Продолжение. Часть 1
Рукописи не крадут
В конце 2001 года Следственное Управление ФСБ России, занимавшееся "делом Лимонова" с апреля месяца (после сенсационного задержания Эдуарда и нескольких его товарище на глухой таежной заимке в заснеженных Алтайских горах), приступило к выполнению требований статьи 217 УПК РФ, т.е. к ознакомлению подсудимых и их защитников с материалами этого дела.
Так как дело получилось у них многотомное, то, чтобы тщательно изучить все собранные чекистами "доказательства вины" обвиняемых (показания многочисленных свидетелей, акты всевозможных экспертиз и прочее), требовалось значительное время.
Наши подзащитные знакомились с делом практически ежедневно.
Так как здание СУ ФСБ располагается на территории Лефортовской тюрьмы, и подследственных доставляют в кабинеты к следователям-чекистам по системе тюремных коридоров и закрытых переходов, то это существенно облегчает работу следователей. Им не приходится ежедневно ездить в Лефортово, как это делают следователи СКР (тогда - прокуратуры) и МВД, а затем, в порядке живой очереди (наравне с адвокатами) занимать кабинеты с мозаичными витражами на окнах.
Но мы, адвокаты, в силу занятости по другим делам и иным причинам, приезжали в СУ ФСБ знакомиться с материалами "дела Лимонова" не так часто - два-три раза в неделю, а то и реже.
У меня, помимо "дела Лимонова" было много и иных дел, к тому же в январе следующего, 2002, года я планировал традиционно отправиться на месяц в отпуск в Тайланд. Поэтому и попросил одного своего коллегу - адвоката Юрия Иванова - помочь мне: принять участие в защите Лимонова и заменять меня, по мере необходимости, на стадии ознакомления с материалами дела.
А знакомится, повторяю, было с чем! Ведь только сейчас, на этой стадии, мы могли узнать, что "накопали" опера-чекисты против наших подзащитных за многие месяцы следствия, а также кто и что говорил из свидетелей. Кто из них струсил, смалодушничал и под угрозами оперов оговорил своих товарищей, кто держался на допросах стойко, а кто оказался откровенным стукачем или провакатором.
Все люди - разные, а дело чекисты состряпали серьезное - "терроризм"!.. И их опера (мы потом убедились в этом в ходе судебного процесса) умеют и красиво врать, и убедительно запугивать, и избивать людей не хуже своих коллег из МВД! Некоторые из них даже не боялись вывозить ночами свидетелей на кладбище, как это было в Барнауле, ставить там на колени на краю выкопанных могил и стрелять... над головой жертв. (Позже эти и другие факты грубого нарушения следствием законов послужили основанием для вынесения судом частного определения в адрес руководства ФСБ и Генеральной прокуратуры.)
Согласитесь, такие испытания выдержит далеко не каждый опытный, взрослый человек, что уж говорить о совсем юных ребятах!
Поэтому я не буду называть имен тех обвиняемых и свидетелей, кто проявил тогда слабость. Да их, в принципе, было и не много. Но с удовольствием назову убежденного, можно сказать "прирожденного", провокатора и стукача - Артема Акопяна, на которого делали основную ставку как чекисты-оперативники, так и руководитель следственной группы СУ ФСБ Олег Шишкин. (И, забегая вперед, скажу: просчитались! Суд не поверил ни единому слову самодовольного, уверенного в себе и в своих покровителях, сексота, и полностью отверг его показания!)
Впрочем, сейчас речь не о них, а о выполнении защитниками и обвиняемыми требований статьи 217 УПК РФ, и об адвокате Иванове, пришедшем мне в этом деле на помощь.
В одно из наших с ним посещений Следственного управления и случилось то, о чем я хочу рассказать.
В тот день, перед тем, как зайти в СУ, я оставил свой старенький, видавший виды Мерседес в автосервисе, расположенном не далеко от тюрьмы. Мастера-ремонтники должны были сменить в машине масло и что-то еще там проверить, а я пообещал им забрать машину ближе к вечеру - после работы.
Весь день мы (я, Лимонов и Иванов), не торопясь, знакомились с материалами дела.
Как обычно я принес Эдуарду в портфеле немного перекусить (обычный набор: несколько бутербродов с колбасой и сыром, бытылку минеральной воды и плитку шоколада "Аленка").
Пока Иванов вел с Шишкиным вялую беседу ни о чем, а Эдуард жевал бутерброды, я забрал у него пару толстых тетрадей с рукописью только что им завершенной "Книги воды" и большой рукописный текст Открытого письма Путину.
Закончив работу, мы вышли с Ивановым на улицу, где уже смеркалось, и он предложил подвезти меня на своей, недавно купленной машине (тоже Мерс) до автосервиса. Впрочем, вот так грубо "Мерсом" назвать его машину было сложно: она была женского рода или даже - неопределенного рода, выкрашенная в какой-то педерастический, нежно фиолетовый цвет. И невысокий, полноватый Иванов с круглым лицом в очках выглядел за рулем этой своей новой машины как типичный "чайник". (Что, как я позднее догадался, прекрасно поняли и те, кто нас видел, пока мы с ним ехали до автосервиса.)
"Да ты оставь портфель, - сказал мне Иванов, когда я уже вышел из машины и хотел было с ним распрощаться. - А то вдруг твоя еще не готова. Посидим здесь, поговорим".
"Хорошо", - я положил портфель к нему на переднее сиденье, захлопнул дверь и ушел. А когда выехал на своей машине через 5-7 минут на улицу, фиолетового Мерседеса Иванова на месте не оказалось.
"Что за дела? - подумал я, сразу почувствовав что-то неладное. - Куда его черт понес?" Потом решил, что он мог поехать в аптеку.
Но Иванов отсутствовал не долго. Через минут пять, скрипя тормозами, фиолетовый Мерседес подлетел ко мне. Я открыл дверь, намереваясь забрать свой портфель, но портфеля на сидении в машине Иванова не было, а сам Иванов сидел красный, как рак и не мог произнести ни слова.
"Где мой портфель?" - не выдержал я, заглянув уже и на заднее сиденье. И только тут Иванов заговорил, выскочил из машины, и до меня дошло, что мой портфель, у "чайника" Иванова... украли.
Да, как только я скрылся за дверью "Мерседес-центра", к машине Иванова слева подъехала грязная "девятка" Жигулей, водитель который стал что-то спрашивать у нашего "чайника". И пока тот слушал вопрос да отвечал на него, кто-то потихоньку приоткрыл переднюю дверь фиолетового Мерседеса и...
Короче, Иванов сообразил, что произошло только тогда, когда Жигули внезапно рванули от него на бешеной скорости.
В общем, классическая разводка воров-барсеточников.
"И куда ты сейчас ездил?" - спросил я.
"За ними, в погоню", - ответил толстенький Иванов, у которого давление явно начало зашкаливать.
Мне стало жаль его, хотя в первые секунды я готов был его прибить за проявленное ротозейство.
"Ты знаешь, что у меня было в портфеле? - снова спросил я.
"Копии материалов дела", - попытался отгадать он.
"Да. Но еще там у меня была ру-ко-пи-сь книги Ли-мо-но-ва! Ты понимашь, что это такое?! А еще мой паспорт с адресом прописки и ключи от квартиры... Поезжай немедленно в ближайшее отделение милиции, пиши там заявление, что у тебя из машины похитили портфель адвоката Беляка с личными документами, материалами уголовного дела и прочим, а я поеду скорее домой."
"А где тут милиция?" - растерянно спросил, совершенно раздавленный произошедшим, пятилесятилетний адвокат.
"Ищи!" - только и мог сказать ему я.
Конечно, дома у меня никаких воров не было (лазать по домам это не их профиль).
Поздно вечером Иванов мне позвонил и доложил, что заявление в милицию он подал, и завтра они ждут меня для составления протокола опроса.
Это был четверг. Тяжелый четверг. Но предстояло еще как-то объсняться с Лимоновым. А это было еще тяжелее.
На следуюший день, в пятницу, я поехал в милицию. Дело по заявлению Иванова поручили вести очень красивой сотруднице по фамилии, как сейчас помню, Ленская. "Это уже хороший знак", - подумал я, отвечая на вопросы дознавательницы и откровенно любуясь ее дивной красотой.
Ленская сразу призналась, что преступников вряд ли они найдут, что портфель с бумагами те, скорее всего, выбросят куда-нибудь на помойку, и паспорт тоже вряд ли вернут. "Ворам были нужны деньги, а такие вещи их не интересуют. Хотя паспорт потом могут и подкинуть".
Выяснилось также, что для того, чтобы возбудить уголовное дело требуется указать ценность похищенного. И она не должна быть менее пятисот долларов.
"Вы точно хотите, чтобы мы возбуждали дело? - мило улыбаясь, спросила меня супер-модель в милицейской форме. - Вы же понимаете, что это будет очередной "глухарь"?"
"Понимаю, - сказал я. - Но дело возбуждать надо! Иначе меня не поймут..."
"А что с суммой?"
"Сумму наберем, - заверил я. - Там у меня была ручка золотая. Она одна больше 500 долларов стоит. Плюс сам портфель, итальянский. Но главное - среди вещей была рукопись книги писателя Эдуарда Лимонова. И эта рукопись бесценна! Именно так прошу в протоколе и отметить".
Так оно и было все ею отмечено.
В тот же день я пришел к Лимонову в Лефортово и рассказал, что случилось.
"Как же ты мог довериться Иванову?! - стал тут же возмущаться, расстроенный пропажей своих рукописей Лимонов. - Зачем ты вообще садился в его машину?! Зачем оставил ему портфель?! Вот она -беспечность! А вдруг это опера за тобой следили? И как я теперь восстановлю рукопись? Если бы это были стихи, я бы вспомнил, но это же - проза! Целая книга! Письмо Путину ладно - я могу восстановить, - у меня пометки, тезисы. Но книга!.."
Как мог, я пытался его успокоить. Даже показал копию своего протокола опроса, где было черным по белому напечатано: "Рукопись книги Эдуарда Лимонова "Книга воды" - бесценна."
Но в пору было кому-то успокаивать и меня. В общем, перед выходными я принес Лимонову плохую весть...
А в субботу, встречаясь по другим своим делам с людьми... скажем так - "известными в криминальных кругах", я поделился с ними своими неприятностями, рассказал где и как это произошло, что находилось в портфеле.
"Это - грузины", - уверенно сказали мне мои знакомые. Но найти их трудно, - в Москве они действуют мелкими группами. И еще могут быть залетные."
В общем, никто мне ничего не мог даже обещать.
К Лимонову я не пошел ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. Подумал, пусть он остынет, успокоится. И в ту же среду, после обеда, вдруг раздался телефонный звонок и молодой мужской голос предложил мне подъехать к кинотеатру Гавана.
"У нас есть к вам дело."
"Сейчас буду, - ответил радостно я, догадываясь какое именно "дело" может быть у этого человека ко мне. - Я живу тут недалеко".
"Мы знаем, - мгогозначительно произнес голос в трубке. - Как приедете, включите в машине аварийку, я к вам подойду."
Через полчаса молодой русоволосый парень в черной кожаной куртке вручил мне мой портфель со всем содержимым. Паспорт, материалы уголовного дела, письмо Лимонова к Путину и рукопись его книги были на месте! Не хватало только золотой ручки. Но я даже не успел спросить о ней, как незнакомец сам пояснил с легкой улыбкой: "Они успели ручку скинуть". "Ну и бог с ней!" - подумал я. - "Я что-то Вам должен?" Парень пожал мне руку: "Ничего".
На следующий день, в четверг, с утра пораньше я поехал сообшить хорошую новость Лимонову. Одна неделя и столько событий!
"Ну, слава богу! - облегченно выдохнул Лимонов. - А я уже написал новый вариант письма Путину. Тогда передай этот, второй вариант, - он получше..."
Железный человек!..
Вскоре, в одной из газет было опубликовано, а затем перепечатано и другими "Открытое письмо Эдуарда Лимонова Президенту России В.В.Путину".
А изданная чуть позднее "Книга воды" получила премию Андрея Белого.
Так что - рукописи не крадут!
Как весело встретить новый год в Лефортово?
Если ты там сидишь, то - никак. Самая строгая, самая чистая, самая "малонаселенная" тюрьма России, - главная ее тюрьма.
Следователи и прокуроры мрачно шутят: "Право сидеть в Лефортово надо заслужить на свободе!"
Лефортовский замок - действительно, одна из самых старых и знаменитых тюрем России. И Лимонов прав: это именно военная тюрьма - по режиму и самому ее духу. Подъем - отбой по расписанию. Никаких отклонений от режима. Никаких мобильников, никакого спиртного, никаких наркотиков. Никаких "коней" и "дорог" - короче, ничего того, что свойственно всем российским тюрьмам.
Даже теперь, когда следственный изолятор "Лефортово" перешел от ФСБ в ведение Минюста России, и большинство прежних сотрудников уволились, "фирменную марку" там стараются держать.
С одной стороны, чистота, малонаселенность и пусть и строгий, но все-таки - порядок в камерах это, конечно, хорошо, но, с другой стороны, я не встречал ни одного зэка, который бы не хотел перебраться из Лефортово куда угодно - хоть в Бутырку, хоть в Матросскую тишину, где и грязно, и большая скученность народа, но зато "больше воздха", т.е. - свободы. В Лефортово же можно просидеть целый год, но не увидишь и не встретишься ни с одним заключенным, кроме своих сокамерников. Да и тех, как правило, один-два...
Поэтому в Лефортовском замке нормально (по тюремным меркам) встретить Новый год практически невозможно.
Зная это, я захотел все же хоть как-то скрасить пребывание Эдуарда в этих стенах, воспользовавшись тем, что с конца 2001 года его почти каждый день водили в кабинеты Следственного управления ФСБ для ознакомления там с материалами уголовного дела.
Последний рабочий день, когда обвиняемых повели в СУ, выпал в тот год на 30 декабря. Хотя, я уже и не помню: может быть, это майор Шишкин решил сделать 31-е выходным и для обвиняемых и, в первую очередь, для себя самого и следователей, которые вынуждены были все время, пока обвиняемые читали тома дела, находиться в кабинетах вместе с ними.
"Ну, 30-е, так 30-е", - подумал я, укладывая, как обычно, в портфель бутерброды и прочую еду для Лимонова и себя. Ради праздника, к копченой колбасе и сыру был добавлен слабосоленый лосось, к шоколаду - печенье, а к воде - кока-кола.
Я знал, что Эдуард колу не любит, предпочитая ей простую воду, но, ради Нового года, подумалось мне, ему придется потерпеть. Ведь в поллитровой пластиковой бутылке из под кока-колы было только половина этого напитка, а другую половину я заполнил шотландским виски.
Да, я признаю, что делать этого не следовало, что это не только непростительная глупость и мальчишество, но и грубое нарушение порядка, правил и всего прочего, за что я мог серьезно пострадать. И я, само собой разумеется, не хочу, чтобы кто-то повторял мои "подвиги". В общем, я раскаиваюсь, но, что сделано, то сделано. Уж больно хотелось мне тогда хотя бы немного доставить радости Лимонову в предпраздничные дни его первого Нового года в заключении.
Когда я приехал в Лефортово, Эдуард уже более часа сидел в кабинете одного из следователей за отдельным столом и знакомился с делом. Он подробно читал каждый документ, после чего наиболее важные моменты из него переписывал в большую тетрадь.
К декабрю месяцу Эдуард уже прилично оброс, и теперь в своей спортивной куртке, из под которой выглядывала тельняшка, походил на типичного питерского художника-митька.
Я разделся и сел за соседний от него стол. Третий стол в кабинете занимал следователь.
Полистав один из томов дела, я предложил Лимонову перекусить. Следователь, как обычно, не возражал. Выложив на свой стол еду и поставив бутылки с водой и с колой, я предложили следователю присоединиться, но тот деликатно отказался, и мы с Лимоновым начали есть. При этом Эдуард продолжал просматривать документы.
Я предложил ему выпить колы, но он отказался.
Тогда я взял лист бумаги и размашисто написал на нем: "Эдуард! Попроси у меня глотнуть колы. Я разрешу. С наступающим Новым годом!"
И положил лист на стол перед Лимоновым.
Прочитав написанное, Эдуард вопросительно взглянул на меня, я кивнул ему головой, и тогда он произнес: "Сергей! Ты не дашь мне глотнуть колы? Что-то и впрямь захотелось".
"Бери, конечно", - как можно более равнодушным тоном, сказал я, тут же, свернул пластмассовую крышку с холодной бутылки.
Лимонов взял бутылку, сделал глоток и улыбнулся.
250 грамм виски для человека, который восемь месяцев не пил ни грамма спиртного, наверное, чересчур много. Но, я понял это слишком поздно, когда Лимонов чуть-ли не залпом опустошил всю бутылку, после чего уже более энергично пошли в ход бутерброды и все остальное.
Через несколько минут алкоголь развязал Лимонову язык и его, что называется, понесло. Он начал что-то весело вспоминать, стал рассказывать о Париже. К нашему оживленному разговору подключился следователь, и к изучению материалов дела мы уже не вернулись.
В кабинете стоял устойчивый запах спиртного, Лимонов продолжал что-то говорить, а я гадал: успеет или не успеет он хоть немного протрезветь до того, как за ним придет конвой?
Пусть говорит, решил я. Чем больше будет разговаривать, тем скорее придет в себя, так как разговор концентрирует его внимание и не дает расслабиться. Иначе - пипец.
Я смотрел на следователя, но тот вроде бы ничего не замечал. Или делал вид, что ничего не замечает. (Я допускаю это, потому что среди членов следственной группы было несколько вполне приличных людей)
Выйдя в туалет, я тщательно промыл там бутылку из под кока-колы, но запах виски в ней все равно оставался. По крайней мере, мне так казалось.
В итоге, я просидел с Лимоновым максимально возможное время.
"На ужин вам опаздывать нельзя", - сказал следователь, вызывая конвой.
Когда конвоир пришел за Лимоновым, он был уже в полном порядке.
"С наступаюшим! - поздравили мы с Эдуардом друг друга перед тем, как его увели. - С Новым годом!"
Сергей Беляк
Продолжение следует
