 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Пятница, 21 ноября 2025 | » Расширенный поиск |
 Время заходить в Гуляй-Поле: Махно как герой русской истории
Армия России постепенно приближается к Гуляй-Полю. В городе украинскими властями объявлена эвакуация и сейчас самое время вспомнить о прославившем его уроженце Несторе Ивановиче Махно, которому аккурат 7 ноября исполнилось 137 лет. Мятежная губерния Гуляй-Поле было одним из молодых поселений бурно развивавшегося в конце XIX – начале XX века региона юга России – Екатеринославской губернии. Здесь строились заводы и шахты, вырастали новые города, как Юзовка – будущий Донецк, получали новое дыхание старые, как Мариуполь. Население росло, было по-преимуществу молодым и энергичным, формировался пролетариат. Идеальная питательная среда для революционных настроений. В начале ХХ не бунтовать здесь, было, пожалуй, не модно. Различалась только степень радикализма. Неудивительно, что примкнул к движению и крестьянский сын Нестор. Отца он не помнил – тот умер, когда ему исполнился год. Отметим, что, по свидетельству биографа Махно Василия Голованова, его мать Евдокия Матвеевна была русской, чем объясняется незнание нашим героем украинского языка. Впрочем на мове в этих краях вряд ли много кто говорил: обычный язык общения – суржик. В детстве Нестор работал погонщиком волов и конюхом, затем был учеником на Литейном заводе Марка Кернера, там сблизился с подпольной группой анархистов и с восторгом отдался делу революционного насилия. На дворе стоял 1906 год. Участники группы последовательно провели экспроприации у местных торговцев Плещинера и Брука, и, наконец, хозяина завода, где работал Махно, самого Кернера. Врывались к жертвам в масках, требовали денег «на голодающих». В доме Кернера было изъято 425 рублей и слиток серебра. Тот пожаловался в полицию, и вскоре получил письмо от членов «боевой группы», которые сожалели, что забрали столь мало денег, и выражали готовность в будущем взорвать его дом, если продолжит жаловаться. Летом 1907-ого юные анархисты ограбили почту, убив при этом почтальона и городового. Затем ликвидировали самого гуляйпольского пристава Лепетченко. После этого ими занялась полиция и Нестор попал под арест. Судя по воспоминаниям, несмотря на пытки и избиения, расколоть его не удалось. А подельник Махно прямо сказал жандарму: «Ты, сволочь, никогда из меня ничего не выбьешь!» Тогда из-под стражи его пришлось отпустить, однако в 1908 году он был вновь арестован и приговорен Екатеринославским военно-окружным судом к смертной казни. Из-за того, что Махно еще не исполнилось 18 лет, наказание заменили на пожизненную каторгу, а сидеть отправили в Бутырскую тюрьму, откуда того освободит Февральская революция. И это не единичное явление. Возьмем будущего ближайшего соратника Махно Льва Задова (Зиньковского). Лёва родился в 1893 году в еврейской земледельческой колонии Весёлая близ Мариуполя. Его родители вскоре перебрались в Юзовку, где отец занимался извозом, а парень сперва подрабатывал грузчиком на мельнице, а затем поступил в доменный цех Юзовского металлического завода, где сблизился с местным кружком анархистов. Далее тоже пошли эксы, в 1913 году три штуки: в Рутченково – у артельщика рудника, в Дебальцево – у железнодорожного кассира, и, наконец, ограбление почтовой конторы в Карани. Лёву судили и дали 8 лет каторги. Однако после Февральской революции он был освобожден как политзаключенный, участвовал в митингах в Юзовке, а от родного доменного цеха избрался в Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Любопытно, что в то же время юзовскую революционную школу проходили и будущие лидеры советского государства. Одним из активных участников событий был прибывший в город большевик Лазарь Каганович. В Юзовке 3 марта 1917 года собрался огромный, на несколько тысяч человек, митинг, Лазарь вспоминал: Проходя через ворота завода, я услышал отрывок разговора нескольких человек. Один говорил: «Кажуть, що выступати будэ жид». Другой рабочий ему сердито отвечает: «Дурак ты, хоть жид, да наш». Не скрою, что само по себе упоминание «жид» вызвало у меня инстинктивное огорчение, но зато ответ другого рабочего – «хоть жид, да наш» – меня обрадовал, поднял, ободрил – ведь этим простым коротким словом рабочего выражено инстинктивное интернациональное классово-пролетарское чувство сознания – рабочий человек любой нации – наш пролетарский брат и друг! К слову сказать, Махно тут был полностью солидарен с большевиками – антисемитизм не переносил на дух, назначал евреев на высокие посты в своей армии, а также пытался бороться с погромами (не всегда успешно). На этом же митинге присутствовал и юный шахтер, представитель рабочих депутатов Рутченковских копей Никита Хрущев. В мемуарах он пишет, что тогда познакомился с Кагановичем. Наверняка, оба они пересекались в ходе событий и с местными анархистами... Не будет преувеличением сказать что Донбасс в этот период – третий центр революции после Петрограда и Москвы, что связано как с деятельностью большевиков, так и анархистов, которые тогда вместе заседали в новых органах власти, советах. Бунтарский дух никуда не делся. Меньше, чем через 100 лет, ситуация повторилась и именно Донбасс стал во главе восстания уже против украинской хунты. «Я начинаю благоговеть перед Лениным» Махно, выйдя из тюрьмы, возвращается в Гуляй-Поле и летом 1917-ого избирается главой местного Совета. После оккупации Украины немцами создает партизанский отряд, вынужденный отступить в Таганрог под натиском интервентов. Решив использовать ситуацию для изучения революции, Махно отправляется в Царицын, Саратов, Астрахань, а затем и в Москву. Там он лично встретился со своим идейным кумиром Петром Кропоткиным, главой ВЦИК Яковом Свердловым и самим Владимиром Лениным. Уже в конце жизни, в книге воспоминаний он оставил весьма любопытное описание этой беседы. Повод для встречи был далеко не оптимистичный. В апреле 1918 года в Москве новой властью было произведено разоружение анархистов, которые занимали несколько десятков особняков. Зачастую это были не «идейные», а именно «бытовые» анархисты, поэтому всё это сопровождалось арестами и жертвами. Ленин и объяснил Махно, что пришлось без всяких колебаний отобрать главный штаб на Малой Дмитровке, в котором анархисты «скрывали всех видных московских и приезжих бандитов». Далее Нестор Иванович подробно рассказал Владимиру Ильичу об интересовавшем его вопросе – настроениях крестьян на Украине. А закончилась беседа, со слов Махно, следующим образом: Ленин, обращаясь к Свердлову, говорит: Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но, близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдалённого будущего... – И тут же просит меня не принимать это на свой счёт, говоря: – Вас, товарищ, я считаю человеком реальности и кипучей злобы дня. Если бы таких анархистов-коммунистов была хотя бы одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известные условия и совместно работать на пользу свободной организации производителей. Я лично почувствовал, что начинаю благоговеть перед Лениным, которого недавно убеждённо считал виновником разгрома анархических организаций в Москве, что послужило сигналом для разгрома их и во многих других городах России. И я глубоко в душе начал стыдиться самого себя... Умел убеждать Ильич, что и сказать! Глядишь, останься тогда Махно в Москве – вступил бы в партию, стал бы советским военачальником или государственным деятелем. Как многие известные анархисты. Например, легендарный грузинский атаман Нестор Каландаришвили. Но его ждали родные степи, гуляй-польская республика и чёрное знамя. К слову сказать, к Петру Кропоткину в Советской России относились весьма уважительно. Предоставили дом в Подмосковье с двумястами сотками земли и корову. Передавали продуктовые посылки, отправляемые заботливым Махно из Гуляй-Поля. А когда князь скончался в 1921 году, были организованы торжественные похороны, для участия в которых даже выпустили из тюрем московских анархистов. В столице в его честь был переименованы площадь Пречистенские ворота и улица Пречистенка, а потом появилась и одноименная станция метро. ... Не будем вдаваться в сложные перипетии Гражданской войны, отметим лишь, что дальнейшая история взаимоотношений махновцев и большевиков известна. Это такая перманентная любовь-ненависть: они то вступают в союз в борьбе с белогвардейцами или петлюровцами, то беспощадно уничтожают друг друга. Вплоть до 1921 года, когда чаша весов окончательно склонилась на сторону красных, Махно пришлось уходить в Румынию, а в СССР он стал героем карикатур и комических постановок. «УНР – наш классовый враг» А кто же был главным врагом для Нестора Ивановича и его воинства? Однозначно – белые. Генералы Антон Деникин, Пётр Врангель, Яков Слащёв ассоциировались у него с прежней царской властью, которую он ненавидел и презирал. Поэтому и рядовых, и офицеров их армий не просто уничтожали, а казнили с особой жестокостью. И любые попытки договориться, предпринимавшиеся ими, пресекались на корню – вплоть до публичных казней переговорщиков. Почётное второе место однако занимают свидомые украинцы. Недаром первый серьёзный боевой опыт махновцами был получен в борьбе с державшимся на немецких штыках правительством гетмана Петра Скоропадского. В октябре – ноябре 1918 года вместе с большевистскими частями под командованием Владимира Антонова-Овсеенко они разгромили австро-германские войска и гетманскую полицию в Александровском уезде. А в ноябре 1919 года уже директория Симона Петлюры, стоявшая у власти в Киеве и провозгласившая Украинскую народную республику, искала союза с анархистами. Петлюровцы просили у Махно оружия. Тот отчеканил: «УНР - наш классовый враг. Ни одной винтовки я не позволю отпустить из армии для этого империалистического вассала». Интересно и отношение к языковому вопросу. В мемуарах Нестор Иванович приводит любопытный эпизод. Однажды, при Скоропадском, пытаясь узнать у украинских железнодорожных служащих, откуда следует эшелон, он никак не мог достичь понимания: Один из них подозвал меня и предупредил, чтобы я ни к кому не обращался со словами "товарищ", а говорил бы "шановний добродiю", в противном случае я ни от кого и ничего не добьюсь. Я поразился этому требованию, но делать было нечего. И я, не владея своим родным украинским языком, принужденно должен был уродовать его так в своих обращениях к окружавшим меня, что становилось стыдно. Над этим явлением я несколько задумался; и, скажу правду, оно вызвало во мне какую-то болезненную злость, и вот почему. Я поставил себе вопрос: от имени кого требуется от меня такая ломота языка, когда я его не знаю? Я понимал, что это требование исходит не от украинского трудового народа. Оно - требование тех фиктивных "украинцев", которые народились из-под грубого сапога немецко-австровенгерского юнкерства и старались подделаться под модный тон. Я был убежден, что для таких украинцев нужен был только украинский язык, а не полнота свободы Украины, и населяющего ее трудового народа. Как всё повторяется однако... В этом свете попытки свидомых властей, а то и украинских националистов записать Махно в «свои», регулярно предпринимавшиеся во все годы незалежности, разумеется, выглядят смехотворно. Самая красивая армия Сам Нестор Иванович, несмотря на попытки то высмеять его, то демонизировать и, кстати вполне реальные зверства своей армии, после смерти приобрел статус культовой фигуры. Его чтили сильнейшие в мире испанские анархисты (он чуть не дожил до Гражданской войны в Испании). Махно стал героем многих книг. От «Хождения по мукам» классика советской литературы Алексея Толстого до «Кочевников времени» классика британской фантастики и анархиста Майкла Муркока. Писатель Эдуард Лимонов в рассказе «Дешевка никогда не станет прачкой» вспоминал деда Тимофея, с которым вместе работал грузчиком во времена харьковской юности, в 1960-е: – Как же это тебя к Махну занесло? – спросил сторож <...> – Когда Махно занял Екатеринославль, я видел въезд в город его гвардии. Стоял на улице, а они, по пять лошадей колонной, въезжали. Здоровые хлопцы, красномордые от самогона и сала, все в синих жупанах, на сытых конях, чубы из-под папах на глаза падают, шашки по бокам бьют, жупаны на груди трещат. Пять тыщ личной гвардии, а за ними тачанки: парни к пулеметам прилипли, ездовой стоит… Потом пехота, отряды матросов-анархистов. Чёрные знамена… Я никогда такой красивой армии не видел. – У немца была красивая армия, – сказал сторож. – Машина, – поморщился Тимофей. – Шлемы с шишаками, ать-два… Если ты любишь на механизмы смотреть, может быть… У Махна же хлопцы были красивые. Серебра много, оружие личное все украшенное, тогда это любили… – А как же ты сам-то к Махну попал? – Толмачёв повёл глазами так, что мне стало ясно: махновская армия понравилась моему другу. – Красотою соблазнился. Пошёл к ним в штаб записываться. Действительно, армия была красивая. Как и в целом сам безумный порыв построить свободную анархическую республику в днепровских степях. Тем более это контрастирует с сегодняшней реальностью Гуляй-Поля. Про имеющееся убожество в 2019 году корреспондент испанской газеты Publico Ферран Барбер писал так: ..единственный в стране памятник Махно – тривиальное изваяние, которое покрасили в золотой цвет. На Рождество его подсвечивают, не хватает только козы и цыганской скрипки. Никто бы не поверил, что скульптура, изображающая невысокого человека, посвящена борцу за свободу... В музее Гуляйполя представлены две тачанки, но нет ни одного упоминания об анархизме. Сегодня, помимо немногих чудом сохранившихся идейных анархистов, образ батьки Махно во главе с рассекающими на тачанках веселыми повстанцами близок сердцу многих русских людей. Нестор Иванович однозначно входит в пантеон героев отечественной истории. Поэтому взятие Гуляй-Поля будет носить не просто военный, но и символический характер. И – да – надо будет обязательно сделать там полноценную историческую экспозицию. Андрей Дмитриев Источник - wargonzo |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
