 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Понедельник, 25 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 Записки адвоката Беляка. Часть 18
Продолжение. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17 Девушки партии-2 А перед началом первого судебного заседания я чуть было не взял на себя защиту еще и Марины Курасовой, которая, подозвав меня к клетке, срывающимся от волнения голосом сообщила, что один из "партийных" адвокатов, должный ее защищать, не представил в суд ордер и даже не подошел к ней, чтобы поздороваться. "Он про меня забыл", - сказала Марина. Наиболее опытная, являвшаяся надежной опорой для всех арестованных девушек, она была подавлена и призналась, что этот адвокат, оказывается, ни разу не приходил к ней в тюрьму за весь период следствия! Я просто офигел. "Что же ты раньше молчала?.." Однажды, за месяц до суда, когда я в очередной раз приехал в Печатники к своим подзащитным, то встретил там и Марину. Ей и всем другим "декабристкам" следователь привез в тот день копии Обвинительного заключения, и мне удалось с ними посидеть и поговорить. Девушек интересовало все: где и как будет проходить судебный процесс, с чего он начнется, как надо вести себя в суде, кто судья, какие ходатайства будут заявлены защитой, кто будет свидетелями с нашей стороны, когда нужно будет давать показания им самим?.. Мои пять девчонок все это уже знали, но остальные, включая Марину, практически, не знали ничего. Это меня тогда несколько озадачило, но я подумал, что, может быть, они таким нехитрым способом просто хотят меня задержать здесь подольше. А оказалось, что адвокаты приходили к ним крайне редко и ненадолго, а к Марине Курасовой так и вообще никто не приходил все шесть месяцев предварительного следствия! И я вынужден был терпеливо отвечать на их вопросы, поясняя то, что было им непонятно, и убеждая в неизбежности нашей победы. Как раз накануне этого в одной из московских арт-галерей открылась моя фотовыставка "Девушки Партии", где были представлены первые 15-ть снимков из будущего фотоальбома. На вернисаже присутствовал Лимонов, было много гостей и журналистов. Эту выставку мы задумали провести в поддержку именно "декабристок", хотя в залах галереи посетители увидели снимки только одной из них - Алины Лебедевой, а все остальные "модели" находились в тот момент на свободе. И, тем не менее, выставка привлекла дополнительное внимание общественности и к судьбе девушек, и к самому процессу, о чем свидетельствовали многочисленные газетные публикации. Одну из них, в “МК”, как выяснилось, принес в СИЗО и показал девушкам сам следователь. Поэтому, нам тогда было о чем с ними поговорить... И вот большой зал Никулинского районного суда уже заполняется возбужденной публикой и журналистами. До начала процесса остаются считанные минуты, а мы стоим с Мариной Курасовой, разделенные железной решеткой, и она просит меня взять ее под свою защиту. "Я все-таки прежде поговорю с адвокатом, - говорю я. - А тебе и так буду помогать". "Но он же - бухой, посмотрите"... Адвокат, когда услышал от меня про забытую им Курасову, спохватился и начал тут же заполнять ордер. "А что ж вы у нее в тюрьме-то ни разу не были?" - Спросил я, видя, что Марина оказалась права относительно его состояния. "А кто мне за нее платил? Мне никто не платил..." На самом деле, платили. Платил сам Лимонов. И давал деньги, полагая, что платит за двоих. Но человек просто забыл. Может быть, точно также был "не в себе", когда у Лимонова в Сырах шло распределение задержанных среди адвокатов. А потом, видимо,появилась другая работа, новые заботы, и на нацболов времени совсем не осталось… Мне часто приходилось в те годы слышать от представителей правоохранительных органов, что НБП по многим признакам напоминает ОПС (организованное преступное сообщество). Но разве в каком-нибудь ОПС было бы возможно то, что произошло с Курасовой? Тем более что Марина являлась организатором акции!.. Разве в ОПС могло быть такое, чтобы адвокаты, не изучив материалы дела, заранее заявляли подзащитным, что приговор будет не только обвинительным, но все они получат еще и большие сроки наказания? А в случае с НБП такое было! За что группа "партийных" адвокатов получила от подсудимых коллективное прозвище "Пять Лет Общего". Разве с ОПС могло такое произойти, чтобы адвокат, собрав родных и близких подсудимых, заявил им, что "нужно потянуть рассмотрение дела до осени, потому что журналисты разъехались в летние отпуска"?.. А в процессе "декабристов" такое звучало. Да, иногда можно потянуть рассмотрение в суде того или иного дела. Но это бывает в тех редких случаях, когда, к примеру, защита ожидает появления какого-нибудь важного свидетеля. Но не журналистов же с морских курортов! Для любого ОПС пиар не важен, даже - вреден, но важно спасение людей, важно получение ими минимальных сроков наказания и скорейший выход на свободу. А для НБП, как, впрочем, и для любой другой политической партии, наоборот, необходимы и пиар, и свои герои. Так, в 1994 году В. Жириновский, на одном из заседаний своей фракции в Думе, объявил, что планирует отправить делегацию ЛДПР в Ирак, по приглашению Саддама Хусейна. Я видел растерянные лица депутатов, которые робко напомнили своему лидеру, что существует воздушная блокада Ирака и лететь туда сейчас чартерным рейсом из России крайне опасно. "Ничего, - сказал Владимир Вольфович без тени улыбки на лице (хотя, конечно же, он шутил), - собьют американцы самолет, мы вас похороним со всеми почестями в кремлевской стене, и рейтинг партии взлетит еще больше". (При этом сам он собирался добираться до Багдада более надежным путем - через Йемен.) Да, Вольфович шутил, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды. И для его партии на роль героев сгодились бы даже жертвы авиакатастрофы. Цинично? Да. Но кто сказал, что политикой занимаются наивные простаки в белых перчатках? Кто так считает, пусть приведет пример. И НБП в этом ничем не отличалась от других партий. Однако специально отправлять ребят за решетку никто, разумеется, не собирался. Но уж коли так случилось, то партия, естественно, использовала данную ситуацию в своих пропагандистских целях. И правильно делала. Только не нужно было в эту политическую игру втягиваться адвокатам, обязанность которых заключалась как раз в прямо противоположном - в помощи подзащитным скорее обрести свободу. А процесс и без того шел бы долго - само количество подсудимых (39) и их защитников (26) свидетельствовало об этом! И здесь так называемым "партийным" адвокатам следовало бы, наоборот, публично потребовать от суда и властей невозможного - скорейшего рассмотрения дела! И это с энтузиазмом восприняли бы как сами подсудимые, томящиеся в тюрьмах, так и их обеспокоенные родственники. А подсудимые в глазах общественности уже были героями. Этого не требовалось доказывать долгим процессом. И победу в суде все неминуемо восприняли бы как победу партии. Чего и надо было добиваться, а не поддаваться панике и заранее готовить людей к поражению. Однако "партийные" адвокаты так увлеклись политикой, что с первого дня процесса начали воевать с... властями страны, но не с гособвинителями, которым своими необдуманными ходатайствами только помогали. И еще избрали объектом для нападок судью, вместо того, чтобы дать ему возможность быть арбитром в состязании с обвинением. И остальные 22 защитника оказались заложниками бурной деятельности этих четырех молодцов, потому что Кодекс адвокатской этики не позволяет адвокатам выступать против своих коллег. Даже если те несут в суде полную ахинею или занимаются откровенными провокациями. И двум десяткам адвокатов, обалдевшим от увиденного, оставалось только возмущаться и жаловаться друг другу. Но жаловались и родители подсудимых, что, в итоге, заставило приехать в суд председателя Адвокатской палаты Москвы Генри Резинка. Тогда публика и журналисты так и не поняли, зачем он приезжал. А некоторые даже сдуру подумали, что Генри Маркович хотел "попиариться" на фоне этого громкого процесса. И такое бредовое предположение поддерживали, кстати, сами "адвокаты партии". Но приезжал-то он совсем для другого: попытаться урезонить именно их - наших коллег, возомнивших себя политиками. Резник пытался уговорить их подумать лучше об интересах своих подзащитных, чем об интересах партии, у которой есть Эдуард Лимонов и те люди, кто просто обязан был о ней думать. Но что нам мнение какого-то Резника! Что нам мнение Беляка или даже 22 адвокатов! Мы и сами с усами, хотя и без усов. И, в итоге, все получилось, как в поговорке про дурака, которого заставили молиться Богу. Поэтому и неудивительно, что подавляющее большинство родственников подсудимых негативно относились как к "партийным" адвокатам, так и к Лимонову. "Эдуард, - в сердцах говорил я ему, - представь, что было бы, если бы я, вот так же, как сейчас они, выступал в Саратове! И затягивал бы процесс, чтобы поднять еще больший шум в прессе. Как бы ты отнесся ко всему этому, когда сидел в Саратовском централе, и каждый день мучился от жары или холода в автозаках? Как бы чувствовала себя мать Аксенова, если бы я, не зная материалов дела, внушал ей, что Сергей получит, к примеру, десять лет лагерей? Или может быть, мне стоило пустить все на самотек? Тянуть саратовский процесс пару лет, заявляя бесконечные, необоснованные отводы судьям и прокурорам, выступая с глупыми ходатайствами? Чтобы, в итоге, ты получил лет пятнадцать-двадцать. Но зато была бы бешеная реклама партии! А я ездил бы к тебе в колонию и пиарился, размахивая твоими зэковскими штанами, как знаменем..." Эдуард все понимал. Но в какой-то момент он уже и сам утратил контроль над ситуацией: "партийные" адвокаты, опираясь на его изначальную поддержку и авторитет, постепенно перестали внимать любым разумным советам и замечаниям других своих коллег. А я мотался между Иркутском и Москвой, не имея возможности часто встречаться с Лимоновым, и даже не догадывался об этой ситуации. И только в суде, увидев и услышав все сам, узнав от родителей и коллег, чем занимаются и к чему призывают подсудимых, пока меня нет, эти защитники, я вступил с ними в открытое противостояние. Да, я никак не предполагал, что мне в этом процессе придется тратить силы и нервы не только на борьбу с гособвинением, но еще и с маленькой группой своих коллег, которым повышенное внимание прессы, казалось, просто снесло головы. Ощущалось, что некоторым из них еще и не дает покоя моя известность среди нацболов. Я не хочу называтьих имен, потому что то, что они тогда делали, хотя и возмущало меня, но выглядело каким-то мальчишеством. Большинство из них, действительно, были молоды, и где они теперь - никто и не знает. Но я надеюсь, что тот процесс все-таки послужил им уроком, необходимые выводы из которого они для себя сделали. Посудите сами, разве можно представить себе ситуацию (тем более - по делам ОПС или по любому резонансному делу), чтобы адвокаты подговаривали подсудимых устроить "акцию протеста судье", одновременно встав со своих мест и повернувшись к нему задом?! А "партийные" адвокаты собирались такое устроить судье Шиханову. И только мой неожиданный приезд в Москву и резкое, категоричное "нет", поддержанное 22-мя защитниками, остановили это безумие, расплачиваться за которое пришлось бы всем подсудимым, включая и девушек. И вот тогда бы уж точно они все получили по "пять лет общего". Подобных глупостей на процессе "декабристов" было не мало, хотя до таких фортелей, что выделывали некоторые из "партийных" адвокатов в суде по делу Минздрава, здесь, слава Богу, не дошло. К примеру, никто из них не заявил судье или прокурорам, что "ножичков у нас на всех хватит". Но тот из них, кто такое однажды ляпнул судьям Тверского суда (а мне об этом рассказал впоследствии один из них), здесь удивил тем, что "настучал" на меня и адвоката А.Завгороднего начальнику конвоя: дескать, уберите их от клеток, "они разговаривают со всеми подсудимыми, включая моего подзащитного!.." Остальные "адвокаты партии" в этот момент поглядывали на происходящие со стороны, ожидая, что из всего этого получится. А ничего не получилось. И не могло получиться. Менты, повидавшие много разного в судах, удивленно пожали плечами, с сочувствием посмотрев на нас с мэтром Завгородним, мы сказали тому болвану со значком НБП на лацкане пиджака: "Пшел нах!", и он с миром пошел в указанном направлении (представьте, что было бы с ним, если бы судили не членов НБП, а ОПС!) Но почему же он на такое решился? Ведь мы просто объясняли подсудимым, что все идет нормально, и, при таком ходе процесса, большинство из них выйдут на свободу. "Сергей Валентинович, вы чего, серьезно?" - недоверчиво спрашивали ребята. И нам с Завгородним приходилось разъяснять им буквально на пальцах, почему мы так считаем: нормальные, в целом, показания свидетелей, отказ потерпевших от возмещения ущерба, хорошие результаты экспертиз, благожелательный настрой гособвинителей и судьи... "Но для этого, ребята, - говорили мы, - нельзя допускать ошибок вам самим. И в частности, надо тщательно продумать то, какие показания вы будете давать суду. От этого многое зависит". А "партийные" адвокаты именно в те дни распространили среди всех подсудимых отпечатанный на маленьких листочках бумаги текст, в котором рекомендовалось не давать вообще подробных показаний суду. При этом данный текст начинался многозначительной, но откровенно лживой фразой: "Общая позиция защиты...", которая смутила умы всех подсудимых. И мы с Завгородним и другими адвокатами, возмущенные такой беспардонностью наших коллег, вынуждены были объяснять подсудимым, что никакой общей позиции защиты по данному вопросу нет. "Давать или не давать суду показания, - говорили мы ребятам, - дело каждого из вас. Однако если вы, включая тех, кто уже признался в организации акции, заявите, что не знаете, кто, к примеру, блокировал сейфом дверь в кабинете Общественной приемной, то суд, лишенный возможности индивидуализировать ответственность каждого из подсудимых, может просто размазать ее на всех поровну, - как масло размазывают по всей булке. Но ведь большинство-то из вас не дотрагивались до мебели, и уж девушки - точно. А напишут в приговоре, что делали это все. Именно так и зарабатывают скопом по "пять лет общего". Вы этого хотите?.. А случай с тем же сейфом, уверяем вас, не прибавит никому срока наказания, потому что уже установлено - ни сейф, ни мебель повреждены не были. Он просто свидетельствует о степени активности участников акции и, если хотите, правдивости ваших показаний, то есть вашей честности..." Тут следует пояснить следующее. Ребята блокировали дверь кабинета Общественной приемной только после того, как им стало известно, что сейчас начнет действовать ОМОН. А как он действует, ломая и круша без разбора всех, кто ему попадается на пути, ребята уже знали по опыту. И заблокированная сейфом дверь немного сдержала порыв омоновцев сразу же жестко разделаться с "захватчиками". Постепенно отодвигая сейф, милиционеры могли видеть спокойно сидящих на полу кабинета нацболов - девочек и мальчиков, руками закрывающих свои головы. "Вы не побоялись прийти в приёмную Президента, и те, кто организовал акцию, не испугались признаться в этом. Вы заявили суду, что ни о каком захвате власти не помышляли, массовых беспорядков не совершали, но действовали исключительно по политическим мотивам. Так почему же те из вас, кто просто передвинул в кабинете мебель, чтобы закрыть вход и освободить место на полу для ребят, боитесь сейчас рассказать об этом?.." Когда начались допросы подсудимых, один из них - нижегородец Юрий Староверов - неожиданно для всех признался, что именно он решил заблокировать входную дверь кабинета Общественной приемной старым сейфом. Следом за ним еще несколько ребят, один за другим, заявили суду, что помогали Староверову. Суд, как мы и предсказывали, никому из них не вменил данные действия, как отягчающие их вину обстоятельства, и все эти ребята, получив условное наказание, были освобождены. Не говоря уж об остальных простых участниках и участницах акции - тех, кто кроме хорового чтения мантры "Нам нужна другая Россия!" вообще ничем не нарушил заведенного порядка и унылой тишины Общественной приемной российского Президента. Одной из них была Аня Назарова - та самая "девочка-припевочка", позаботиться о которой просили меня в самом начале расследования Женя Тараненко и Алина Лебедева. Еще до того, как Аня дала показания в суде, я рассказал ее историю журналистке Анне Политковской. Та часто приходила на заседания суда по делу "декабристов", публикуя затем в "Новой газете" свои взволнованные статьи. В перерывах между заседаниями мы ездили с ней в один ближайший итальянский ресторанчик на Мичуринском проспекте, где за обедом я расспрашивал ее о командировках в Чечню, а она меня - о моих подзащитных-нацболах. И вот, как-то раз, сидя с Политковской за обеденным столом и неторопливо обсуждая ход процесса, я поведал ей то, каким образом оказалась среди "декабристов" студентка-первокурсница Аня Назарова. А дело было так. Вечером накануне акции ей позвонил живший неподалеку приятель-нацбол Сережа Рыжиков и пригласил принять участие в завтрашнем мероприятии. "Будет полно наших ребят и журналистов", - сказал он. Аня тоже состояла в рядах партии и довольно часто появлялась на различных ее акциях, митингах и шествиях. Там ее, как и других симпатичных, ярких девушек, постоянно фотографировали на фоне красных флагов и черных транспарантов с символикой НБП, что Ане и девушкам, разумеется, нравилось. В этом, в принципе, и заключалась вся ее "партийная работа". А пришла она в партию точно так же, как и многие другие, ищущие себя, молодые люди ее возраста - благодаря друзьям и знакомым, читая газету "Лимонку" и книги Лимонова, восхищаясь эстетикой НБП с ее яркими знаменами и не менее яркими акциями. "Наверное, не смогу, - ответила Аня своему приятелю, - мне завтра нужно в институт". "Но это совсем не на долго, - часа на два. Будет весело, пойдем!" - Продолжал уговаривать ее Рыжиков. И уговорил. Утром 14 декабря 2004 года они встретились у дома, где проживала Назарова. Подождав в подъезде, когда родители уйдут на работу, а младшая сестренка - в школу, Аня вернулась в квартиру, оставила там свою сумку с конспектами и отправилась с Сережей на Ильинку. А затем - в тюрьму. На год. "Это все ты придумал, чтобы защитить девочку", - заявила мне Политковская. Она не хотела верить. Прозаическая, будничная история, рассказанная мною, противоречила тому, что говорили об арестованных нацболах "адвокаты партии", журналисты оппозиционной прессы, да и тому, что писала о них сама Анна. Все подсудимые, без исключения, представлялись публике этакими 39-ю героями лимоновцами. Но на деле все было далеко не так. И лично я не видел причин приукрашивать действительность, как и не находил ничего плохого или неловкого в том, что среди почти четырех десятков "декабристов" не все были такие активные и мужественные борцы, как Денис Оснач и Юлиан Рябцев, Марина Курасова и Наталья Чернова. Ведь также и среди 28 героев панфиловцев не все стреляли из противотанковых ружей и бросались под немецкие танки с гранатами, - кто-то ведь и просто подносил в окопы патроны. "А ты как сама представляла себе ситуацию с этой девочкой? Что она всю ночь не спала, готовясь к акции? Размножала на ксероксе листовки, сушила сухари или зашивала в воротничок курточки ампулу с цианистым калием?.. А если это не так, то значит, она - и не герой, и недостойна уважения? Тебе нужен миф или правда?.." Аня даже растерялась. "Да, Назарова, действительно, оказалась среди участников акции случайно. Ее вполне могло там и не быть. И пошла она туда, как обычно, чтобы тусануться с друзьями и, в очередной раз, попасть на страницы газет и журналов. А попала в СИЗО..." "Ты хочешь сказать, - спросила Политковская, - что она не знала, куда и зачем пошла?" "Нет, она это знала. И от Тюрина, и позже - от ребят. И листовки видела, и требования поддержала, считая их правильными. Потому и пошла. Но она, как и большинство ребят, не думала, даже не предполагала, что за такое может быть посажена в тюрьму..." "Сергей, ты думаешь, что суд в это поверит?.." "Вот даже ты мне не веришь, куда уж тут суду!" – Сказал я. Политковская улыбнулась. "Только поверит этому суд или нет - не важно. Все, что я тебе рассказал, для суда особого значения не имеет: в клетках больше половины таких, как Назарова. И судят ее за то, что она была с ними на Ильинке. Была! И заметь, вела себя там достойно. И после задержания – тоже!.. Неужели одним этим она не заслужила уважения? Почему вам, как и прокурорам, обязательно нужно, чтобы все “декабристы” непременно были убежденными революционерами? “Герои, бросившие вызов режиму Путина!” Красиво звучит”… Впрочем, всем и так было понятно – почему. "Кровавому режиму", по мнению многих, должны были противостоять только подлинные герои, - сродни Гераклу и Ахиллу. Или, хотя бы, отчаянные радикалы, - наподобие Овода. А если режиму противостоят нежные, юные создания типа Назаровой и Долговой, то это, во-первых, как-то несерьезно выглядит, а во-вторых, становиться стыдно за больших и сильных дяденек-оппозиционеров, которые жертвовать собой ради общего блага никак не хотят. Да, Аня Назарова не являлась ни организатором той протестной акции, ни активистской НБП. Она, как и все остальные парни и девушки, оказавшиеся на скамье подсудимых, была просто хорошим человеком. Честным и совестливым. Любящим своих близких и желающим им счастья. А какое счастье может быть, когда кругом полно несчастных, обманутых, лишенных свободы людей? Подавляющее большинство российских граждан об этом даже не задумываются. Пожилые сидят на диванах у телевизоров, молодые развлекаются, кто как может. Но Аня Назарова, как и ее товарищи, хотела, чтобы этот мир изменился к лучшему. Разве этого не достаточно, чтобы отнестись к ней с таким же уважением, как и к Курасовой, Осначу или Рябцеву? Вот, например, цитата из открытого письма российским властям и правоохранительным органам матери Ивана Королева (этот документ был известен Политковской, и заслуживает того, чтобы быть здесь процитированным): “Я, Калашникова Людмила Дмитриевна, 1947 г. р., пенсионерка, заявляю, что мой сын, Королев Иван Станиславович, 1982 г. р., студент 6-го курса МИРЭА, был вынужден пойти на захват приемной администрации президента по моей вине. Это я виновата, что воспитывала его в традициях патриотизма, порядочности и взаимопомощи. Это моя вина, что я молчала и не протестовала, когда грабили мою страну, мою семью, моих соотечественников. Это моя вина, что я сама не шла и не призывала других идти защищать свою Родину. Мне все было не до того - я растила своего сына. Да и все происходившее в стране казалось страшным сном, который вот-вот кончится, и народ очнется. Мы могли вырастить его приспособленцем и негодяем, но вырастили порядочным человеком… Оказалось, что сейчас порядочным людям жить очень трудно и морально, и материально. Когда мой сын примкнул к НБП, мы с мужем пытались протестовать, но он нам сказал: “Вас, как и весь народ, ограбили и унизили, а вы ничего не предпринимаете в свою защиту. Но ведь кто-то должен вас защищать?!”… Это моя вина, что я так долго терпела и не шла сама штурмовать эту приемную в знак протеста против того, что сделали со страной и народом. Поэтому власти и глумятся над нами, что мы сами не можем постоять за себя. А когда наши дети и внуки встают на защиту нашей чести и достоинства, власти объявляют их действия попыткой государственного переворота и покушением на жизнь президента. Мальчишки захватили приемную 14 декабря - в день восстания на Сенатской площади. Они уже поняли, что ни пикеты, ни митинги, ни демонстрациини на что не влияют, поэтому и предприняли такой отчаянный шаг (с нашей точки зрения - безумие). Участие нашего сына в этой акции оказалось для нас полной неожиданностью. Если бы он хотя бы намекнул, что собирается в ней участвовать, я пошла бы вместо него. Их лозунги “Верните льготы ветеранам и пенсионерам!” и “Соблюдайте конституционную законность!” абсолютно верные, хотя власти объявили их призывом к государственному перевороту, а лозунг “Путин,уйди сам!” никак не тянет на покушение на жизнь президента. Видимо, потерпев поражение в борьбе с организованной преступностью и террористами, которых еще надо найти и поймать, власти решили отыграться на окрыленных юношеским максимализмом безоружных мальчишках и девочках, которые сами к ним пришли, не захватив по пути ни Зимнего дворца, ни почты, ни телеграфа”. И разве "простое" участие в акции на Ильинке таких людей, как Назарова, Долгова, Тараненко, Сергей Рыжиков или Иван Королев снижает героизм и самоотверженность ее организаторов? Мне кажется, наоборот, подчеркивает, ведь последние не скрывали в суде своей роли, и их ожидали гораздо большие испытания. С этим Аня Политковская с готовностью согласилась. Она и сама была смелой женщиной. Ее статьи того периода о ситуации в Чечне меня лично всякий раз повергали в шок. И не от того, что там в них описывалось, а от безрассудной смелости автора. И я говорил ей об этом, и честно признавался, что, наверное, сам бы на такое не решился. На что Аня всегда только застенчиво улыбалась, а мне казалось, что, она как бы извиняется передо мной за эту свою смелость, свойственную далеко не всем. А ее тезка Аня Назарова после освобождения продолжила учебу, вышла замуж, родила ребенка... Не ради ли этого мы тогда работали? Думаю, ради этого стоило. Осенью 2011 в Центральном доме художника в Москве при большом стечении народа состоялась презентация моего фотоальбома "Девушки Партии". В нем есть фотопортреты и всех моих бывших подзащитных - Алины Лебедевой, Жени Тараненко, Вали Долговой, Ани Назаровой и Наташи Черновой. К сожалению, я не смог запечатлеть на пленке трех остальных "декабристок" - Марину Курасову, Лиру Гуськову и Лену Миронычеву. Две последние - стеснительные, немногословные девушки - жили далеко от Москвы, и мне не довелось их встретить. А Марина Курасова в период съемок находилась в лагере. Но у нацболов тех лет были еще и другие, не менее героические, подруги. И они тоже, к сожалению, не все попали в мой альбом. Однако все они достойны того, чтобы их имена знали и помнили. Вот они: Ольга Кудрина и Алёна Горячева, Людмила Харламова и ее однофамилица - Татьяна Харламова, Ольга Шалина и Елена Боровская, Дарья Исаева и Арина Кольцова, Вера Михайлова и Дарья Дорохина, Василиса Семилетова и Нина Силина, Ольга Павлова и Татьяна Сочнева, Елена Демченкова и Анастасия Пустарнакова, Ольга Комарова и Анастасия Белькова, Евгения Зайцева и Ксения Лудан, Ирина Фадеева и Анастасия Курт-Аджиева… "Ангелы и фурии революции", - назвал их Эдуард Лимонов. А я написал в аннотации к альбому следующее: "В русском обществе всегда были девушки готовые к самопожертвованию. Ради Справедливости, Свободы и, нравится это кому-то или нет – ради Революции. Их никогда не было много, но они в России были всегда. Вера Засулич, Софья Перовская, Вера Фигнер и многие другие стояли рядом со своими бесстрашными соратниками-мужчинами. Народовольцы и первые анархисты, социал-демократы и социалисты-революционеры, меньшевики и большевики… Путинская Россия не стала исключением". Сожалею лишь о том, что этот альбом с радостными, счастливыми лицами освобожденных "декабристок" и других девушек запрещенной ныне Национал-большевистской партии не увидела Аня Политковская. Уверен, она бы за них порадовалась и обязательно пришла бы в ЦДХ повидаться с ними и поговорить. Сергей Беляк Иллюстрация - фото из альбома "Девушки партии" Продолжение следует |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
