР, пользуясь отвлечением внимания мировых тяжеловесов, сразу же стал улучшать своё геополитическое положение, в частности, намекать Эстонии, что хорошо бы предоставить советской стороне военные базы для обеспечения безопасности Ленинграда и всего северо-запада России. Эстонские власти пытались дипломатично отмалчиваться. И тогда 26 сентября 1939 г. командир советского учебного корабля «Свирь» капитан 2-го ранга Григорий Арсеньев получил приказание срочно прибыть в Смольный. За массивной дубовой дверью в кабинете 1-го секретаря Ленинградского обкома капитана ждали сам Андрей Жданов и наркомом ВМФ Кузнецов. Арсеньеву поставили задачу: принять под свое командование старый пароход «Металлист» и привести его в Нарвский залив. Пароход предстояло потопить в советских территориальных водах, объявив, что судно было торпедировано неизвестной подводной лодкой. Из Таллиннского порта как раз несколько дней назад бежала интернированная эстонцами польская подводная лодка, и СССР попенял властям Эстонии за неспособность поддерживать нейтралитет в соответствии с нормами международного права. (Вспомним, как любят поминать «нормы международного права» нынешние хозяева мира…) О тайной беседе в кабинете Жданова сообщил в 1964 г. бывший офицер финской разведки Юкки Мяккела в книге «Финская разведывательная служба в войне», ссылаясь на допрос капитана Арсеньева, попавшего в плен к финнам осенью 1941 г. Это единственное свидетельство данного события, причём из крайне ангажированного источника. Тем не менее, версия с провокацией не является совсем уж фантастической и имеет право на существование. Сталин, Жданов и компания в интересах своего государства были готовы действовать любыми методами, тем более в условиях мировой войны – что, при здравом размышлении, скорее делает им честь, как рациональным и эффективным политикам. Так или иначе, утонувший 27 сентября 1939 г. – в нужное время и в нужном месте – старый пароход «Металлист» сыграл свою роль. После такого casus belli у эстонских властей не выдержали нервы и уже на следующий день они согласились подписать с СССР договор о военных базах. Отслуживший своё, с изношенными машинами пароход «Металлист», со времен Первой мировой войны снабжавший углем корабли Балтийского флота, когда-то был приписан именно к Ревельскому (Таллинскому) порту – такой вот чёрный юмор истории… Уже 11 октября 1939 г. в Таллин пришли первые советские корабли – лидер «Минск», эсминцы «Гордый» и «Сметливый». 15 октября на Таллинском рейде появилась целая эскадра в составе линкора «Октябрьская Революция», новейшего крейсера «Киров», эсминцев «Гневный», «Грозящий» и «Стремительный». 18 октября 1939 г. начался ввод в Эстонию частей 65-го особого стрелкового корпуса и Особой группы ВВС. Советские части расположились на островах Сааремаа и Хийумаа и в Палдиски, основанном еще Петром I военном порту на месте шведской крепости Рогервик. Балтийский флот на период реконструкции базы в Палдиски получил право базироваться в Таллине. Стратегическое значение баз в Эстонии заключалось в том, что они с юга замыкали Финский залив. До осени 1939 г. доступ в залив, морские ворота Ленинграда и всего северо-запада России, надежно контролировался Финляндией и Эстонией. Оба государства возникли после 1917 г. в непростых условиях нескольких революций, мировой и гражданской войн. В силу такого происхождения правящие элиты этих государств были крайне враждебны по отношению к СССР. Наша страна рассматривалась ими как главный, фактически, единственный «потенциальный противник». В Кремле не имели оснований сомневаться, что в случае большой войны Эстония и Финляндия выступят на стороне противников СССР. С конца 20-х годов существовала общая разведывательная система морских сил Финляндии и Эстонии для наблюдения за действиями советского флота, а также единая система управления огнем береговой артиллерии, способная полностью перекрыть выход наших кораблей из Финского залива в его самой узкой части шириной всего лишь 36 км. Батареи 305-мм орудий, установленные на острове Аэгна у входа в Таллиннскую бухту, и финские батареи Поркалла-Удд могли обрушить настоящий шквал огня на корабли, отчаявшиеся на подобную самоубийственную попытку. Не меньшую опасность представляли минные поля, которые легко и быстро могли быть созданы с эстонского и финского берегов залива. Серьёзной силой в узком заливе были пусть и немногочисленные, но современные субмарины финского и эстонского флотов. До осени 1939 г. единственной базой нашего Балтфлота оставался Кронштадт. Но в связи с близостью финской границы, всего 22 километра, Кронштадтскому порту на протяжении 20-30-х годов был присущ один, но определяющий недостаток – возможность его быстрого захвата в зимний период. Пять месяцев в году Финский залив покрывал прочный лёд, и возникала нелепая для флота, но реальная опасность захвата кораблей с суши. Зимой, в условиях ограниченной видимости, расстояние в 22 километра от финской границы до Кронштадта войска противника могли преодолеть одним броском, всего за несколько часов, и атакой в пешем порядке, при поддержке огня артиллерии и ударов авиации, захватить Кронштадт со всем вмерзшим в лёд флотом. В 20-30-е годы каждую зиму проводились учения всех наличных сил Балтфлота и войск Ленинградского военного округа с постоянной темой – отработка плана зимней обороны Кронштадта. В таких географических условиях вооруженные силы Финляндии и Эстонии сами по себе были серьёзной проблемой для флота. Но еще большую опасность эти государства-«лимитрофы» представляли, как вероятный плацдарм для нападения более мощных армий. Вся политика властей Финляндии и государств Прибалтики на протяжении 20-30-х гг. не оставляла сомнений в их выборе союзников и военно-политической ориентации. Поэтому, в случае глобального конфликта, любая серьёзная военная сила Европы – от англо-французской коалиции до Германии – получала удобную возможность с территории Прибалтики и Финляндии нанести удар по Ленинграду с моря, воздуха и суши. При сохранявшейся конфигурации границ 1939 года, это автоматически означало потерю не только флота, но и потерю всей ленинградской промышленности, даже если бы чудом удалось отстоять сам город. Напомним, что тогда Ленинград давал треть всей военной продукции страны, и такие потери угрожали уже самому существованию СССР. Подобная опасность, тем более в условиях начавшейся новой мировой войны, толкала советское руководство на решение данной проблемы с использованием любых методов и средств. И в отношении Эстонии самым действенным методом оказался метод, который ныне именуется «оранжевой революцией». К середине июня 1940 г. сильнейшие мировые державы того времени – Англия и Франция – потерпели неожиданное и сокрушительное военное поражение. Пользуясь столь резкими переменами на Западе, руководство СССР решило окончательно завершить свою прибалтийскую эпопею, начатую осенью предыдущего года, когда с подписанием «Договоров о взаимопомощи» наши войска создали свои базы на территориях Литвы, Латвии и Эстонии. Новые геополитические реалии июня 1940-го уничтожили значение прежних покровителей балтийских «лимитрофов» и сделали неизбежным рост влияния победоносной гитлеровской Германии в Прибалтике в случае сохранения наличного status quo. В этих условиях руководство СССР, ранее избегавшее резкого вмешательства во внутреннюю политику прибалтийских соседей, обвинило власти Литвы, Латвии и Эстонии в неспособности обеспечить соблюдение «Договоров о взаимопомощи» и, фактически, выдвинуло ультиматум о смене правительств во всех трёх бывших провинциях Российской империи. При этом реалии и Литвы, и Латвии, и Эстонии были далеки от образа маленьких демократий. В Литве к тому времени после военного переворота 1926 г. уже пятнадцатый год существовала диктатура «президента» Антонаса Смятоны. В Латвии с 1934 г. после такого же военного переворота правил самопровозглашенный «президент» Карл Улманис. В Эстонии ситуация была аналогичной – в 1934 г. военный переворот привел к власти такого же «президента» Константина Пятса. Поэтому фактический ультиматум Советского Союза по форме был самым настоящим призывом к установлению демократии – от маленьких прибалтийских диктатур потребовали проведения свободных демократических выборов. Уважаемый читатель, тебе это ничего не напоминает?.. В час ночи 16 июня 1940 г. нарком иностранных дел Молотов вызвал эстонского посланника Рея и зачитал ему фактический ультиматум Советского Союза. Как сообщает советский протокол той ночной встречи, когда Рей поинтересовался, «с кем президент Эстонской республики будет сноситься по вопросу формирования нового правительства», Молотов ответил, что «для переговоров с президентом в Таллин будет командирован тов. Жданов». Коллегами Жданова по прибалтийским «оранжевым революциям» стали Владимир Деканозов, заместитель наркома иностранных дел СССР, направленный с аналогичной командировкой в Литву, и Андрей Вышинский, опытный дипломат и ещё более опытный прокурор, командированный в те же дни в Латвию. О предстоящем судьбоносном визите одного из первых лиц великого восточного соседа в Эстонии узнали практически сразу. Как докладывал в Москву советский посол (полпред в той терминологии) Никитин: «…для эстонцев не был секретом предстоящий приезд в Таллин тов. Жданова. Это обстоятельство важно учесть ввиду того, что уже начиная с 17 июня в полпредство стали звонить отдельные лица, выясняя вопрос о характере будущего правительства, о существе его новой ориентации, о его программе и т.д. Некоторые даже предлагали услуги…» Визит в маленькую страну в таких международных условиях политика такого уровня и такой репутации (не просто дипломат, а лицо из первой тройки высшего руководства СССР) сам по себе менял внутриэстонские расклады и вызывал резкое политическое оживление, переходящее в настоящий политический кризис. По свидетельству английских журналистов, Жданов прибыл в Таллин 19 июня 1940 г. «на бронепоезде и с вокзала в бронированном автомобиле в сопровождении двух танков направился в президентский дворец». Танковый кортеж Жданова в улочках бывшего Ревеля оставим на совести «британских учёных», но советские гарнизоны к тому времени уже де-факто контролировали всю Эстонию. Части Ленинградского военного округа, в том числе танковые, вошли в Таллин ещё утром 17 июня, одновременно на рейде появились корабли Балтийского флота. Советские части, расположившись в ключевых районах, внешне не вмешивались в текущую жизнь страны. Эстония, фактически, раскололась на две части – одни приветствовали советские войска, другие были враждебны, но уже бессильны. Носивший титул «президента» фактический диктатор Эстонии Константин Пятс происходил из православной русско-эстонской семьи. В 1916 г., он стал прапорщиком военного времени, после революции активно участвовал в гражданской войне на территории бывшей Эстляндской губернии. В 20-е годы Пятс, фактически, возглавил самую крупную группировку эстонских «олигархов», контролировавших политику и экономику самостийной республики. В 1934 г. он, будучи премьер-министром Эстонии и опираясь на военных, ввел чрезвычайное положение, запретил все политические партии и независимую прессу. Также были запрещены демонстрации и забастовки. Через четыре года открытой диктатуры Пятс организовал избрание самого себя президентом. Тоже многое напоминает современному читателю… Доморощенный диктатор Таллина и окрестностей даже в июне 1940 г. всё еще надеялся сохранить свою формальную власть, соглашаясь на любые уступки советской стороне. Встреча двух бывших прапорщиков русской императорской армии – Жданова и Пятса – проходила на окраине эстонской столицы в президентском дворце Кадриорг, что когда-то возвел Пётр I для происходившей из чухонских крестьян императрицы Екатерины. Теперь здесь президент Пятс доказывал уполномоченному ЦК ВКП(б) Жданову свою преданность пунктам советско-эстонского договора от 28 сентября 1939 г. и предлагал свои варианты нового правительства. Жданов в свою очередь попрекал эстонского диктатора тем, что он всячески затягивал согласования по предоставлению баз советским войскам и интриговал по поводу «Балтийской Антанты» - направленного против СССР потенциального военного союза трёх прибалтийских диктатур, так и не случившегося по причине тотальной неспособности местных «бонапартов» договориться между собой. От обсуждения конкретных кандидатур в составе нового эстонского правительства Жданов уклонился, как он сам в тот же вечер телеграфировал шифром в Москву – «под предлогом необходимости изучить обстановку». Свой шифрованный доклад Сталину о встрече с Пятсом Жданов в тот вечер завершил так: «Под видом “помощи” нашим войскам в стране до первого июля Лайдонер (командующий эстонской армией у Пятса, бывший подполковник царской армии) запретил все собрания, на этом основании сегодня разгоняются рабочие митинги в Таллине и арестовываются ораторы, выступающие с приветствиями Красной Армии. Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства? Высылаю завтра свои соображения о составе нового правительства». Формированием нового правительства Эстонии Жданов занимался двое суток в течение 19-20 июня. Прежние чиновники и бизнесмены из окружения Пятса на эту роль, естественно, не годились. Местные коммунисты, после подавления красного восстания 1924 г., последовавших за ним массовых для Эстонии расстрелов и долгих лет подполья, были крайне немногочисленны. В то же время слишком радикальные эстонские большевики также не годились для переходного правительства, Жданову даже придется настойчиво попросить их не спешить и снять призывы к немедленной советизации. Для нового правительства требовались люди, известные в Эстонии, симпатизирующие социализму и СССР, но не пугающие местную интеллигенцию и буржуазию. Как и положено для «оранжевой революции», новая власть сформировалась не из подпольных радикалов, а из уже известных в стране умеренных политиков второго и третьего плана – в Эстонии тех лет это была легальная политическая оппозиция авторитарной олигархии Пятса. Как происходил ждановский набор в эстонское правительство, наглядно демонстрирует пример Ниголя Андрезена. Бывший школьный учитель, в начале 30-х годов он был лидером молодёжной организации умеренных социалистов и даже избирался в эстонский парламент. После военного переворота Пятса интеллигент Андрезен, отойдя от опасной политики, переводил на эстонский язык «Капитал» Маркса и роман Горького «Мать». Вечером 20 июня 1940 г. по приглашению Жданова на автомашине одного из советских дипломатов Ниголь Андрезен приехал в посольство СССР. Его кандидатура была более чем уместна в новом правительстве – достаточно известный в стране, авторитетный в среде интеллигенции умеренный оппозиционер с искренними симпатиями к социализму. (Думаю, читатель без труда найдёт примеры подобных политиков в современной нам жизни…) Первый разговор со Ждановым будущий министр Андрезен позднее воспоминал так: «…наши переговоры продолжались около двух часов. Жданов сказал, что в Эстонии необходимо создать новое, по-настоящему демократическое правительство, а затем начал расспрашивать меня о способностях и деятельности отдельных людей. Он спросил мое мнение о Й.Варесе как о премьер-министре. Я ответил, что очень доверяю Й.Варесу, однако мне известно, что ему чужда всякая административная деятельность, и боюсь, что у него могут возникнуть затруднения. Профессора Нуута я лично не знал, но будучи наслышан о нем, дал ему позитивную оценку. “Кто больше известен в народе, Нуут или Семпер?” – прозвучал вопрос. “По моему мнению, Семпер”, – ответил я без колебаний. Насколько я знаком с профессором Круусом? Я ответил, что мало встречался с ним лично, охарактеризовал его как историка, сказал о его антипятсовских выступлениях. Все это Жданову было известно. Мог бы я порекомендовать Крууса в члены правительства? Я побоялся это делать и сказал об этом, я не был близко знаком с Круусом. Так мы обсудили еще многих, среди них был ряд военных, о которых я ничего сказать не мог: у меня вообще не было знакомых военных, особенно среди высшего командного состава. Далее меня попросили охарактеризовать И.Нихтига (которого я немного знал и сыну которого той весной давал уроки). Я ответил, что он аполитичный делец…» Как видим, товарищ Жданов весьма деловито и в высоком темпе проводил собеседования с потенциальными членами будущего «по-настоящему демократического правительства», попутно уточняя характеристики и авторитетность иных перспективных кандидатов. Так профессор Нуут «уступил» пост министра просвещения историку Йоханнесу Семперу, раз последнего рекомендовали, как более известного в народе. В конце разговора Жданов неожиданно спросил Андрезена, какое министерство он сам мог бы возглавить. «Я об этом не думал», – ответил филолог. «Пора было бы подумать», – не без юмора заметил член Политбюро ЦК ВКП(б) и предложил собеседнику министерство иностранных дел. Бывший депутат откровенно растерялся: «Это же самая незнакомая для меня область, если я с чем и попаду впросак, то в первую очередь с этим министерством». «Не беда, – утешил Жданов, – газеты читаете, во внешней политике ориентируетесь, а это главное...» Беседа более чем показательная. Те двое суток, 19-20 июня 1940 г. во многом и прошли вот в таких неформальных переговорах и встречах спецпредставителя СССР с эстонской оппозиционной элитой. Главой нового эстонского правительства по предложению Жданова, неожиданно для многих стал известный в стране поэт-символист 50-летний Йоханнес Варес, писавший под псевдонимом «Барбарус»-Варвар. Упомянутый выше новый министр просвещения Семпер тоже был известным в стране поэтом-футуристом. Баловался поэзией и новый глава МИДа Ниголь Андрезен. Все они входили в литературную группу «Сиуру» – такое медленное эстонское эхо петербургского «серебряного века» в Ревеле-Таллине. С этой точки зрения можно считать, что новым главой эстонского правительства Жданов назначил местную «Ахматову». Но поэт Варес-Варвар был еще и военным врачом, широко известным героем гражданской войны в Эстонии – причём на «белой» стороне будущего диктатора Пятса. Так что тут его можно счесть эстонским аналогом уже Николая Гумилёва… Примечательно, что Варес отказался получать заслуженную им в гражданской войне высшую награду самостийной Эстонии, «Крест свободы». В 20-30-е гг. он не раз выражал симпатии к социализму, что многие тогда посчитали эпатажной позой поэта. Одним словом, это была широко известная в народе и весьма авторитетная, особенно в кругах интеллигенции, фигура. То что, по словам министра и филолога Андрезена «ему чужда всякая административная деятельность», в той ситуации в глазах Жданова было скорее достоинством, чем недостатком нового премьер-министра. Показательны и фигуры министров-«силовиков» в новом правительстве по «оранжевым» рецептам Жданова. Военное министерство возглавил генерал-майор эстонской армии Тынис Ротберг, бывший подполковник царской армии. Накануне Первой мировой войны он закончил в Петербурге интендантскую академию, после чего и в царской и в эстонской армиях служил начальником тыла – пехотной дивизии у Николая II и всей могучей эстонской армии у президента-диктатора Пятса. Новым министром внутренних дел товарищем Ждановым был назначен Максим Унт, известный в Эстонии депутат парламента, открыто провозглашавший себя сторонником марксистской экономической теории. Правда, биография Унта имел некоторые щекотливые моменты – гражданская война застала его на Украине, и он даже успел поработать советским чиновником в Саратовском исполкоме, откуда в 1920 г. бежал в родную Эстонию. Но, пожалуй, именно этот «компромат» и гарантировал пригодность Унта для переходного правительства, выгодного СССР. По законам «оранжевой революции» смена правительства внешне должна проходить не под нажимом иностранной силы, а по требованию и под давлением мирно протестующих народных масс. В той Эстонии людей для такого выступления было более чем достаточно. В отличие от олигархической верхушки Пятса, большинство эстонцев имело массу поводов для возмущения: крестьяне страдали от малоземелья и долгов, рабочие надеялись в союзе с «пролетарским» СССР спастись от вызванного мировой войной экономического кризиса, интеллигенция во многом симпатизировала левым идеям и видела в СССР защиту от унылой диктатуры Пятса и влияния гитлеровского нацизма. Эстония и так была бедной и отсталой страной, начавшаяся мировая война еще более ухудшила положение её маленькой экономики. Была введена карточная система на многие импортные продукты, необходимые в повседневной жизни, такие как, например, сахар. Для безработных и нищих власти организовали трудовые лагеря с тюремным режимом и телесными наказаниями розгой. На этом фоне Советский Союз, с его наглядными успехами в экономическом и культурном строительстве, с обаятельной идеологией и пропагандой, показался многим обитателям депрессивной прибалтийской окраины более привлекательной альтернативой в тот момент. Безусловно, последовавшие 21 июня 1940 г. массовые выступления в Таллине и ряде других городов Эстонии были организованы при поддержке СССР. Их накануне активно готовили Жданов и будущим глава МВД Максим Унт. Но столь же бесспорно, что тысячи эстонцев вышли на улицы добровольно и с самыми искренними намерениями, выдвигая актуальные и понятные большинству лозунги и требования. В историю Эстонии данные события вошли как «Солнечная революция» – по капризу природы только этот день, 21 июня, был солнечным в течение всей пасмурной недели. В 10 утра на площади Вабадузе в центре Таллина, откликнувшись на призыв профсоюзов и демократической оппозиции, собрались тысячи людей. Оценки количества, понятно, разнятся – свидетели и историки националистической направленности, сочувствующие режиму Пятса, дают численность в 4-5 тысяч человек, сочувствующие же противоположной стороне оценивают число собравшихся на порядок больше, тысяч в 40. В любом случае имевшегося количества хватило, чтобы подвинуть министров Пятса. Формально все массовые собрания в Эстонии были запрещены, и при других раскладах верные президенту армейские части и полиция быстро пресекли бы любые попытки несанкционированных демонстраций. Но в Таллине уже располагались дополнительные советские войска и в их присутствии «силовики» Пятса не решались разгонять демонстрации с лозунгами «за демократию» и в поддержку политики СССР. Но в первую очередь демонстранты требовали отставки действующего правительства, освобождения политзаключенных и повышения уровня жизни. Собравшиеся пели эстонские и советские песни, в последнем случае не только революционные, но и куплеты из популярных советских кинофильмов – ведь политическое влияние всегда идёт рука об руку с влиянием культурным, это ещё один важный момент «оранжевых революций»… После митинга собравшиеся двинулись к президентскому дворцу. Константин Пятс, человек не робкого десятка и бурной политической биографии, всё еще надеялся сохранить власть и пытался начать безуспешные переговоры с демонстрантами. В центре Таллина, над средневековым замком Тоомпеа, где располагались правительственные учреждения, демонстранты подняли красный флаг. Один из эстонских чиновников свергаемого правительства оставил колоритную зарисовку тех минут – в углу Белого зала «таллиннского Кремля» сидел и плакал министр иностранных дел Антс Пийп, другой министр, курировавший СМИ в пятсовской республике Антс Ойдермаа был энергичнее и, глядя из окон замка на демонстрацию, без конца повторял подчинённым: «Ребята, мы в жопе! Это конец!» Толпа демонстрантов заняла здание министерства внутренних дел, водрузив на нём красный флаг. Чуть позже демонстранты двинулись к центральной тюрьме. Здесь их молча сопровождали трое советских командиров – в их присутствии эстонские полицейские не решились оказать сопротивление и в захваченной тюрьме демонстранты освободили политических заключённых, противников режима Пятса. Еще одна группа демонстрантов направилась к таллинскому арсеналу – проходя по улице Пикк мимо здания советского полпредства, они приветствовали вышедшего на балкон товарища Жданова. Арсенал был окружен и поставлен под охрану рабочих из только что сформированных местными коммунистами и социалистами рабочих дружин. Вечером, когда завершились демонстрации, представитель новой сверхдержавы Жданов нанёс короткий визит в президентский дворец. Встреча с Пятсом заняла всего 8 минут. Нервы уже бывшего диктатора Эстонии не выдержали. До осени 1939 г., пользуясь покровительством Англии и Франции, Пятс мог игнорировать СССР. С началом мировой войны, когда гарантам прежних границ стало не до балтийских «лимитрофов», он уже вынужденно шел на уступки советской стороне в целях сохранения личной власти. Даже летом 1940 г., удержи Пятс полный контроль над внутренней ситуацией в Эстонии, он всё еще мог рассчитывать на формальное сохранение Советским Союзом хотя бы видимости его президентских полномочий. Но массовые демонстрации в Таллине и других эстонских городах отобрали у него даже эту тень легитимности, созданную Пятсом два года назад на «выборах» самого себя. Войска, полиция и военизированные формирования эстонских националистов «Кайтселит», которые в другое время могли достаточно быстро пресечь и даже предотвратить эти выступления, теперь оставались в вынужденном бездействии. Появление в Эстонии дополнительного контингента советских войск недвусмысленно намекало на недопустимость какого-либо «силового варианта», а никаких иных у Пятса уже не оставалось. И поздним вечером 21 июня он без оговорок принял предложенный Ждановым список членов нового «демократического» правительства. Формально всё происходило в строгом соответствии с нормами международного права и действовавшего тогда законодательства Эстонии – президент под давлением общественного мнения распустил прежнее правительство и сформировал новое. 26 июня полпредство СССР в Эстонии докладывало Москве: «Население одобрительно отзывается о качествах и популярности членов нового правительства, за исключением командующего армией Ионсона, о котором говорят как о человеке, не находившемся в течение последних 15 лет в трезвом состоянии…» Думается, алкоголизм Густава Ионсона, нового главкома 15-тысячной эстонской армии, волновал СССР в последнюю очередь. События развивались стремительно. Через две недели, 5 июля 1940 г., под давлением Жданова президент Пятс назначил выборы нового состава Государственной думы. На следующий день Жданов и советский полпред Кузьма Никитин подписали с новым правительством Эстонии соглашение о предоставлении СССР в аренду инфраструктуры таллинского порта, всех береговых укреплений и батарей – теперь, с учетом советской базы на финском полуострове Ханко, вход в Финский залив надежно контролировался Советским Союзом. Подготовка к назначенным на 14 июля выборам нового парламента Эстонии так же шла под опекой советских представителей. Один из чиновников в правительстве поэта Вареса позднее вспоминал: «Премьер-министр г-н Варес вновь вручил мне небольшой список, написанный по-русски красными чернилами. Это был тот же список, который я видел у министра внутренних дел. Я спросил, кто его написал. Он был написан тем же человеком (в том же стиле), что и тот, который я несколько дней назад видел у министра внутренних дел. “Жданов, конечно”, – ответил г-н Варес». Эта записка Жданова красными чернилами (случайно или всё же символизм?!) излагала продуманные способы юридических и организационных манипуляций, которые позволяли отсечь от участия в экстренных выборах противников советского курса. Жданов и его советники использовали нормы действующего стране закона о выборах, который готовил под себя президент Пятс, чтобы гарантированно избирать ручной парламент. Теперь эти механизмы «управляемой демократии» работали против прежних хозяев Эстонии, но даже с большим демократическим антуражем. В частности, параграфы 40 и 71 эстонского закона «О выборах в Государственную думу», не только разрешали безальтернативные «выборы» из одного кандидата, но и устанавливали, что в тех избирательных округах, где выдвинут один кандидат, выборы не проводятся и такие кандидаты признаются избранными без голосования. Понятно, что выдвижение и регистрацию таких безальтернативных кандидатов контролировали властные структуры, ранее подчинявшиеся клике Пятса, а теперь расположившемуся в советском полпредстве Жданову. После «солнечной революции», по подсказке дипломатов из СССР, процедура назначенных на 14 июля 1940 г. выборов стала даже более демократичной – возможность регистрации на избирательных участках по одному безальтернативному кандидату сохранялась, но теперь такие лица не могли считаться избранными в парламент без проведения голосования. Ранее эстонский парламент состоял из двух палат, при этом верхняя – Государственный совет – не избиралась, а назначалась правительством. При новых выборах эту назначаемую часть парламента решили не формировать, как антидемократическую. За те 9 дней, что отводились для подготовки к выборам, сторонники советского курса из профсоюзов, крестьянских и иных общественных организаций сформировали «Союз трудового народа Эстонии», который и выдвинул своих кандидатов во всех избирательных округах страны. Фактически, эти мероприятия проводились по рецептам инструкции о «Трудовом народном фронте», которую Жданов во время советско-финской войны готовил для «Демократической Народной Финляндии» в декабре 1939 г. Тогда инструкция не реализовалась, но пригодилась через полгода на другом, южном побережье Финского залива… Голосование прошло 14 и 15 июля 1940 г. Из кандидатов, не вошедших в «Союз трудового народа Эстонии», на выборах успели и смогли выдвинуться только несколько человек. При этом само голосования было самым демократичным за всю историю Эстонии – в выборах приняли участие свыше 80% жителей, заметно больше чем когда-либо ранее, на треть больше, чем в 1938 г., когда диктатор Пятс организовывал выборы в свой ручной парламент. 92,9 % от числа голосовавших высказались за просоветский «Союз трудового народа Эстонии». Большинство эстонцев тогда вполне искренне избрали советский путь. Через два года, уже после оккупации республики германским войсками, эстонские коллаборационисты в захваченных архивах тщательно исследуют документы по выборам июля 1940 г. и вынуждены будут признать, что подавляющее большинство эстонцев действительно проголосовали за советский блок. Обнаружится лишь незначительное количество испорченных бюллетеней, в частности на одном будет надпись: «Жданов со своей бандой вон из Таллина и со свободной земли Эстонии». Однако банда у товарища Жданова была одной из самых сильных в том мире, чтобы реагировать на подобные фиги в кармане и терять драгоценное время в политической игре. Ровно чрез неделю после выборов, 21 июля 1940 г., первая сессия нового эстонского парламента принимает решение об установлении в стране советской власти и образовании Эстонской Советской Социалистической Республики. На следующий день, 22 июля принята декларация о вступлении Эстонии в состав СССР и сделано официальное эстонское обращение с соответствующей просьбой к Верховному Совету СССР. В тот же день президент Пятс подаёт прошение об отставке и его полномочия – в строгом соответствии с эстонской Конституцией 1938 г. – переходят к новому премьер-министру, ждановскому протеже поэту-символисту Ивану Варесу, который уже написал заявление о вступлении в компартию. 30 июля бывший главный олигарх Эстонии, диктатор и президент Пятс уезжает – внешне почти добровольно, и не к банковским счетам в Швецию, а в противоположном восточном направлению – в Башкирию… Еще через одну неделю, 6 августа 1940 года Верховный Совет СССР издаёт постановление о принятии в состав союзного государства Эстонской ССР. В ходе этого исторического процесса наш герой был щепетилен в формулировках. Как вспоминал назначенный им министром Ниголь Андрезен: «…я был у Жданова и, покончив с неотложными делами, сказал ему, что мне необходима долгосрочная ориентация, например, в течение какого времени мы должны подготовить вхождение Эстонии в Советский Союз. Жданов поправил меня, не столько в языке, сколько по существу, вместо “вхождение” сказав “присоединение”, и тем самым сделал ударение на методах этого присоединения». Действительно, с точки зрения формы, Эстония, как и другие прибалтийские республики, добровольно присоединилась к СССР с соблюдением необходимых демократических процедур. Современные претензии к тому, что эта демократичность была сугубо формальна и лишь прикрывала советское давление, вырваны из исторического контекста – достаточно вспомнить мир 1940-го года, состоявший в основном из колониальных держав и провинциальных диктатур разной степени фашизации. Для Жданова присоединение Эстонии к СССР не ограничивалось только подписанием международных актов и политическими манипуляциями. Требовалось перевести на советские рельсы всю жизнь республики. Еще в конце июля Жданов утвердил план национализации эстонских банков, при этом на переходный период сохранялась старая система кредитных организаций, в крупнейшие банки для контроля назначались финансовые комиссары. По поручению Жданова горисполком Ленинграда занялся организацией отделов коммунального хозяйства в Таллине. Такие рутинные, внешне малозаметные мероприятия были куда менее зрелищны, чем правительственные комбинации и выборы, но в деле присоединения новой республики играли столь же важную роль. И это ведь тоже ещё один немаловажный момент в методе «оранжевых революций»… Рассматривая историю «оранжевой революции» в Эстонии, нельзя обойти вопрос «сталинских репрессий» в новой советской республики. Как бы ни раздували эту тему современные эстонские власти, заявляя едва ли не о «геноциде», цифры репрессированных в первый советский год на территории Эстонии дают совсем иную картину. До конца 1940 г. в Эстонской ССР новыми властями было приговорено к заключению в лагерях и колониях менее 200 человек, немногим больше находились под арестом и следствием. Крупная депортация, порядка трех тысяч человек, была проведена только в июне 1941 г., когда накануне уже неизбежной войны с Германией, по всему СССР прошли превентивные аресты неблагонадёжных лиц. Но эту высылку в отдаленные районы необходимо рассматривать уже как событие военного времени. Количество смертных приговоров, вынесенных в советской Эстонии с осени 1940 г. по июнь 1941 г. известно точно – 184 случая «высшей меры социальной защиты». Из них 98 человек расстреляли за расстрелы пленных красноармейцев в годы гражданской войны и за аресты и казни эстонских коммунистов в 20-30-е годы. Еще 27 человек, офицеров и агентов бывших эстонских спецслужб, расстреляли за шпионаж против СССР. Аналогичная участь постигла 13 членов русских белогвардейских организаций, работавших против СССР, и 18 пытавшихся бежать за границу, в том числе 6 дезертиров из Красной армии. Таким образом, подавляющее большинство приговорённых к смерти сами были причастны к убийствам и расстрелам политических противников. Всего же за первый год советской власти в Эстонии была арестовано около 0,1% населения республики, один человек из тысячи. Для сравнения, в 1924-25 гг. после подавления декабрьского восстания коммунистов в Таллине прежние эстонские власти расстреляли и отправили в тюрьмы куда больше людей, не говоря уже о терроре эстонских националистов времён гражданской войны или в период гитлеровской оккупации. Как видим, с учетом исторических условий и конкретных цифр, советские репрессии в Эстонии не являются даже «массовыми» и уж тем более не тянут на провозглашаемый современным эстонским официозом «геноцид». Примечательно, что в официальной версии нынешних властей Эстонии именно Андрей Жданов назван «ликвидатором независимости». Это не публицистическая оценка, а слова из официального документа – «Белой книги о потерях, причинённых народу Эстонии оккупациями 1940-91», подготовленной «Государственной комиссией по расследованию репрессивной политики оккупационных сил», при поддержке парламента, правительства и министерства юстиции современной Эстонии. Официозные же публицисты идут куда дальше, зачастую обвиняя Жданова в подготовке пресловутого «геноцида». Например, Март Лаар, между прочим в 90-е годы XX века премьер-министр Эстонии, а ныне министр обороны этой республики, в своей книге с характерным названием «Красный террор. Репрессии советских оккупационных властей в Эстонии» пишет, как рубит: «Подготовка к исполнению широкой акции принудительного переселения эстонского народа началась не позднее 1940 года. Первые признаки депортации эстонцев можно найти в бумагах специального уполномоченного Сталина Андрея Жданова, руководившего разрушением самостоятельности Эстонии летом 1940 года – здесь имеется замечание о том, что эстонцев следует выслать в Сибирь». Сходные обвинения Жданова имеются и у других эстонских историков того же уровня. При этом кроме чисто пропагандистских утверждений, никаких вменяемых доказательств современные наследники пятсов и лайдонеров привести не могут. Ближайший соратник Сталина был, конечно же, не против «выслать в Сибирь» всех врагов советской власти, но в своих действиях летом 1940 г. он опирался на значительную часть эстонского народа, выбравшую тогда ориентацию на СССР и сталинский социализм. Вот такой вот рецепт конкретной «оранжевой революции» по Сталину. Аналогичные процессы с поправками на местные условия тогда же летом 1940 г. прошли в Литве и Латвии. И точно такие же по методам «оранжевые революции» Сталина случились в 1946-48 гг. – достаточно проанализировать внутриполитические события в Польше, Чехословакии и Румынии тех лет. Так что «оранжевая революция» это не жупел сам по себе, это лишь совокупность условий и методов, инструмент тонкой политики. Важно, в чьих руках и с какими целями работает такой инструмент. Алексей Волынец
Вид площади во время митинга по случаю принятия Эстонии в состав СССР
Встреча делегации Государственной Думы Эстонии после принятия Эстонии в состав СССР
Колонна демонстрантов на улице Таллина во время манифестации по поводу принятия Эстонии в состав СССР
Советский военный оркестр на улице Таллина
Товарищ Жданов прибывает в Таллин
У президентского дворца Кадриорг 21 июня 1940 г. Вверху - Митинг в Таллине по случаю прибытия делегации Государственной Думы из Москвы после принятия Эстонии в состав СССР Смотрите также материалы по теме: А. Волынец Жданов. Неразгаданный сфинкс Ленинграда; В. Соловейчик Как Арон и Семен польский сейм выбирали |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
