 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Пятница, 22 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 Записки адвоката Беляка. Часть 29
Изместьев-3
Продолжение. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28 А последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, явилось открытое письмо Изместьева Президенту Путину, опубликованное на одном из оппозиционных Рахимову башкирских сайтов в первые дни ноября 2007 года. "Господин Президент! К Вам обращается за помощью жертва политических и экономических интриг Рахимова Муртазы Губайдулловича и его сына Урала. Волей судьбы я долгое время был близок к этой семье, Муртаза Губайдуллович называл меня своим сыном, а Урал - другом. Занимаясь нефтяным бизнесом вместе с Уралом, мы четко следовали указаниям Муртазы Губайдулловича, которого я всегда считал человеком, умудренным опытом и практической смекалкой, к тому же покровительствовавшим мне, о чем он часто мне говорил. Сейчас, осмыслив его покровительство, я многое стал понимать. Понял и то, что меня долгое время готовили для роли "овцы на заклание" для того, чтобы перевалить на меня груз не только своих неумных поступков, но и, как я сейчас понял, преступлений. Наиболее полно свое предназначение я осознал, осмыслив подготовленную семьей Рахимовых так называемую "байконурскую схему". Финансовые схемы минимизации налоговых выплат от деятельности Уфимских нефтеперерабатывающих заводов принадлежат Сперанскому В., который с 1999 года состоял в должности главного бухгалтера ОАО "Башкирнефтепродукт", одного из структурных подразделений ОАО "Башнефтехим". Одной из таких схем является "байконурская". Сперанский В. работать по такой схеме категорически отказывался. Он всячески пытался отговорить Урала Рахимова от этой схемы, однако тот настоял, понимая, что только так можно заработать огромные деньги и физически устранил Сперанского В. Таким образом, Урал Рахимов предложил мне участвовать в схеме по созданию видимости передачи резервуаров для смешивания компонентов для изготовления бензина и дизельного топлива двум коммерческим организациям: ООО "Корус-Байконур" и "Борт-М". Предварительно я, имея личные связи с администрацией города Байконур, в соответствии с международными соглашениями на законных основаниях получил налоговые льготы для ООО "Корус-Байконур" и ЗАО "Борт-М", а Рахимов У. поручил Ганцеву В. обеспечить юридическую чистоту заключаемых договоров между ОАО "Башнефтехим", ООО "Корус-Байконур" и ЗАО "Борт-М". Считаю необходимым отметить, что деятельность ООО "Корус-Байконур" полностью была легальна, вся налоговая и бухгалтерская отчетность сдавалась в налоговые органы, своевременно и в полном объеме выплачивались налоги. Однако деятельность ЗАО "Борт-М" была фактически преступна, так как фактическими руководителями общества, в том числе и главным бухгалтером, являлся человек, не имеющий никакого отношения к ЗАО "Борт-М". Фактическими руководителями общества являлись Ганцев В.А. и Айратов (имени не помню). По непроверенным сведениям по итогам года общество выплатило учредителям (Рахимов У. и Ганцев В.) дивиденды в размере более 100 миллионов рублей. Кроме этого, нефтепродукты, которые реализовывались взаимозависимым ЗАО "Борт-М" организациям ООО "Атэк" (директор Бедило), ООО "Башнефть" (директор Фурман) не облагались акцизами, те, в свою очередь, экспортировали эти нефтепродукты за рубеж, продавали своим дочерним организациям и "выставляли" к возврату НДС. Таким образом, из бюджета государства незаконно возмещены сотни миллионов рублей. Этой схемой семья Рахимовых подготовила экономическую базу для фактического присвоения себе всех государственных предприятий топливно-энергетического комплекса Республики Башкортостан. Именно в процессе воровства десятков миллионов тонн нефти и нефтепродуктов, уклонения от уплаты налогов на сотни миллиардов рублей развернулось, разработанное убитым ими Валерием Сперанским, поэтапное мошенничество по переписыванию активов предприятий на частные фирмы. В случае удачного совершения этого преступления должна была осуществиться перепродажа акций американским фирмам и, тем самым, завершиться схема вывода активов нефтянки за рубеж, разработанная Борисом Абрамовичем Березовским и Муртазой Губайдулловичем Рахимовым. Обвинения же меня, как организатора целого ряда убийств и теракта 5 ноября 2003 года в городе Уфе выглядят просто абсурдными. В обвинениях начисто отсутствует какая-либо здравая мотивация их совершения. Объяснить мое участие в них можно только в том случае, если я законченный сумасшедший. Я согласен на проведение необходимых медицинских обследований и уверен, что они подтвердят мое нормальное психическое состояние. Какую я мог бы извлечь пользу от убийства заместителя по коммерции Ново-Уфимского нефтеперерабатывающего завода С. Гайнанова? Я работал на другом производстве, и никаких связей у меня с С.Гайнановым не было, да и в будущей деятельности мои коммерческие интересы не переходили на поле деятельности С. Гайнанова. С кем и были трения у С.Гайнанова, так это с Муртазой Губайдулловичем, которого Салават называл дураком, и его сыном Уралом, которому он мешал получить контроль над переработкой и экспортом нефти и нефтепродуктов на крупнейшем предприятии. Мои показания в отношении Муртазы Губайдулловича и Урала Рахимовых игнорируются следователями, до сих пор не проведены допросы и соучастников Виктора Ганцева, работников охранной фирмы "Щит" А.Зырянова и его заместителя Михайлова! Гомосексуальные взаимоотношения Урала Рахимова и Валерия Сперанского, ревность Урала к Валерию Сперанскому за то, что тот завел себе "мальчика" и отдыхал с ним во Франции, следователи не рассматривают как мотив убийства, а пытаются привязать его ко мне. Но сами гомосексуальные взаимоотношения, по-моему, не могли бы привести к убийству, если бы не подозрения Муртазы Губайдулловича, что Сперанский предает интересы семьи и общается с ее врагами в лице юриста Галины Перепелкиной. То, что Сперанский имел коммерческие связи с врагом Урала и М. Рахимовых Ю.Бушевым и его юристом Г.Перепелкиной - это факт! Об этом М.Г.Рахимову неоднократно докладывали министр МВД РБ Р.У.Диваев и его заместитель Н.Г.Патрикеев, от которых так ловко по единственной дороге ускользнули бандиты, убившие Сперанского. Почему следователи не интересуются у исполнителей, какие гарантии безопасности при совершении преступлений они получили у руководства республиканского МВД? Мне-то чем помешали Сперанский, с которым у меня были дружеские взаимоотношения, и Перепелкина, которую я вовсе не знал? К тому же у меня традиционная сексуальная ориентация и нет беспричинных вспышек бешенства, как у Урала Рахимова. Следователи безосновательно пытаются приписать мне организацию убийства Олега Булатова, якобы как мою борьбу за приобретение водных перевозок. Над водными перевозками установил контроль Урал Рахимов, и Олег Булатов угрожал его интересам. После убийства Булатова Урал и Муртаза Губайдуллович Рахимовы предложили мне заняться танкерными перевозками, и я вынужден был согласиться. Но ничего для меня не изменилось, также платил Уралу за услуги по транспортировке, а Урал загружал танкера своими нефтепродуктами на 80%-90%, только мешавшего ему Булатова больше не было! Почему очевидные факты не рассматриваются следователями? Почему не допрошены свидетели скандалов Урала Рахимова и Олега Булатова - тот же Ганцев и работники планово-финансовых отделов, по которым проходили водные перевозки? На все эти вопросы, уважаемый Владимир Владимирович, я вижу только один ответ: сотни миллионов долларов, которые Муртаза Губайдуллович Рахимов передает Вашим ближайшим подчиненным, делают правосудие в нашей стране слепым и подвластным корыстной воле мздоимцев. А теракт, организованный Уралом Рахимовым, Радием Хабировым, министром МВД РБ Диваевым, руководителем ФСБ Черноковым в Уфе 5 ноября 2003 с целью опорочить политических конкурентов М.Г.Рахимова - как может быть приписан он мне, зачем он мне мог быть нужен, какие выгоды я получал? Господин Президент! Вы в течение уже многих лет являетесь жертвой гигантской мистификации, задуманной и реализуемой М.Рахимовым каждый день. В основе мистификации сотни миллионов долларов, которые Муртаза Губайдуллович Рахимов передает работникам Вашей администрации, Федеральной службы безопасности, Генпрокуратуры. Я мог бы назвать их имена, но эти люди столь близки к Вам, что я думаю, что это должно являться государственной тайной. Задачей М.Г.Рахимова является сохранение своей преступной нелегитимной власти и награбленной госсобственности. На разных этапах мистификации Вам предлагались разные варианты ужасов, усиленно подаваемых Вам ближайшими Вашими подчиненными. Здесь были и превращение Башкирии еще в одну Чечню, и сказки о процветающей и стабильной республике, и гаранте стабильности М.Г.Рахимове. Когда же преступления семьи М.Г.Рахимова стало невозможно скрывать, я знаю, что Вам докладывали о том работники Генпрокуратуры, М.Г.Рахимов решил оклеветать меня и обвинить меня не только в своих экономических преступлениях, но и чудовищных терактах и убийствах, творимых по его указаниям. Купленные М.Г.Рахимовым сотрудники ФСБ сфабриковали на меня нелепое дело о взятке их же коллеге, постоянно ходят ко мне с угрозами убийства (уже были инсценированы попытки), отравления, ухудшение условий содержания (я поменял уже десятки камер в Лефортово, в Матросской тишине, в Бутырке). И все это делается только ради одного. Мне говорят: молчи, ни слова про Муртазу и Урала Рахимовых, Виктора Ганцева, Александра Зырянова и других и будешь жить, иначе убьем! Эти люди из ФСБ приходили ко мне официально и их данные есть в журналах регистрации. Я понимаю, что за 400 миллионов долларов, занесенных М.Рахимовым в Вашу администрацию можно убить не только меня, но и многих свидетелей преступлений семьи Рахимова. Владимир Владимирович! Я даже допускаю, что М.Г.Рахимова представляет меня как человека, претендующего на какое-то политическое влияние в стране. Я не господин Ходорковский или Березовский (ближайший советник М.Г.Рахимова), меня не интересует политика, сенатором же я стал только по воле М.Г.Рахимова. Смысл его поступка я понял лишь теперь! Владимир Владимирович! Вмешайтесь! Вы - гарант Конституции. Пусть чины ФСБ, Вашей администрации не мешают работникам Генпрокуратуры объективно разобраться в вопросе. Я активно сотрудничаю со следствием и теперь никакими угрозами со стороны М.Г.Рахимова и ФСБ меня не запутать и не запугать!" Да, автору этого письма далеко до Ходорковского или Лимонова, тоже обращавшихся из тюрем с открытыми письмами к президенту Путину! Судя по стилю (да и по содержанию) этого послания, можно подумать, что его писал повзрослевший ульяновский мальчик Дима Семенов, письмо которого к Жириновскому я приводил ранее, - в главе "Живодерня". И все-таки это письмо характеризует не только его автора, но и является ярким документальным свидетельством всей постсоветской эпохи периода Ельцина - Путина. Почему я и процитировал его здесь целиком, без купюр. А писалось письмо, очевидно, прямо в кабинете следственной части Бутырской тюрьмы под диктовку самого Изместьева, так как оно сохранило все особенности его разговорной речи (с характерными для него словами и выражениями). Например, он и в жизни, рассказывая о ком-то, часто говорил: "Иванов, имени не помню". И это зафиксировано аккуратным "стенографистом" и не исправлено потом ленивым "редактором". Но так как для встреч с Изместьевым нам всегда выделялся один и тот же кабинет возле служебного помещения вертухаев, то все понимали, что он тайно прослушивается, а возможно и просматривается операми. (Впрочем, про один-два таких кабинета известно всем завсегдатаям Бутырки, но все делают вид, что ничегошеньки не знают, чтобы не нарушать законов жанра трагикомедии.) А, значит, то, что Изместьев пишет некое послание президенту Путину, не было секретом и для оперов. Если же Изместьев писал письмо сам, скрючившись на своей тюремной шконке в многоместной камере, то - и подавно. Но про его публикацию и вообще про наличие этого письма я узнал только после того, как Изместьеву вдруг (и снова - без меня) предъявили еще два новых эпизода убийств, хотя на протяжении полугода мне с большим трудом, но удавалось путем переговоров с руководителями Следственного комитета сдерживать разрастание обвинения. "С чего бы это?" - Подумал я тогда, не зная про письмо, и никак не находил объяснений изменившейся внезапно позиции руководства СК. Но потом это письмо, распечатанное прямо со страницы сайта, показал мне один из наших новых адвокатов, пока мы ожидали с ним выдачи пропусков в Бутырку. При этом он так безумно радовался и так гордился тем, что письмо появилось в Интернете благодаря ему, что мне захотелось шарахнуть его по башке портфелем, чтобы с лица у него слетела улыбка Фернанделя, и он пришел бы, наконец, в чувство. Но я сдержался и правильно сделал. Потому, что такую же глуповатую, самодовольную улыбку я увидел через несколько минут и на лице Изместьева. "Зачем вы это сделали?" - Только и спросил я. "А что? Все нормально", - дружно ответили они оба. А адвокат добавил: "И еще папа Игоря Владимировича написал письмо. Не такое, конечно, но в таком же ключе. Причем сам написал! Да так быстро и так здорово, что мы все были вчера просто поражены! Скоро опубликуем..." Я устало опустился на стул и, попросив коллегу принести нам по стаканчику кофе, взял чистый лист бумаги и ручку. "Этим письмом, - сказал я Изместьеву, когда адвокат вышел за дверь, - ты перечеркнул всё то, что я уже сделал, обеляя тебя в глазах руководителей Генпрокуратуры и Следственного комитета и с трудом сдерживая пополнение твоего обвинения новыми статьями. Но ты перечеркнул еще и то, что мы наметили сделать через месяц, после выборов". А после выборов, в декабре 2007 года, я должен был сходить с Жириновским (и уже предварительно договорился с ним) не только в СК, но и в Администрацию Президента. Сходить, чтобы объяснить там, на самом верху, что бывший сенатор Изместьев всё, дескать, понял, сделал необходимые выводы и больше ни-ни - ни словом, ни делом. Что он совсем не тот, каким его пытаются представить, а человек серьезный, порядочный и ему вполне можно верить. Впрочем, к одному из высокопоставленных чиновников президентской администрации я все-таки уже успел обратиться по поводу Изместьева - на его помощь тот очень рассчитывал. И этот чиновник, выслушав меня, был крайне лаконичен. “Ты что - не можешь найти себе нормального клиента?” – Спросил он. Этим все было сказано. Но отрицательный ответ – тоже ответ. По крайней мере, на этого человека Изместьев впредь мог уже не рассчитывать. А значит, и не платить денег каким-нибудь мошенникам, которые могли бы взять их, якобы, “под него”. Да, в те годы многие знали или догадывались, что происходило в Уфе. Но “заказ” был сделан в Следственный комитет только на одного многознающего сенатора. А тот, как школьник-двоечник, начал канючить, что не выучил урок, дескать, не только он один. И вместо того, чтобы искать себе союзников в гадюшнике, в котором жил (с другими он и не общался), Изместьев в один миг сделал их всех своими врагами. В своем письме Путину он даже назвал директоров и служащих предприятий, которые в будущем могли бы стать свидетелями защиты, но после этого, обработанные оперативниками и следователями, уже вряд ли решились бы ему чем-то помочь. Ценность в подобных откровениях экс-сенатора была бы, если бы они, до поры до времени, оставались тайной. Но, узнав о них, настоящие заказчики преступлений могли предпринять ряд мер не только по уничтожению доказательств, но и по созданию новых - не в пользу Изместьева. Что же касается привлечения внимания к персоне Изместьева, то в тот период и без этого письма о нем регулярно писали практически все СМИ. Но вот сразу после публикации письма информационный поток, наоборот, резко сократился. Возможно, либеральную прессу (а о нем могла писать только либеральная пресса) смутил школьный стиль сенатора, банальность его рассуждений и доводов, а также ярко выраженный конформизм и подобострастие, с каким он обращался к Путину. Но главное - из содержания этого письма следовало, что его автор, действительно, совершал те или иные, мягко говоря, проступки, участвуя в различных темных махинациях с нефтепродуктами. В чем он сам и признался. Делать из такого человека героя по типу Ходорковского никто уже не хотел. "А теперь, - сказал я, - давай разлинуем пополам лист бумаги и перепишем на одну его половину всех тех людей, кого ты отнес в письме к "плохим", - тех, кто против тебя. А на другую - "хороших", то есть тех, кто за тебя. В итоге, среди "плохих" будут: Муртаза и Урал Рахимовы, Ганцев и Айратов, Фурман и Бедило, Зырянов и Михайлов, следователи и сотрудники ФСБ, Министр внутренних дел Башкортастана Диваев и его заместитель Патрикеев, некто Радий Хабиров и руководитель ФСБ в Уфе Черноков, работники Администрации Президента - "ближайшие подчиненные" Путина, они же - "мздоимцы", работники ФСО и Генпрокуратуры, "чины" ФСБ, и даже - Березовский, "ближайший советник М.Г. Рахимова"!.. Ну, а кто у нас будет на другой половине листа, - среди "хороших"? Только ты один. И то, что у тебя есть деньги, - ерунда. Потому, что у них их в тридцать раз больше. И еще у них - власть! А ты сидишь не в Лондоне, а в Бутырке, где тебя легко достать... И с какими глазами мне теперь идти в СК, в Генпрокуратуру или в Администрацию, и просить за тебя?.." Походив по кабинету в раздумье, Изместьев проговорил: "А я и не писал это письмо. Я не знаю, кто его написал. И так и скажу..." Больше, я понял, мне говорить с этим человеком было не о чем. И никаких дел иметь с ним было нельзя. Даже - опасно. "Я, Игорь, сейчас веду речь ни о ком-то, а о себе. Ты подвел и себя, и меня. И у меня, скажу честно, нет больше желания с тобой работать. Наши позиции расходятся, это - факт. Но без защиты ты не останешься - у тебя есть адвокаты. И я желаю и тебе, и им успеха. Но, судя по тому, что ты делаешь, предчувствую, будет тебе не сладко". Я пожал ему руку и ушел. Примерно через месяц следователь Ли радостно сообщил мне по телефону, что получил от Изместьева заявление об отказе от моих услуг. Я и сам готов был разделить с ним эту радость, а за хорошую новость даже поставить бутылку коньяка. И, с облегчением перекрестившись, ушел с головой в другие дела. А через пару месяцев, в феврале 2008 года, Изместьеву предъявили целую кучу новых обвинений. Но это не всё. Не всё, чтобы, действительно, до конца разобраться в той ситуации с Изместьевым, чтобы понять его характер и то, чем же он все-таки руководствовался, принимая столь часто необдуманные, а порой и откровенно вредные для себя решения. Неужели его голову могли так легко затуманить какие-то телефонные советчики (так и хотелось написать - "автоответчики"!) или присланные ими адвокаты-погремушечники? Конечно, нет. У него существовала еще одна группа адвокатов. И они, безусловно, были умнее первых. И, что куда важнее, намного умнее своего клиента, который, не в силах устоять под напором их речей, приправленных порциями изощренной лести, продолжал, тем не менее, считать себя среди них самым умным. Со стороны выглядело это забавно, и напоминало мне кадры из старого детского фильма "Волшебная лампа Алладина", где простоватый султан слушал советы своих хитроумных визирей. Так и Изместьев слушал людей, разглагольствования которых сводились к объяснениям того, в чем они сами плохо разбирались. Причем эти объяснения отражали всегда разные точки зрения. А потому и Изместьев метался из стороны в сторону, принимал и отменял собственные решения, и строил фантастические планы своего чудесного спасения из заточения, полагаясь на обещания этих людей вот-вот с кем-то переговорить, вот-вот с кем-то встретиться и вот-вот всё решить. С кем именно нужно было им встречаться и вести переговоры, указывал, разумеется, сам Изместьев. "Разумеется, сам" потому, что эти "советники" вообще никаких советов Изместьеву не давали. Все исходило от него самого или от кого угодно, но только не от них. А они могли только пробубнить в ответ нечто невнятное, двусмысленно пожать плечами, развести руками и заверить Изместьева в почтении, уважении, любви и неукоснительном исполнении его "мудрых" предначертаний. Эти люди давно знали Изместьева, много лет его обслуживали, и когда экс-сенатора арестовали, заявили, что ничего не понимают в "уголовке" (то есть в уголовном праве и в уголовном процессе), а потому, дескать, будут продолжать вести, как и ранее, только арбитражные дела и заниматься его финансово-хозяйственными вопросами. Арбитражные дела они с завидным постоянством проигрывали, недвижимость и оставшиеся в России активы Изместьева распродавали за бесценок и выполняли прочие спецпоручения своего лишенного свободы и полной информации клиента, не очень-то и заботясь о результатах своего труда. "Чем хуже, тем лучше", - цинично заявляли они "в сторону", но мир, как говорится, тесен и не без добрых людей. Короче, о таком их отношении к своему клиенту знали или догадывались почти все, включая несчастных родителей экс-сенатора, но не догадывался только он сам, что, впрочем, и не удивительно. А родителей он не слушал: в таком возрасте дети, как правило, родителей вообще не слушают. И родители Изместьева к тому же были лишены возможности свободно общаться с сыном даже путем переписки. И доносили до него свои смутные подозрения, сомнения и переживания разными окольными путями - в обход этих "спецпорученцев", которые, как можно было догадаться, больше всего переживали не за своего клиента, а за то, чтобы не лишиться возможности влиять на него. Поэтому, как я скоро понял, они, в равной степени опасались, помимо родственников Изместьева, не только меня, но и тех адвокатов, что занимались этим делом до меня, а также "погремушечников", что пришли чуть позже. К слову сказать, адвокаты, что первоначально осуществляли защиту Изместьева, были весьма ответственны и профессиональны. Возглавлял эту группу защитников В. Семенцов. Но экс-сенатор, даже спустя несколько месяцев после своего ареста так и не понял, во что он вляпался, и все еще наивно надеялся скоро выйти на свободу. А потому при поддержке своих "визирей", не разбиравшихся в "уголовке", он обвинил добросовестных защитников в "бездействии" и... в "связях со спецслужбами". Последняя формулировка, как я узнал, была у Изместьева любимой. (Как у одного моего приятеля любимым объяснением неудачной попытки закадрить какую-нибудь девушку всегда было одно и то же: "Она - лесбиянка".) Но после таких заявлений, адвокаты, разумеется, из дела вышли. Я попытался было уговорить Изместьева возвратить их, заверяя, что вполне смогу с ними эффективно работать, но он был неумолим. Вот только почему-то следователей и оперов (представителей тех самых "спецслужб", с которыми, якобы, были "связаны" адвокаты) внезапный выход защитников из дела не огорчил, а обрадовал, и даже хитрый Ли не смог скрыть тогда своих чувств за толстыми стеклами очков. Впрочем, заметить и понять это экс-сенатору Изместьеву было не дано. После осуждения его в 2010 году прежних защитников сменили новые. И новые адвокаты Изместьева, судя по сообщениям СМИ, занялись, по сути, тем же, чем занимался я еще летом и осенью 2007 года - поиском доказательств оговора экс-сенатора со стороны Финагина и Иванова. Поздновато, конечно. Но ведь, лучше поздно, чем никогда?.. А суд над Изместьевым длился долго. Он шел параллельно со вторым процессом Ходорковского и Лебедева и закончился в декабре 2010 года одновременно с ним. Даже в этом Изместьеву не повезло: процесс Ходорковского привлек к себе все внимание со стороны прессы, а все прочие судебные процессы оказались за рамками всеобщего интереса публики. Более того, любое упоминание об Изместьеве в тот период вообще было нежелательно для либеральной прессы, на поддержку которой так рассчитывали защитники экс-сенатора. И все потому, что один олигарх бросал тень на другого - экс-владельца ЮКОСа. А все помнили, как Путин, отвечая на вопрос об олигархе Ходорковском, заявил, что "у них" (у олигархов), дескать, "руки в крови". И тут никому из либеральных оппонентов Путина не хотелось лишний раз напоминать общественности об Изместьеве, обвиненном в серии заказных убийств. Поэтому журналисты о деле Изместьева старалась ничего не рассказывать, а правозащитники стыдливо прятали глаза и ссылались на свою занятость, когда к ним обращались за помощью гонцы от Изместьева. И только после того как страсти вокруг Ходорковского поутихли, правозащитники решились заступиться и за Изместьева. Но такой мощной информационной кампании, какая была организована ими в защиту Ходорковского, здесь не получилось. Да и не могло получиться - слишком разные они люди, и слишком отличаются их дела. Но когда я слушаю Четвертую симфонию Арво Пярта, посвященную Михаилу Ходорковскому и "всем бесправным узникам в России", то невольно вспоминаю и Игоря Изместьева. Он и многие другие заключенные российских тюрем и лагерей - такие же бесправные узники, как и бизнесмены Михаил Ходорковский и Платон Лебедев, поэт Андрей Жданов и девушки из панк-группы Pussy Riot, сплоченные нацболы и разрозненные участники "болотного дела"... "Мне хотелось, - пояснил Пярт, представляя свое произведение публике, - послать им весточку мира душевного и бодрости духа, несмотря на все удручающие обстоятельства их заключения". Удручающие обстоятельства их заключения... Сергей Беляк Продолжение следует |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
