 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Пятница, 22 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 Бакунин - первый панк Европы
Мишель и женщины
В день рождения (30 мая 1814 года) одного из отцов-основателей анархизма, русского революцинера, философа и авантюриста, блистательного Михаила Александровича Бакунина "АПН Северо-Запад" публикует главу из только что вышедшего в издательстве "Пятый Рим" биографического исследования Сергея Петрова "Бакунин - первый панк Европы", любезно предоставленную автором. «Вошел человек лет тридцати пяти, высокого роста, несколько сутуловатый, с лицом неправильным, но выразительным и умным, с жидким блеском в темно-синих глазах…» Так описывает своего героя Рудина в одноимённом романе Тургенев. Прототипом Рудина, как утверждают исследователи творчества писателя, был Бакунин. Напомню кратко завязку и главную мысль романа. Живут себе в провинциальном уголке господа дворяне. Тихая гавань. Ездят друг к другу в гости, пьют чай, степенно употребляют шампанское. И вдруг появляется он, Дмитрий Рудин! Его появление вносит бурю в прежнюю спокойную жизнь. Молодой и интересный Рудин начинает бурно философствовать, учить всех жизни, сыпать прогрессивными идеями. Одна часть уважаемой общественности погружается в состояние бурного восторга, другая относится к этому молодому щеглу с подозрением. Как бы невзначай, впроброс, автор даёт понять, что человек этот не очень богатый и должен кому-то денег. А потом выясняется, что и вовсе он лишний для общества человек. Но для какого общества? Для ленивых, зажравшихся и деградирующих помещиков? Лишь немногие из них (Лежнёв) задумываются о бренности сущего, о необходимости каких-то перемен. И какими он видит эти перемены? Съездить в Малороссию, развеяться, галушек поесть. Вот и все перемены. Рудин обществу чужд, и общество ему отвратительно. Он не только начитан и эрудирован. Он смел, он повидал мир. И ветер в голове занесёт его туда, куда этим господам и не снилось. Тургенев знал Бакунина прекрасно, прекрасно знал и его родственников. С Мишелем он неоднократно сталкивался в сороковые годы в Европе, они вместе жили и записывали на лекциях философские конспекты, была у них и интересная история с деньгами (об этом позже); какой интереснейший типаж для литератора, пиши — не хочу! Но не так-то просто дался автору этот прототип. По мнению Чернышевского, Тургенев в процессе написания наделяет своего героя самыми лучшими качествами Мишеля, которые изрядно приукрашивает. Осознавая это, автор мешает яркие тона с чёрной краской, и в результате получается не очень-то привлекательный персонаж. Подготовив первую редакцию романа с таким вот несимпатичным персонажем, Тургенев спешит ознакомить с рукописью друзей — Н.А. Некрасова и В.П. Боткина. Однако вместо ожидаемых восторгов и дельной критики вспыхивает крупный скандал. Его устраивает Боткин. Спешу заметить, Боткин — это не врач. Это — Василий, старший брат выдающегося терапевта Сергея Боткина, критик и очеркист. Он возмущён клеветой на друга молодости. Тургенев, по его мнению, превратил Бакунина в совсем уж омерзительного типа — «…фанфарон, лжец и мошенник, больше ничего». «Смущённый Тургенев, — пишет исследователь анархизма Павел Талеров, — был вынужден вновь перекраивать образ, и в итоге получается гротескная мозаика противоположностей. На одних страницах это человек сильного ума и возвышенного характера, а на других “человек дрянной… характер Рудина — путаница несообразностей”». Более хлесткое и ироничное высказывание — у Герцена: «Тургенев, увлекаясь библейской привычкой бога, создал Рудина по своему образу и подобию; Рудин — Тургенев-2-й, наслушавшийся философского жаргона молодого Бакунина». Время доказало, что Тургенев был прав. Просто он увидел в Мишеле то, что еле проглядывало и проявилось уже в будущем, а другие друзья Бакунина этого ещё не видели. Каким же он был, молодой Мишель? Приятели едины в одном — это в высшей степени умная, разносторонняя, коммуникабельная и в высшей степени образованная личность. Добавлю ещё — красавец. «Бакунин, который был тогда красивым молодым человеком, — вспоминал его друг, немецкий музыкант и композитор Адольф Рейхель, — не мог не производить своим блестяще одарённым умом сильного влияния на людей, которые горячо противились его взглядам, тогда уже открыто революционным». Рейхель характеризует его таким в начале сороковых, и десять лет назад тот вряд ли был уродом. Портреты тех лет подтверждают слова композитора. Красавец! На одном из портретов Бакунин смахивает на молодого Михаила Боярского из фильма «Старший сын». Что же касается одарённости ума и ораторских способностей, то Мишель начинает обретать их году к 1834-му, а фундаментально укрепляет в 1836-м. Тогда же, в 1832-м, Бакунин — не отчаянный и разбитной философ. Скорее, он рефлексирующий наблюдатель жизни, слегка пришибленный казармой молодой офицер. 20.12.1837 он пишет отцу, вспоминая: «Наконец, я был выпущен в офицеры восемнадцати лет. Тут начинается другая эпоха моей жизни. Из стесненного строгою военною дисциплиною состояния, из совершенного отчуждения от света, я вдруг очутился в свете…» Казарма его покорёжила, но не опошлила. Он не превратился в развратного поручика Ржевского — героя пошлых анекдотов. Он превратился в его полную противоположность. «Я взвесил мои склонности, — признаётся он сёстрам, — мои чувства… Я никогда не чувствовал большого расположения к жизни в большом свете; я чувствовал себя там глупым, неловким… Танцы, балы — эти апогеи развлечения нашей молодежи мне до смерти наскучили… Я замкнулся в самом себе и стал изучать себя…» Красивый и молодой, наверняка не без офицерской выправки — такие нравятся женщинам и становятся объектами весёлой, сладостной любви, ему же была уготовлена иная участь. Первая любовь Бакунина — любовь чистая, возвышенная и, как следствие, — неудачная. Мария Алексеевна Воейкова — так её зовут. Любовь ошарашивает Мишеля, любовь оглушает его. В своих письмах он признается, что это чувство, пусть наивное и детское, было мощным, сильным чувством, «очистило от ржавчины» и позволило «заиграть… сильной и благородной жизни». «Я, до тех пор ленившийся, не заботившийся о своей будущности… решил работать над собою, переделать себя». Ах, молодость, Петербург, белые ночи! Были ли прогулки, стихи и комплименты? Кто бы сомневался — были. Но если для кого-то это всего лишь прелюдия к более решительным действиям (в наше время — постель, в те времена — предложение руки и сердца), то для Мишеля это процесс «самоочищения от ржавчины». Чем занимаются молодые? Говорят о своём будущем? О свадебном путешествии толкуют? О детях? Нет! «Мы определяли, что такое любовь, экзальтация, чувство и чувственность, которую мы прекрасно отличали от сентиментальности и от множества других вещей». Вместо того, чтобы заниматься любовью и «множеством других вещей», Мишель философствует и учительствует. С «мы определяли» явный перегиб, «определял» именно он, сольно. «Любовь», «экзальтация», «чувственность» — всё это вещал наш взрослеющий не по дням, но по часам проповедник, а барышня Воейкова послушно внимала, загадочно улыбаясь. И мало что понимала. Уверен, он её даже не поцеловал. Чёрт знает, что творилось в его голове! Итог таких отношений предсказуем. Юная дурочка Мария не в силах постичь величия мысли молодого офицера Мишеля и решает, что они — не пара. Описывая финальное свидание Бакунин, едва не пускает слезу: «…Не забывайте меня, Мишель! — крикнула Мари на прощанье, и карета унесла ее в Москву… …Сегодня она уехала, и Петербург, еще недавно такой шумный, сделался пустыней». Какое-то время Бакунин наверняка страдает, продолжая «изучать себя». От более глубоких дум пока ещё отвлекает армия, всевозможные сборы, учения, летние лагеря. Но и там ему не даёт покоя рефлексия, он даже пытается направить её в позитивное русло, в одном из своих писем иллюстрируя свои светлые чувства. Пишет, что остальные военные занимаются откровенными глупостями, а он думает, насколько прекрасен этот мир, насколько всё вокруг божественно. Так и представляешь его: полулежит в траве молодой офицер, сюртук расстёгнут, сапоги в пыли, травинка в зубах. Другие офицеры где-то в стороне. Кто хлопочет по делам, кто играет в карты, кто обсуждает досужие сплетни. А романтичный, задумчивый Мишель, прислонившись спиной к берёзе, думает о красоте и Боге. И самому ещё невдомёк, что эти божественные размышления — предтеча дьявольской его философии. «Осенью 1833 года, — пишет Корнилов, — Бакунин вдруг зачастил в Покровское, видимо, увлекшись и личностью старика Муравьева, и в особенности его старшими дочерьми». Что вышло из этих увлечений, Корнилов не сообщает. Представляется, что не вышло ничего. Бакунин не понимает ни женщин, ни себя. Не только по причине отвращения к какой-либо службе, но и по причине полного непонимания жизни, он принимается за изучение философии, которая со временем поглощает его целиком. Было и другое обстоятельство. Мишель остро нуждался в понимании женщины. Военные для женщин интересны, да, но для всех ли? Бакунин ищет свой идеал, его влекут возвышенные натуры, но чтобы он был интересен им, знаний должно быть гораздо больше, и знаний соответствующих. Математика, баллистика, искусство пушечных обстрелов возвышенным светским дамам малоинтересны. Несколько позже Мишель дозреет до собственных воззрений на тему: Женщина и Любовь. В них он будет боготворить женщину, ставить её на голову выше мужчины. Вот что он напишет позже о своих открытиях сестре Татьяне: «Любовь — есть таинство, а женщина — есть жрица этого таинства, — жрица, открывающая его как дочь, как сестра, как жена и как мать. Вот святое назначение женщины: она весталка, хранительница священного огня семейной жизни… Нравственное чувство женщины полнее, богаче, чем нравственное чувство мужчины. Нравственное чувство женщины есть любовь, воплотившаяся в прекрасной личности, и, расставшись с ними, женщина растрачивает бесконечный и врождённый ей источник истины». Спустя десять лет Мишель поведает из Парижа брату Павлу: «Любя, желать зависимости того, кого любишь, значит, любить вещь, а не человека, ибо человек отличается от вещи только свободою. И если бы любовь включала в себя и зависимость, то она была бы вещью самою опасною, самою отвратительною в мире, ибо она была бы тогда неиссякаемым источником рабства и отупения для человечества…» Но это всё теория. А Бакунин без практического применения своих теорий — не Бакунин. Ещё чуть-чуть, и он станет первым семейным психологом России, сам того не подозревая. И первые пациенты не заставят себя долго ждать. Ими станут его сёстры — Варвара и Александра. Варвара вышла замуж за дворянина Дьякова, вышла поспешно, а он оказался созданием туповатым, стоявшим, по мнению Мишеля, на низшей ступени духовного развития. «Нет прав, нет обязанностей, — проповедовал сестре брат, — есть лишь любовь, абсолютная, и когда есть любовь, нет обязанностей. Обязанность исключает любовь, а все, что исключает любовь, — преступно, бесчестно… Может быть, ты желаешь жить с ним в абсолютной любви... Скажи же мне, ты нашла, что муж твой живет в Абсолютном? Чем же он держится в нем? Не картишками ли, не глупостями ли, которые он выкидывает? Нет, он вне Абсолютного; он и Абсолютное — две крайности, которые никогда не соприкоснутся. Никогда он не поймет тебя, не разделит он твоего чувства». Реакцию сестры описывает в статье «Абсолютная любовь Бакунина» Светлана Волошина: «Варвара читала многостраничные письма брата, страдала, иногда почти соглашалась, но не решалась на резкие шаги: то пыталась перевоспитать мужа в соответствии с заповедями идеалистической философии в пересказе Мишеля (посвященные роптали и осуждали Варенькину слабость), то убеждалась в невозможности его “внутреннего перерождения” (тогда ее хвалили). Варвара Александровна — как и ее сестры — вовсе не была робкой девушкой, неспособной на самостоятельные поступки и философские выводы, как раз напротив — сестры Бакунины были весьма волевыми барышнями, подобно брату, не выносившими полумер, и, избрав веру или теорию, следовали ей до логического конца. В итоге Варвара все же всецело приняла доводы брата и сделала выбор в пользу его идеи: расставшись с мужем, она с ребенком на несколько лет уехала в Европу…» Между тем у самого Бакунина, всё больше и больше философски подкованного, романы происходят с сомнительными успехами. Боготворя женщин и любовь в письмах, в жизни своей он относится к ним более сдержанно. 1835–1838 годы. Живя в Москве, Бакунин часто бывает в гостях у Бееров, представителей старинной дворянской семьи, что были с Бакуниными дружны. Наталья и Александрин очарованы эрудированным и болтливым Мишелем. Он достаточно быстро становится своим в этой очаровательной компании, настолько своим, что снова позволяет себе учительствовать, разглагольствовать о любви во всех её проявлениях, давать гегельянские советы. Поначалу его привлекает юная Натали. В порыве очередного философского припадка он телеграфирует сёстрам, что готов жениться на ней. Но потом резко сдаёт назад. Причина отступления неясна. Наверное, он понимает, что девица слишком для него молода. И тут упавшее знамя любви подхватывает сестра. 17.02.1838. Александрин: «…Вот уже прошло несколько часов, после отъезда вашего… вы теперь пришли бы в комнату мою, сели бы на этот маленький диван… Вас нет со мною, но я ещё так счастлива, всё во мне дышит жизнью вашей…» Дальше — больше. Бакунин настолько, видимо, очаровал её и запудрил мозги, что девушка совсем теряет голову: «…я отдалась вам душой и охотно отдаю вам руку свою. Когда вы держите её и сожмёте крепче, я блаженна…Третьего дня я сама взяла руку вашу — это было какое-то судорожное движение, — вы простите меня, я изнемогала, и день и ночь была одна… при прощании после чтения Эгмонта, когда вы взглянули на меня, как будто оставили на мне благословение своё… как будто любовь ваша лежала на мне, и я приняла её… сохраню её…» Как реагирует Мишель? Этот обольститель, этот практикующий философ реагирует с юмором: «Моя ревнивая жена кланяется вам, Александрин; она велела вам сказать, что вы немного дерзки, позабывая, что она только одна имеет право на мою любовь». О какой ревнивой жене идет речь? По мнению Корнилова, ревнивой мегерой являлась философия. Но не только в ней причина. Мишель работает, что называется, на два фронта. Он увлечён другой женщиной, дочерью старика Муравьёва, Софьей. Бакунин пытается наверстать то, чего не удалось ему достичь четыре-пять лет назад. «Только смотрите, — предупреждает он сестёр, — ни слова Беерам, а то замутят». «Иногда, кажется, — признаётся Мишель, — что я люблю, в другой раз, что нет. Мы еще слишком мало знакомы, наши жизни не слились ещё в одном из тех мгновений, в которых люди чувствуют и знают, что они друг другу родные…. На днях я буду читать им Гоголя, “Тараса Бульбу”. Посмотрим, что будет?» Да ничего не будет! Пушкина нужно было девушкам читать, а не Гоголя. «Впрочем, — рассуждает Бакунин, — я не прочь и от любви, только чтобы она не мешала главному и заняла свое законное место, а если она захочет овладеть всем существом моим, так ее в сторону!» Как видно, Мишеля не особенно тревожат любовные поражения. Причина? Может быть, философское отношение, а может, и уже зарождающаяся твёрдость характера. В сторону так в сторону. Он переключается на отношения с Александрин. Их роман длится год. Предположительно, не без греха. Какие выводы, к примеру, можно сделать из этих строк? «Я знаю, вас мучает мысль о своем падении, сознание преступления. Это сознание отрывает вас от всего живого мира, от всего, что вы любите, и повергает вас в вечное одиночество, в вечное созерцание своей нечистоты…». Что за «падение» и «преступление»? Что за «нечистота»? В наше лишённое полутонов время напрашивается однозначный вывод — интимная близость. Однако не забываем, дорогой читатель, в какое время это всё происходит и к какому сословию принадлежат наши герои. Близость можно расценить по-разному. Как, собственно, сексуальную, так и просто прикосновения рук, которые вспоминает в своих письмах Александрин. «Послушайте, Александрин… напишите мне одно совершенно откровенное письмо, откройте мне всё, что лежит на Вашей душе. Мне не нужно говорить о том, что письмо будет читано только одним мною и никем решительно другим. Я требую этого от Вас, потому что я сознаю, как глубоко моё уважение и любовь… к Вам. Эта откровенность освободит Вас». Ответ Александрин: «Давно, слишком давно я не говорила, и теперь … сердце замирает при одной мысли говорить откровенно, слишком сильно чувствую Ваше искреннее участие, доброе желание облегчить меня, и мне хочется сжать… руку Вашу и тихо, безмолвно плакать перед Вами…» Отвергнутая Муравьёвой влюблённая душа Бакунина требует немедленного приюта в другой родственной душе, но Александрин включает тактику кокетства, очень неудачную с таким мужчиной, как Мишель, тактику. Чего хочет от Александрин Бакунин, человек, напичканный уже не только Фихте и Гегелем, но и собственными философскими задумками, в котором уже вызрело: «нет никаких обязательств, есть только любовь»? Он желает, чтобы Александрин плюнула на все условности и рванула с ним за кордон, а там уж будь что будет? Нет. В письмах об этом — ни строчки. Мишель просто строит «запасной аэродром». К тому времени в его уме уже созрел смелый план постижения нового уровня философских наук, и реализовывать этот план он собирался за границей. Чёрт его знает, как оно там сложится, в Европе. Получится, позовёт к себе. Начнутся проблемы — не позовёт. Вернётся — попробует позвать снова. Главное, держать на коротком поводке. Главное — не отпускать. В одном из тёмных чуланов своей души он любит её. Но свою свободу и свою сумрачную судьбу он любит всё-таки больше. Поэтому Бакунин страстно манит Александрин объясниться с глазу на глаз. Сам почему-то не едет. Побаивается. Или опять нет денег. «Мой внутренний мир… требовал исхода, отголоска. И мне кажется, что я нашёл его в вас, Александрин. Постарайтесь приехать в Попово…» «…До сих пор я был один и только теперь ясно понял это, теперь, когда последнее пребывание с вами открыло мне таинство дружбы — дружба великая, святая, важная вещь в жизни. Счастлив, кто имеет друга. Вы первая, Александрин, отдали мне меня самого. В вас я нахожу себя…Это потому, что уже близко то время, когда произойдёт решительный поворот в моей внутренней и внешней жизни… Мои нынешние обстоятельства (не денежные) запутались. Много новых врагов и препятствий ожидает меня — и я радуюсь этому. Значит, что пришло время им распутываться. Приезжайте, Александрин, мне нужно много, много говорить с вами, теперь я занят важным делом…» Но Александрин, как и Воейкова, не может понять высоты «духовного полёта». Александрин требует конкретики. Бакунин конкретики не даёт, изъясняется намёками. «Внутренние и внешние изменения» — окончательно оформившиеся планы относительно отъезда за рубеж, не иначе. «…Вы хотите дать мне местечко в своих огромных владениях, ещё мало населённых, построить мне избушку. Смотрите, когда выстроятся, не ломайте её…» Ирония и ревность. Ирония над возвышенностью духовных и философских воззрений Мишеля и ревность к ним же. Сойдётесь со мной, и что дальше? Опять увлечётесь своей философией? «Неужели, в самом деле, вы не хотите понять женщину так, как она есть? Не хотите видеть, что, не вооружённая каждую минуту против себя самой, против естественной наклонности своего сердца, она могла бы быть в отношениях с вами?» Затем Александрин «сбавляет обороты» и принимается навязывать себя. В отличие от многих современных барышень, деликатно и даже тактически грамотно. «Если вы хотите моей дружбы, если она дорога, свята вам, — согласитесь быть вполне эгоистом со мною; не приподымайте моей ноши; поверьте только, что я с нею счастлива. Если бы я освободилась от неё, я ничем бы не отличалась от других, и миновала бы моя жизнь…» «А вы хотите, чтобы я была свободна, чтобы я с вами предавалась просьбам своего сердца? — Я не хочу, чтоб вы ехали, я не могу расстаться с вами, мне присутствие ваше — условие жизни; останьтесь или возьмите меня! Ага! Не можете отвечать?.. Зачем же просите? — Нет… Вы можете иметь меня только тихую, молчаливую, без просьб, без жалоб, без слёз, без страданья, — и я даю то, что необходимо вам…» Но может ли ей дать что-то Мишель? На тот момент он явно финансово нестабилен — раз. И если любовь «захочет овладеть всем существом моим, так ее в сторону» — это два. А существо его — философия, страсть к переменам, стремление уехать в Европу в погоне за новыми знаниями. Авантюрист Бакунин просто влюбил в себя несчастную девушку и не пожелал доводить начатое до конца. Более они не виделись. Герой-любовник уезжает за границу, пишет оттуда несколько писем, на этом всё и заканчивается. …А теперь я позволю себе вновь вернуться к тургеневскому «Рудину». Как бы ни старался замаскировать своего друга писатель, как бы ни отнекивался, что «это не он», для людей знающих подобные отговорки — детский лепет. Он, пусть более интеллигентный и меланхоличный, но всё-таки он. И дело не только в том, что Рудин философствует и поражает окружающих смелыми идеями. Из текста романа ясно, что Тургенев был в курсе истории с Александрин. Вот они — героини романа. Наталья Ласунская — семнадцатилетняя девушка, начитанная и серьёзная. В неё давно влюблён сосед Волынцев, а Наталья влюблена в Рудина. Александра Павловна Липина — молодая бездетная вдова, живущая в своём имении вместе с братом — Сергеем Волынцевым. С одной стороны, может показаться, что прототип Ласунской — это Наташа Беер. Но нет. Я думаю, что это всё-таки другая Беер, Александрин. Тургенев умышленно поменял местами этих дам и усилил это тем, что не вывел их сёстрами. Причина расставания Рудина и Натальи — всё та же мужская нерешительность. Тургенев добавляет ещё и «бытовухи». Мать Натальи, Дарья Михайловна, заявляет дочери, что лучше увидит её мёртвой, чем женой Рудина. И когда Наталья спрашивает любимого: что же нам делать, тот отвечает: «Покориться». Причина маменькиного негодования проста, как весь дворянский мир. Рудин помимо того, что слишком уж умён, ещё и беден. Ни кола ни двора фактически. Так, какая-то деревенька. Не смог в своем романе Тургенев обойтись и без удара ниже пояса. Показывая разносторонность натуры Рудина, он не удержался, чтобы не отобразить некоторую комичность своего друга. Разумеется, как великий писатель он делает это искусно, вкладывая информацию в уста Пигасова — женоненавистника и вообще конченого идиота. В своё время на всяческих помещичьих посиделках Рудин не раз разделывал его под орех, отчего тот проникся ненавистью и к нему, Рудину. Пигасов — явный антигерой, предвестник злобного сетевого хомячка. Но тогда в сети не общались, тогда разговаривали вслух, и Тургенев лишает его под конец романа переднего зуба, ввиду чего тот шипит, и шипение придаёт «еще более ядовитости его речам». «Минуло около двух лет. Настали первые дни мая. На балконе своего дома сидела Александра Павловна, но уже не Липина, а Лежнёва…» Александра ведёт беседу с Пигасовым. Сидят на балконе, попивают чаёк. Появляется супруг, Михаил Лежнёв, подключается к беседе. Когда-то он был дружен с Рудиным, но в какой-то момент от дружбы своей отказался по причине непонимания Рудина. Александра, кстати, раньше находила Лежнёва скучным и неинтер атальей, а потом и вовсе сгинул. Барышни вышли замуж за тех, кого не любили, и та и другая. В разговоре всплывает образ Рудина. Пигасов, оказывается, познакомился с неким Терлаховым. Выяснилось, что тот Рудина знал. И рассказал ему, Пигасову, историю, произошедшую несколько лет назад в Германии. « — Вот какой случился с Рудиным анекдот… Развиваясь постоянно, Рудин дошел путем философии до того умозаключения, что ему должно влюбиться… Познакомился он с одной француженкой, прехорошенькой модисткой. Дело происходило в одном немецком городе, на Рейне, заметьте. Начал он ходить к ней, носить ей разные книги, говорить ей о природе и Гегеле. Можете себе представить положение модистки? Она считала его за астронома. Однако вы знаете, малый он из себя ничего; ну — иностранец, русский — понравился. Вот, наконец, назначает он свидание, и очень поэтическое свидание: в гондоле на реке. Француженка согласилась: приоделась получше и поехала с ним в гондоле. Так они катались часа два. Чем же, вы думаете, занимался он всё это время? Гладил француженку по голове, задумчиво глядел в небо и несколько раз повторил, что чувствует к ней отеческую нежность. Француженка вернулась домой взбешенная и сама потом всё рассказала Терлахову…» Знакомое поведение, не правда ли? Думаю, это вполне реальный случай, и в роли Терлахова мог выступить сам Тургенев. Тургенев закончил роман в 1855-м. В 1856-м он выходит в «Современнике». Чуть позже писатель дополнит роман ещё парой абзацев, в которых Рудин героизируется, гибнет на парижских баррикадах. …Ну, и в довершение бакунинского любовного портрета ещё один мазок. 28 марта 1845 года, находясь в Париже, Мишель напишет своему брату Павлу: «Я люблю, Павел. Люблю страстно. Не знаю, могу ли я быть любимым так, как я этого хотел бы, но я не прихожу в отчаяние. Во всяком случае, я знаю, что ко мне питают большую симпатию. Я должен и хочу заслужить любовь той, которую люблю, люблю религиозно, т.е. деятельно. Она находится в самом ужасном, позорном рабстве… я должен освободить её, борясь с ее угнетателями». По мнению Натальи Пирумовой, автора биографического исследования «Бакунин», этой таинственной незнакомкой являлась Иоганна Пескантини. Мужем Иоганны был Паоло Фридерико Пескантини, итальянский республиканец, ученый и певец. Бакунин гостил на его вилле в Швейцарии в 1843–1845 годах. «Пескантини, — отмечал в своих письмах Мишель, — это прекрасный и великодушный тип итальянца: очень страстный, очень образованный и вполне артист». Однако Иоганна его заинтересовала в большей степени, тем паче мужа она не любила. «Эта дама была настроена мистически-религиозно, — пишет Пирумова, — но была умна, обаятельна, обладала большой волей и сильным характером… Бакунин серьезно увлекся ею. Она отвечала ему взаимностью, но была весьма сдержанна». Этот роман, как и большинство возвышенных романов Бакунина, будет носить эпистолярный характер, продлится лет пять. Как только Мишель понимает бесперспективность отношений с этой дамочкой, он тут же отчитывается Павлу, сообщает, что теперь у него одна женщина — революция. И как тут не вспомнить старика Пигасова? «О каком бы несчастьи мне не говорили: о том, что молнией зажгло деревья, о том, что вода прорвала мельницу, о том, что мужик топором руку себе отрубил… я всегда спрашиваю: “А как её зовут? То есть как зовут ту женщину, от которой произошло несчастье?”» Может, и прав этот вздорный старик? Если бы не испугалась девица Воейкова, отдала Мишелю своё сердце, жил бы себе спокойно офицер Бакунин, рос по службе. И не дошёл бы до гегелевских «штучек». Не отвергни его мадам Муравьёва, глядишь, укрепил бы муравьёвскую семью, и тесть его всё же куда-нибудь да пристроил. В университет, например. Несомненно, из пылкого, эмоционального Мишеля вышел бы превосходный, обожаемый студентами преподаватель. Александрин! Неужто ты не видела — кто перед тобой? Мужчина справный, умный, но ветреный. Если ты любила его, зачем пошла на поводу у мещанских, гендерных предрассудков? Мужчина, мол, он за всё ответит, он всё решит. Дурное дворянское воспитание, ожидание принца на белом коне. Брать нужно было жёстко, решительно. Бабьего, агрессивного, современного и захватнического не хватило тебе, Александрин. Отпустила, упустила, ускакал. А мог бы быть и подле тебя. Впрочем, чтобы удерживать его в дальнейшем, нужно было сильно стараться. А это надо? Госпожа Пескантини. Мужа не любила, а Бакунину симпатизировала. Холодная и прагматичная европейская женщина, несмотря на склонность к мистике. Мистифицировать действительность под боком у богатого мужа куда комфортнее, чем рядом с русским полубомжом. Женщины не поняли и отвергли Мишеля. Постепенно он и сам отверг их. Случались отдельные эпизоды, бесспорно. Но самая любимая его женщина — революция. Какая же ему могла подойти? Уверен, ему нужна была женщина, которую он подчинит всецело. Причём подчинит не насильно, а естественно, то есть с помощью авторитета. Кто мог стать такой женщиной? Или пламенная революционерка, такая же, как он, или милая, доверчивая дурочка. Около двадцати лет спустя найдётся и такая. Но перевоспитывать Бакунина в те годы будет бесполезно. Сергей Петров |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
