ГЛАВНАЯ | НОВОСТИ | ПУБЛИКАЦИИ | МНЕНИЯ | АВТОРЫ | ТЕМЫ |
Четверг, 21 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
2013-12-26
Алексей Волынец
Западный ветер для председателя Мао. Часть 1
Фын Си - по-китайски "Западный ветер" - один из псевдонимов Иосифа Сталина, который он использовал в переписке с китайскими коммунистами. О роли Сталина в становлении Мао Цзэдуна как политика, их отношениях во время гражданской войны и начала строительства Нового Китая повествует историк Алексей Волынец в цикле статей, приуроченных к 120-летию Великого Кормчего. В декабре 1920 года бывший крупный чиновник Абрам Ходоров передал 20 тысяч серебряных долларов преподавателю Пекинского университета Сергею Полевому. В современных ценах эта сумма тянет примерно на миллион долларов. Ходоров был не только деятелем разогнанного большевиками временного правительства, но и одним из лидеров меньшевиков в РСДРП. В 1917 году он был едва ли не самым убежденным противником фракции Ленина, но с 1919 года, насмотревшись на действия Колчака и интервентов в Сибири и Дальнем Востоке, пришел к выводу, что большевики являются единственной разумной альтернативой для России в пост-революционных условиях. Бежавший от Колчака в Китай Ходоров с 1919 года был здесь по сути неформальным представителем советского Наркомата иностранных дел и советской политической разведки. Получивший 20 тысяч тех полновесных долларов Сергей Александрович Полевой был профессиональным востоковедом – знал китайский, маньчжурский, монгольский, корейский и японский языки. В главном университете Китая Полевой преподавал русский язык и литературу. Но кроме всего прочего Полевой был кадровым офицером ещё царской русской военной разведки, главной задачей которого была работа с территории Китая против Японии (надо отметить, что после поражения 1905 года русские военные предприняли немало усилий по подготовке кадров против этого главного вероятного противника России на Дальнем Востоке). Наблюдая, как белые дружно ложатся под японцев, Полевой пошёл на сотрудничество с большевиками, которых – вполне справедливо – посчитал единственной силой, способной тогда восстановить единство России вообще и на Дальнем Востоке в частности. Переданные через Ходорова 20 тысяч долларов (весьма крупная по тем временам сумма, на неё с учетом местных расценок можно было нанять на год целый полк китайской армии) Полевой потратил на создание и организационно-пропагандистскую деятельность первых коммунистических кружков в китайских университетах на протяжении 1920-21 годов. Профинансированный советскими спецслужбами разведчик еще царского Генерального штаба Полевой тогда работал с будущим первым лидером Компартии Китая Ли Дачжао. Профессор Ли заведовал библиотекой Пекинского университета и как раз нанял на подсобную работу в библиотеке 27-летнего «вечного студента» Мао Цзэдуна, того самого. Начало целенаправленной советской политики в Китае можно отсчитывать от так называемой «ноты Карахана» (август 1919 года), когда заместитель наркоминдела РСФСР Л.М.Карахан декларировал отказ Советской России от прежней империалистической политики, безвозмездный отказ от экстерриториальных концессий и иных полуколониальных привилегий, которые имели на территории Китая «великие державы». Впрочем, наиболее радикальные «интернациональные» положения данной ноты, а именно - безвозмездный отказ от российских прав на КВЖД, были достаточно быстро скорректированы в пользу политики, куда больше учитывающей политические и экономические интересы вновь созданного советского государства. Эту тенденцию в середине 20-х гг. недвусмысленно и ёмко выразил Л.Д.Троцкий, высказав, что именно интернациональные убеждения не позволяют ему требовать от русских рабочих безвозмездно подарить созданную ими КВЖД китайским крестьянам. Собственно, советско-китайские дипломатические отношения оживились после окончания Гражданской войны, когда РСФСР и «буферная» ДВР, играя на противоречиях США, Японии и Китая добились ухода иностранных интервентов (в т.ч. и китайских) с территории российского Дальнего Востока. Антиимпериалистическая политика СССР вызвала в полуколониальном Китае, униженном «великими державами», достаточно заметную симпатию. А прежнюю империалистическую экспансию сменила куда более динамичная экспансия идеологическая – в полуфеодальном, нищем Китае левые и марксистские идеи, особенно в их радикальном «русском» выражении, нашли достаточно много искренних сторонников. Как писал позднее Мао Цзэдун о своих политических исканиях молодости: «Идти по пути русских – таков был вывод». Деньги Коминтерна – большие для отдельного человека, но весьма скромные в международных масштабах – упали на благодатную почву и были израсходованы очень эффективно. Уже в 1921 году при прямой идеологической и организационной поддержке Коминтерна на базе отдельных марксистских кружков была основана Коммунистическая партия Китая. Одновременно советское правительство поддержало «китайских народников» - партию Гоминьдан известного революционера Сунь-Ятсена, начав военную, экономическую и организационную помощь его правительству на Юге Китая в Кантоне (Гуанчжоу). В середине 20-х годов при самом активном участии советских военных специалистов была создана Народно-Революционная Армия, совершившая в 1926-27 гг. победоносный «Северный поход», спланированный Василием Блюхером. Впрочем, главком НРА Чан Кайши (Цзян Чжунчжэн), ставший в результате данного похода номинальным объединителем Китая, достаточно быстро вступил в вооружённую конфронтацию с китайскими коммунистами. Наньчанское восстание 1 августа 1927 г. коммунистических войсковых частей против Чан Кайши также было начато при участии советских представителей и привело к более чем 20-летней гражданской войне между Гоминьданом и Гунчанданом (КПК, Компартией Китая). Таким образом, можно констатировать, что СССР (через НКИД, Коминтерн и Разведупр РККА) стоял у истоков становления двух основных политических сил Китая, сыгравших основную роль в китайской истории ХХ века и до сих пор обладающих государственной властью на Тайване (Гоминьдан) и в континентальном Китае (КПК). В середине 20-х годов ХХ века Китай некоторое время рассматривался в СССР как один из основных «локомотивов» скорой мировой революции. В 1925 г. в Москве было создано уникальное учебное заведение, ранее не имевшее аналогов в мировой политике, - Коммунистический университет трудящихся Китая (КУТК) имени Сунь Ятсена, готовивший, выражаясь современным языком, менеджеров, пиарщиков и полевых командиров для китайской революции. В стенах этого учреждения прошли обучение многие будущие лидеры Китая и немало детей тогдашней китайской элиты, ориентировавшейся в 20-е гг. на СССР. С конца 1927 г. СССР поддерживал китайских коммунистов, ведущих повстанческую борьбу против Чан Кайши и иных китайских милитаристов. В ходе данной войны была создана Китайская Красная Армия (будущая НОАК) и т.н. «советские районы Китая». Именно в ходе этой войны выдвинулся и был замечен Сталиным будущий лидер КПК и КНР Мао Цзэдун. Лидеры СССР и будущей КНР, они же лидеры ВКП(б) и КПК, до декабря 1949 г. никогда лично не встречались, но были весьма неплохо заочно осведомлены друг о друге на протяжении четверти века. Сталин, ещё будучи наркомом по делам национальностей, с начала 20-х гг. занимался советской политикой в Китае, а с середины 20-х гг. уже стал одним из основных создателей этой политики. Мао Цзэдуна заметили в Москве после публикации в коминтерновском журнале «Революционный восток» («Журнал научно-исследовательской организации при Коммунистическом университете трудящихся Востока им. И. В. Сталина») №2 за 1927 г., где было опубликовано объёмное исследование будущего лидера КПК над названием «Крестьянское движение в Хунани». Мао в середине 20-х гг. занимался в КПК именно крестьянским вопросом. Китай был страной еще более крестьянской и аграрной, чем Россия начала ХХ века; и для советских марксистов именно в Китае возникала масса практических и теоретических проблем, на которые не давало ответа европоцентричное наследие Маркса. Поэтому склонный к философским обобщениям практик китайского крестьянского вопроса был отмечен в Москве как перспективный теоретик и пропагандист КПК. Но Сталин окончательно выделил Мао из общей массы лидеров КитКомпартии в конце 20-х гг., когда философ и теоретик, после устроенной гоминьдановцами жестокой резни коммунистов и ряда провальных коммунистических восстаний, оказался умелым и удачливым партизанским командиром. Среди русских и китайских коммунистов 20-30-х годов было немало талантливых теоретиков и пропагандистов, еще больше было решительных и умелых полевых командиров. Но вот людей, счастливо совмещавших в себе обе таких диаметральных ипостаси, даже среди этой незаурядной плеяды было немного. Сталин, сам способный организовать ограбление банка и написать философскую работу, хорошо понимал, что именно такой человек имеет все шансы сталь лидером и среди пропагандистов-теоретиков и среди полевых командиров-атаманов. Что в итоге и произошло с Мао в течении ряда лет (естественно, не без упорной и жестокой борьбы за лидерство). Поэтому Сталин в начале 30-х годов внимательно наблюдал за продвижением Мао и его участием во внутрипартийной борьбе в КПК (которая порой была не менее жестокой, чем война коммунистов с армией и спецслужбами Гоминьдана). Сталин достаточно последовательно охлаждал все попытки обучавшихся в СССР лидеров КПК «съесть» этого никогда не покидавшего Китая партизанского командира. Кстати, это постоянное присутствие Мао в Китае, среди борющихся масс, также выгодно отличало его в глазах Сталина (самого куда больше пребывавшего в тюрьме и ссылке, чем в эмиграции) от иных лидеров КПК, зачастую дольше живших на коминтерновских объектах в Москве, чем в горах и лесах Китая. Надо отметить, что Сталин, опираясь на аналогичный опыт ВКП(б), достаточно философски воспринимал внутреннюю борьбу и политические ошибки в КПК: «Было бы смешно думать, что китайская компартия может стать настоящей большевистской партией, так сказать в один присест, на основании директив Коминтерна. Стоит только вспомнить историю нашей партии, прошедшей через ряд расколов, отколов, измен, предательств и т.д., чтобы понять, что настоящие большевистские партии не рождаются в один присест». С начала 30-х годов политика СССР в Китае всё больше определяется растущей угрозой японской экспансии. Особенно после оккупации Японией территории Маньчжурии внутренняя политика Китая рассматривается в Москве уже не с точки зрения немедленной «мировой революции», а с точки зрения безопасности границ и интересов СССР на Дальнем Востоке. Именно поэтому СССР и Сталин в буквальном смысле этого слова спасают жизнь основному врагу китайских коммунистов Чан Кайши во время т.н. «сианьского инцидента», когда в декабре 1936 г. этот ведущий лидер Китая был арестован рядом антияпонски настроенных китайских генералов, вошедших в союз с КПК. Через Коминтерн китайской Компартии и лично товарищу Мао директивно навязывается идея освобождения Чан Кайши и заключения с ним антияпонского союза – т.н. политика «Единого антияпонского фронта». Данное решение Сталина представляется абсолютно обоснованным с точки зрения безопасности СССР – смерть Чан Кайши, бывшего пусть во многом номинальным, но тогда единственным бесспорным общекитайским лидером, скорее всего привела бы к очередному витку разнообразных гражданских войн и еще большему распаду Китая, что в тот момент было выгодно исключительно Японской империи, активизировавшей свою экспансию в континентальном Китае. Ни СССР, ни тем более китайские коммунисты или отдельные китайские генералы не смогли бы тогда успешно противостоять полномасштабной японской аннексии Китая. А полностью подчинившая Китай Японская империя стала бы смертельной опасностью для советского Дальнего Востока. В то же время, по оценке Сталина, китайский-«великоханьский» националист Чан Кайши, при всём своём антикоммунизме и манёврах в отношении японской политики, меньше всего стремился подчиниться Японии и подчинить ей Китай, бесспорным патриотом которого он являлся (будучи при этом ещё большим «патриотом» собственного властолюбия). Результатом данной советской политики стало сохранение в Китае власти Чан Кайши, который в итоге общего хода событий вынужден был вступить в полномасштабную войну с Японией. При этом во время японо-китайской войны, СССР с 1937 по 1941 годы оказал Китаю беспрецедентную военную и техническую помощь. 21 августа 1937 г. СССР и Китайская Республика подписали Договор о ненападении. В официальной переписке высшие лидеры СССР и Китая порой именовали друг друга соответственно «товарищ Сталин» и «товарищ Чан Кайши». В Китай в самый критический момент японского наступления в значительных объемах поставлялось советское вооружение, боеприпасы и стратегические материалы. Количество советских военных специалистов и военных советников, порой осуществлявших непосредственное руководство боевыми действиями, измерялось тысячами человек. Советские лётчики осуществляли авиационное прикрытие китайских войск, совершали авианалёты на Тайвань и даже демонстрационный пропагандистский налёт на Токио (первый в истории Японии). Заметный процент будущих советских военачальников Великой Отечественной Войны получил боевой опыт именно в Китае; японо-китайская война была единственным полномасштабным военным конфликтом с первоклассным военным государством, в котором приняли участие советские специалисты до 1941 года. Опыт войны в Китае (перманентная мобилизация, эвакуация промышленности, организация широкомасштабной партизанской деятельности на оккупированной территории и т.п.) был с куда большим успехом и масштабом применён СССР в 1941-45 гг. Результатом указанной выше советско-китайской политики стало увязание японской сухопутной армии в затяжной войне на огромном пространстве континентального Китая. Япония уже не могла ни победить в этой войне, ни заключить приемлемый для своих имперских амбиций мир. Это, наряду с успехом советских войск в конфликте на Халхин-Голе, способствовало снятию непосредственной военной угрозы для СССР с Востока накануне начала Великой Отечественной Войны. И этот итог, безусловно, является лучшей оценкой для всей советской политики в Китае в 20-30-е гг. ХХ века. Весь период антияпонской войны 1937-41 гг. китайские коммунисты во исполнение советских директив формально признавали общенациональное лидерство Гоминьдана и его главы Чан Кайши, используя военную обстановку для укрепления собственных вооруженных сил и расширения своих баз на оккупированных японцами территориях. Фактически Чан Кайши и Мао Цзэдун, ставший к концу 30-х гг. безальтернативным лидером КПК, соблюдали по отношению друг к другу вооруженный нейтралитет, порой прерываемый военными столкновениями большего или меньшего масштаба. Формальным итогом советской политики в Китае накануне Великой Отечественной Войны стало подписание в конце апреля 1941 года советско-японского пакта о нейтралитете. СССР окончательно гарантировал безопасность своих восточных границ, при этом сохранил свободу рук в Китае. Надо отметить, что данный пакт непосредственно затрагивал интересы Китая, поскольку Япония и СССР в нём де-факто признавали существование МНР (просоветской Монголии) и Маньчжоу-Го (прояпонской «Маньчжурской империи») – Китайская Республика не признавали ни МНР, ни Маньчжоу-Го, считая их своими провинциями. В годы Великой Отечественной Войны СССР проводил весьма осторожную политику в Китае, направленную прежде всего на сохранение японского нейтралитета. При этом военная помощь оказывалась Китаю до конца 1941 года, а последние военные советники из СССР покинули Китай лишь к лету 1943 года (герой Сталинграда, будущий Маршал Советского Союза В.И.Чуйков поехал в Поволжье прямо с поста Главного военного советника в Китае весной 1942 г.). Впрочем, устойчивость чанкайшистского Китая в антияпонской войне с начала 1942 г. обеспечивалась уже США, которые после Пирл-Харбора вынуждены были сменить СССР в дорогостоящем и хлопотном деле снабжения воюющего Китая. Кстати, СССР, стремясь не провоцировать японский нейтралитет и не усиливать чрезмерно Чан Кайши, до 1945 г. под разными организационными предлогами так и не допустил транзита американских и английских военных грузов для Чан Кайши через свою территорию. Достаточно непростыми были отношения СССР и Компартии Китая в период Великой Отечественной войны, этому способствовали как объективные, так и субъективные причины. Еще в конце 30-х годов КПК и её лидер Мао Цзэдун настороженно реагировали на сближение Советского Союза с Чан Кайши, опасались, что значительная военная помощь СССР будет использована Гоминьданом против КПК. В силу военных сложностей СССР в начальный период войны 1941-45 гг. были ослаблены связи Москвы и Янъани, «столицы» китайских коммунистов. Поражения начального периода войны с Германией поколебали авторитет СССР в глазах лидеров КПК. Одновременно, китайские коммунисты установили достаточно регулярные отношения с работавшими на территории Китая представителями вооруженных сил, разведки и дипломатии США, американские представители были готовы работать с любыми антияпонскими силами в Китае, даже с «идеологическими противниками». Тем не менее, с середины 30-х годов уже ставший лидером КПК Мао регулярно и практически непрерывно поддерживает связь со Сталиным. С начала 40-х годов Мао превращается уже в безальтернативного и общепризнанного главу Китайской Компартии (что, однако, ещё не означает его безраздельную и абсолютную власть в партии), а его секретные контакты со Сталиным через шифрованную радиосвязь советской разведки становятся всё более интенсивными. Сам Сталин к тому времени считал КПК, закалившуюся в 20-летней вооруженной борьбе и создавшую мощную армию, «настоящей большевистской партией», а её лидера Мао - одним из наиболее выдающихся коммунистических лидеров за пределами СССР. После победного для сталинского СССР 1945 года военная победа китайских коммунистов в Китае всё ещё не казалась ни близкой, ни даже возможной. Более того, сам Мао Цзэдун в то время предполагал что давнее соперничество КПК и Гоминьдана продлится еще долго, возможно не один десяток лет. Таким образом, для Сталина и СССР Чан Кайши все еще оставался единственным и безальтернативным лидером общекитайского масштаба. Соперник Мао генералиссимус Чан Кайши в глазах Сталина (да и в объективной реальности) был безусловным китайским националистом, т.е. был готов бороться не только с советским или японским, но и чрезмерным американских влиянием на территории Китая. Таким образом, имелась реальная возможность появления на границах с СССР нейтрального Китая, свободного от заметного влияния каких либо сверхдержав. Нейтральный Китай в те годы не мог представлять для СССР какой-либо военной или иной опасности, и в ближайшей исторической перспективе представлял бы спокойного и в экономическом плане выгодного соседа. Для ослабленного войной СССР это было выгодно, во всяком случае, куда выгоднее, чем втягивание в непредсказуемую на момент 1945-46 гг. китайскую гражданскую войну. Что немаловажно, нейтральная по отношению к СССР политика чанкайшистского Китая могла быть обставлена надежными гарантиями в лице китайских коммунистов. КПК к 1946 г. имела не только весомый политический авторитет в Китае, была второй после Гоминьдана общекитайской политической силой, но и опиралась на серьёзную вооруженную силу (которая хотя и значительно уступала армии «национального правительства», но всё же надежно гарантировала китайских коммунистов от резни, которую с подачи Чан Кайши устроили не имевшим армии коммунистам в 1927-28 гг. китайские феодалы, компрадоры и милитаристы). Дружественные и поддерживаемые СССР китайские коммунисты были бы для Сталина надежным средством внутреннего давления на Чан Кайши. Одновременно, в условиях постоянного политического противостояния с Гоминьданом, КПК оставалась бы безусловным надёжным союзником СССР. Именно по этим причинам Советский Союз поддержал послевоенные инициативы США по «демократизации» Китая. У США были свои причины для такой политики. За годы Тихоокеанской войны они накопили достаточно противоречий с непредсказуемым и упрямым националистом Чан Кайши и были готовы несколько ослабить его диктатуру коалиционным «демократическим» правительством. Одновременно за годы войны Мао Цзэдун сумел создать в глазах заметной части американской политической общественности образ КПК, как независимой от Москвы крестьянской партии, ратующей едва ли не за демократические «фермерские» идеалы эпохи Вашингтона и Джефферсона. К тому же КПК имела заслуженный имидж честно воюющей с напавшими на США японцами, что выгодно отличало китайских коммунистов в глазах американцев от Чан Кайши, который вечно вымогал гигантскую помощь (старательно разворовываемую его коррумпированной кликой) и столь же старательно уклонялся от активных наступательных действий против японцев. Наиболее практичные американские политики рузвельтовского курса были готовы развивать отношения с китайскими коммунистами не смотря на их «неполиткорректное» наименование. Таким образом, к 1946 году существовали предпосылки для появления «нейтрального» Китая. И США и СССР по разным причинам и с зачастую противоположными целями приложили немало усилий для предотвращения гражданской войны между ГМД (Гоминьданом) и КПК. При этом США продолжали оказывать поддержку (в т.ч. военную помощь) Чан Кайши, а СССР на территории временно занятой советскими войсками Маньчжурии начал активную помощь КПК. К моменту капитуляции Японии основная масса вооруженных сил Чан Кайши (свыше четырех миллионов человек) находилась в южных районах Китая. Вооруженные силы КПК (по самым оптимистичным подсчётам около миллиона человек) находились в северных провинциях. Помимо куда меньшей численности, военные соединения КПК представляли собой полупартизанские формирования, в то время как войска Чан Кайши были регулярной армией, включавшей несколько десятков дивизий, подготовленных американскими офицерами и вооруженных современным американским оружием (включая тяжелое вооружение и бронетехнику). Надо отметить, что в 1941-45 гг. военные столкновения различной интенсивности происходили между войсками КПК и ГМД достаточно регулярно. Войска ГМД периодически пытались разоружать и блокировать коммунистические районы, а партизаны КПК в японском тылу успешно истребляли или переподчиняли себе любые остатки чанкайшистской администрации. Уже 23 августа 1945 г. начальник Генштаба Чан Кайши генерал Хэ Инцинь издал директиву для капитулировавших японских войск, в которой запретил им сдавать оружие войскам китайских коммунистов. Обе соперничающие стороны, и ГМД и КПК, пытались как можно скорее перебросить свои части на северо-восток Китая, прежде всего в богатую, промышленно развитую Маньчжурию. Именно в ходе такой переброски войск, когда обе стороны стремились как можно раньше занять оставшиеся после японцев территории, в начале октября 1945 г. и начались первые крупные боестолкновения между войсками КПК и ГМД. Алексей Волынец Продолжение следует |
|