Проблема вкладчиков Сбербанка СССР образца 1991 года будет отравлять атмосферу российского общества еще долго. Она обрастает мифами, обещания звучат все слаще и нереальней, с каждым годом решить ее «по справедливости» все труднее, но и признать страшную правду (что настоящего возмещения вреда все равно не будет) власть не может.

После того, как на Украине объявили, что вернут пострадавшим тамошним вкладчикам эквивалент 200 долларов в тамошних гривнах, наше телевидение стало объяснять, что это: а) популизм пани Юли Тимошенко, б) на Украине скоро будет финансовая катастрофа и выплата ее приближает, так что завидовать соседям нечего, в) в России выплата частичной компенсации уже идет двенадцать лет, так что наше государство гораздо щедрей, г) в незалежной державе над людьми издеваются – из-за страшной давки в банковских отделениях народ там буквально умирает в очередях.

Последний пункт особенно «умиляет»: конечно, когда старого человека хватает инсульт или удар на глазах сотен таких же несчастных – это общественный факт. О прискорбном событии напишут информационные агентства, телевидение приедет чтоб показать врезающуюся в сознание картинку: носилки, покрытые белой простыней, грузят в бесполезную карету скорой помощи. Но сколько стариков в начале девяностых во всех бывших советских республиках тихо ушли из жизни, когда осознали: пропало все, что они наработали за десятилетия безупречного труда? Сколько – не знает никто, даже в масштабах одной Украины. Ну,  нет такой графы в свидетельстве о смерти «причина инфаркта», «причина инсульта», но ясно, что в тысячи раз больше, чем в эти дни в очередях.

Итак, давайте разберемся с мифами вокруг обманутых вкладчиков Сбербанка.

Миф первый. Ограбление 1991 года не имело прецедентов в истории. Увы, имело. Не буду цитировать Ремарка, оставившего страшные в своем реализме картины описания жизни при гиперинфляции: с классиком все равно не тягаться, да и какое нам дело до немецких трагедий. Но вот некоторые примеры массового отъема государством имущества и денег в России в ХХ веке.

Революция 1917 года. Еще до большевиков курс рубля падает, «керенки» на обойной бумаге, потом «совзнак». Когда большевики пришли к власти, то вообще началось что-то страшное, с точки зрения собственника. Национализация земли, заводов фабрик, доходных домов, банков. 5 января 1918 года (90 летний юбилей этой даты прошел незаметно) декретом Совнаркома прекращалась оплата дивидендов и запрещались все виды сделок по ценным бумагам. Только в Петрограде в начале 1918 года в бывших частных банках было вскрыто 35 тысяч сейфов, где капиталы хранили частные лица. В период Первой мировой бумажные деньги стремительно обесценивались, потому предусмотрительные люди (это они о себе думали, что они дальновидны) хранили сбережения в виде золотых монет и прочих вечных ценностей. Так как в старых хранилищах у несгораемых шкафов было по два замка – один ключ хранился в учреждении, а второй у клиента, а ячейки были, как правило, вмурованы в стены, то процесс их вскрытия занял полгода. Только в бывшей имперской столице из сейфов было снято 1,8 тонн золота, считать бумажные деньги и ценные бумаги на предъявителя - бессмысленно. Красногардейцы, грабившие банки и их вкладчиков тогда – это отцы и деды жертв 1991 года. Крестьяне, делившие на халяву барскую землю, – тоже. Рабочие, «уплотнявшие» барские квартиры, – это их и наши предки. «Отцы ели виноград, а у детях на зубах оскомина», - сказано мудрыми давно. Так что нет ничего удивительного, что советская власть, начав свою историю с одного грабежа, другим через семьдесят с лишним лет кончилась.

Но может быть, это пострадали эксплуататоры, а к своим гражданам, наживавшим деньги сугубо трудом, режим относился лучше? Опустим эпоху гражданской войны, посмотрим, как обходились со своими.

Вот денежная реформа 1947 года. Вклады до 3 тысяч рублей менялись из расчета 1 рубль «старыми» = 1 рублю «новыми». Вклады до 10 тысяч по формуле: 3 тысячи 1 к 1, а 7 тысяч из расчета 3 рубля «старыми» = 2 рубля «новыми». Если на вкладе было больше 10 тысяч, то превышение этого уровня менялось 2 рубля «старыми» = 1 рублю «новыми». Несложно видеть – чем больше был остаток на счете – тем выше потеря владельца. Официально было объявлено, что таким образом удар наносится по спекулянтам, нажившимся в тяжелые годы Великой Отечественной войны. Однако деятели тогдашней теневой экономики каким-то чудесным образом узнали о готовящейся акции. Это не слухи, а факты: в предшествующие обмену дни резко возрос оборот коммерческих (те торгующих не на карточки) магазинов, реализация дорогостоящих товаров народного потребления, например, мехов и мебельных гарнитуров, даже выручка ресторанов. Несмотря на то, что основная масса населения с пониманием восприняла сталинскую денежную реформу (одновременно с ней были отменены карточки, за счет планового снижения цен покупательная сила рубля только в 1948 году выросла на 20 процентов, причем процесс этот продолжался и в последующие годы жизни «вождя и учителя»),  среди пострадавших от перехода на новые деньги были вполне благопристойные люди: вольнонаемные шахтеры Воркуты, изобретатели, граждане, некстати продавшие дома и машины… Подход, когда сам по себе размер собственности (в данном случае банковского вклада) является необходимым и достаточным основанием для его частичной конфискации (причем, без суда и следствия), с точки зрения нормальной экономики дик, ибо предполагает презумпцию виновности гражданина. Но понятно, что возмущенным слова тогда не давали. Удивительно, но обмен денег 1961 года прошел честно.

Выпуск сталинских облигаций. Фактически это был механизм «замораживания» денег народа, ведь с облигациями в отличие от рублей в магазин идти было нельзя. Режим занимал у граждан в принудительном порядке, обещая вернуть когда-то, а потом еще на двадцать лет односторонне (и без уплаты штрафных процентов) отсрочил оплату по этим ценным бумагам. Фактически это был самый настоящий дефолт. Но, разве мог советский человек обвинить родное государство в неплатежеспособности? Кстати, когда Н.С. Хрущев утверждал что через двадцать лет (где-то в 1980 году) будет построен коммунизм, то это было косвенным признанием, что платить не будут – ведь при коммунизме денег быть не должно. В семидесятые, бывало, смешные бумажки давали играть детям, а зря. При Горбачеве с держателями этих облигаций хоть как-то, но рассчитались. По номиналу и без учета обесценения рубля по 2-3 процента в год и все же.

Но вот кончилась перестройка, случился обвал 1991-92 годов. Может быть, случившееся тогда было нехарактерным эпизодом, а уже новая капиталистическая Россия перестала кидать подданных? Увы. В 1992 году населению навязали внутренний займ. До этого у народа на руках были бумаги предыдущего выпуска образца 1982 года. Эти бумаги представляли собой некий гибрид лотерейного билета и ценной бумаги. Кстати, в отличие от сталинских, их покупали по доброй воле, ибо относительно «развитого социализма» они были вполне адекватны. Но в атмосфере гиперинфляции народ потерял доверие к последнему советскому займу и массово стал требовать в Сбербанке погашения этих бумаг. Выход нашли быстро и цинично. Операции со злосчастным выпуском в административном порядке остановили, а осенью 1992 года облигации в принудительном порядке были отконвертированы в 15% внутренний выигрышный займ  с погашением последнего через десять лет. Это при том, что инфляция в тот год была то ли 1000, то ли 1500 процентов. Потом займ «честно» погасли. За облигацию номиналом 1000 рублей давали целый деноминированный рубль, а за облигацию номиналом 500 рублей – монетку в пятьдесят копеек. Все открыто и прозрачно, что на витрине, то и в магазине. 

Конечно, тысяча рублей в 1992 году – это совсем не то, что тысяча в 1982 году: в последний брежневский год столько зарабатывал средний обыватель за полгода. Причем в девяносто втором инфляция была так высока, что деньги буквально таяли по дням, если не по часам. Но в среднем тысяча рублей того года составляла 4 доллара. Правда, опять-таки надо учесть, что это курс официальный, по покупательной способности доллар тогда был в несколько раз выше, чем сегодняшний: трехкомнатная сталинская квартира в Московском районе тянула на 10 тысяч зеленных и никто ее не покупал: средняя зарплата была около 20 долларов в месяц и с нее с голоду не умирали.

Так вот, когда в 2002 году людям стали гасить облигации 1992 года, то  их держатели чувствовали себя сами какими-то погашенными. Ведь получали на руки они примерно 1 процент вложенного, если считать в валюте и по номиналу. А если по реальной покупательной способности, то на порядок меньше - 0,1 процента. Я в ту пору уже работал журналистом и до сих пор помню, как несчастные обращались даже в газету – больше было некуда.

Нельзя умолчать и о жертвах дефолта 1998 года. Если гражданин в начале того проклятого года заключил депозитный договор в рублях в Сбербанке или каком-нибудь другом банке на год, либо купил государственную облигацию с погашением через год, то потери владельца составили приблизительно три четверти капитала. Сталинская реформа по сравнению с этим – просто верх гуманности.

Да, говоря о вкладчиках Сбербанка, нельзя забывать – в начале девяностых в стране было уже около двух десятков коммерческих банков. По депозитам населения они предлагали в несколько раз больший процент (не 3%, а 10-15%), но когда инфляция измеряется четырехзначными цифрами, то разница не велика. При этом граждане потеряли сбережения не от действия конкретного банка, а от действия государства (вклады-то никуда не делись, а масштаб цен это не компетенция банкиров), но тем, кто держал деньги в коммерческих банках, государство ничего вернуть не обещает. 

Выводы из мифа первого. Периодические массовые ограбления – часть нашего климата. Вроде сезона дождей в Индии. С большим или меньшим цинизмом россиян прессуют приблизительно раз в двадцать лет.

Вывод второй. Нет никакого основания выделять вкладчиков Сбербанка-1991 из других категорий пострадавших, и говорить – им ничего, а вам хоть что-то.