Приведенные в статье Сергея Лебедева данные о потерях Финляндии, комментирует петербургский историк Игорь Пыхалов:

«Первоисточником распространенной цифры финских потерь — 48 243 убитых, 43 тыс. раненых[128]является опубликованный в газете «За рубежом» №48 за 1989 год перевод статьи подполковника генштаба Финляндии Хельге Сеппяля из финского журнала «Мааилма я ме» («Maailma ja me»): «Финляндия потеряла в “зимней войне” более 23 000 человек убитыми, более 43 000 человек ранеными. При бомбёжках, в том числе торговых кораблей, были убиты 25 243 человека»[129]. Суммируя 23 000 и 25 243, ссылающиеся на публикацию в «За рубежом», и получают ту самую цифру в 48 243 убитых.

Увы, в данном случае мы имеем дело с грубой ошибкой переводчика. На самом деле в оригинале статьи Сеппяля сказано следующее: «Suomi menetti talvisodassa yli 23 000 miesta kaatuneina ja yli 43 000 miesta haavoittuneina. Pommituksissa ja kauppalaivastossa mukaan luetut huomioon ottaen kuolleita oli kaikkiaan 25 243»[130].

Что в переводе означает: «Финляндия потеряла в зимней войне свыше 23 000 человек убитыми и свыше 43 000 человек ранеными. Если принять во внимание потери гражданского населения при бомбёжках и потери гражданского флота, то общее число погибших — 25 243». Таким образом, цифра финских потерь в 48 тыс. убитых является следствием недоразумения и должна быть выведена из научного оборота».

128. См. например: Россия и СССР в войнах XX века... С.212.

129. Сеппяля Х. Как проходили сражения // За рубежом. 1989. №48 (1533). С.18.

130. Seppala H. Nain kulki talvisota 30.11.1939–13.3.1940 // Maailma ja me. 1989. №9. S.54.

Прочитав статью Сергея Лебедева, посвящённую советско-финской войне, не могу удержаться от того, чтобы не охарактеризовать ее тезисы как голословные и противоречащие историческим фактам. В ней повторяются пропагандистские штампы советской эпохи, которые в наши дни выглядят более чем нелепо, а главное – необоснованно. Или это - всего лишь следствие существующей в стране тенденции возврата к старым «добрым» временам?

Впрочем, вернемся собственно к статье. По мнению ее автора, Финляндия до 1917 г. была «вполне независимым государством, связанным с Россией лишь династической унией». Но так ли это было?

Действительно, в 60-70-е гг. XIX века (напомним, что Финляндия была присоединена к Российской империи в 1809 г.) Финляндия получила некоторую автономию – прежде всего, благодаря царю-реформатору Александру-II. Были отменены вывозные пошлины в Россию, разрешено строительство паровых лесопилок, финский банк смог печатать собственные деньги – финские марки, начал работать Сейм, появились политические партии. Конечно, никакой «независимостью» при этом и не пахло – в Гельсинфорксе сидел российский генерал-губернатор, ему подчинялись финские войска, Сейм согласовывал все реформы с императором, самостоятельная внешняя политика, разумеется, исключалась.

Однако пользоваться предоставленными свободами финнам было суждено недолго. После смерти Александра-II начался обратный процесс. В интересах русских капиталистов был ликвидирован договор о беспошлинной торговле с Финляндией, а в 1884 г. создана специальная комиссия, которая разработала программу, предусматривавшую русификацию страны, установление контроля за прессой и политическими процессами. С этой целью почта Финляндии передается в подчинение министерству внутренних дел Российской империи. В 1891 г. было созвано Особое совещание российского правительства, которое выработало проект ликвидации финской автономии. Началась идеологическая подготовка наступления на автономию: появляются книги по истории Финляндии (напр. «Покорение Финляндии» М. М. Бородкина), в которых обосновывается неспособность финнов к самостоятельности. После чего начинается реализация плана – русский язык объявляется обязательным языком для делопроизводства, финские чиновники заменяются на русских, осуществляется структурное слияние российской и финской армии. В начале 1899 г. был опубликован Манифест, который фактически лишал Сейм законодательных полномочий. А в 1901 г. по новому закону о воинской повинности, национальные формирования ликвидировались, а финны должны были служить наравне со всеми в русских войсках. Изымались тиражи неугодных газет, некоторые насильственно закрывались. Все эти преобразования привели к возникновению подпольного антироссийского движения сопротивления. Демонстрации недовольных разгонялись казаками.

Всё это, а также революция 1905-07 гг. в России заставили Николая-II пойти на некоторые незначительные уступки. Тем не менее, правительство Столыпина начало новое наступление на права финнов. Оно закончилось тем, что летом 1910 г. русский царь подписал закон «О порядке издания касающихся Финляндии законов и постановлений общегосударственного значения», который ликвидировал остатки финской автономии. Сейм был разогнан, его председатель Свинхувуд (будущий президент Финляндии а 1931-1937 гг.) отправлен в Сибирь. Вплоть до начала первой мировой войны вектор политики Российской империи в Финляндии остается неизменным. В период 1914-17 гг. российские власти занимают более осторожную позицию в отношении Финляндии, опасаясь перехода ее населения на сторону Германии. В 1916 г. в Финляндии действуют карательные отряды, охотившиеся за теми, кто активно сочувствовал Германии (дело в том, что в это время в Германии был создан финский егерский полк).

Не вдаваясь в более подробное изложение событий, отметим лишь то, что ни о какой полноценной автономии, а уж тем более «независимости» Финляндии до революции 1917 года не может быть и речи. Напротив, политика насильственной русификации Финляндии привела к стойкому недоверию со стороны финнов к русской государственности, что оказало значительное влияние на события, приведшие к Зимней войне.

Далее автор пытается доказать, что Финляндия представляла некую угрозу для Советской России и СССР, так как она «вовсе не была невинной овечкой, на которую напал русский медведь». Стараясь доказать наличие угрозы со стороны Финляндии, автор ссылается на то, что страна представляла из себя военный «гарнизон», чуть ли не единственной отраслью экономики которого было строительство укреплений. Подобные заявления выглядят столь же голословными, как и утверждение о независимости Финляндии в составе Российской империи.

Первое время после обретения независимости в Финляндии шла достаточно тяжелая гражданская война. Существовала реальная угроза захвата власти коммунистами, пользовавшимися поддержкой российских большевиков. «Красная» угроза существовала и после войны. Финляндии предстояло оправиться от всех потрясений, модернизировать экономику и одновременно обезопасить себя как от внутренней угрозы, исходившей со стороны коммунистов, так и от внешней, исходящей от сопредельных стран, таких как Советская Россия и даже Швеция, с которой возник конфликт из-за Аландских островов.

В октябре 1927 был принят закон о выкупе земель и выплате компенсаций землевладельцам. Крестьянам, имевшим земельные наделы, были предоставлены долгосрочные кредиты, организованы кооперативы. Страна вступила в Скандинавский кооперативный союз. Модернизация и структурные преобразования в экономике привели в конце 30-х годов, несмотря на последствия мирового экономического кризиса, к стабилизации и росту уровня жизни. Напомним, что в начале 30-х экономический кризис затронул практически все страны мира, так что на их фоне Финляндия выглядела вполне нормально. Это опровергает заявления о несостоятельности финской экономики в данный период. Тем более непонятно, каким образом Финляндия могла бы быть «страной-гарнизоном», если ее экономика была столь слаба, как это описывает Сергей Лебедев? Ведь содержание армии – дело не дешевое.

И уж вовсе смешным представляется тезис, что трехмиллионная Финляндия могла представлять какую-либо угрозу Советскому Союзу. Один ЛВО в то время насчитывал 20 дивизий, в то время как военная группировка Финляндии даже после мобилизации не достигала 13 дивизий, в разы уступая Красной армии по количеству танков, орудий и самолетов. Не Финляндия угрожала СССР, а напротив, СССР представлял угрозу Финляндии, что и объясняет её высокие затраты на оборону и строительство укреплений в этот период. Так что «гарнизонность» маленькой страны – не ее вина, а ее беда, вынужденная мера для организации хоть какой-то защиты от сталинской империи.

Автор статьи утверждает, что «план ведения войны заключался в том, чтобы измотать советские войска на «линии Маннергейма», а затем, дождавшись помощи от западных союзников, перейти в наступление». Однако для этого требовалось, чтобы СССР напал на Финляндию и начал штурм укреплений. То есть никакой агрессии со стороны Финляндии не планировалось – напротив, она готовилась к обороне, рассчитывая, разумеется, на помощь других стран в кризисной ситуации.

Да и в самом советском руководстве никто не воспринимал Финляндию как страну, которая представляла бы военную опасность. Сталин опасался лишь использования территории Финляндии как военного плацдарма другими великими державами. Однако сталинское руководство само сделало все, чтобы испортить отношения с соседним государством.

Сообщения о массовых репрессиях, насильственной коллективизации и голоде в СССР не могли, разумеется, способствовать доверительным отношениям между двумя странами. Правительство, которое попирает права собственных граждан, вряд ли способно уважать и права других народов. Тем более, что в эти годы предпринимается депортация карелов, которая вызвала ответную реакцию со стороны Финляндии: она официально осудила данную акцию. Было известно и о том, что в Советском Союзе усилилась дискриминация лиц финской и карельской национальностей в политической и культурной жизни. В обстановке сталинского произвола финноязычные издания и школы в Ленинграде и в Карелии закрывались, а все, кто выступал в защиту родного языка, обвинялись в «великофинском национализме» и работе на «финскую и германскую разведки».

Конечно, в Финляндии всегда находились мечтатели, грезившие идеями объединения всех финно-угорских народов, однако для этого у Финляндии никогда не было ни средств, ни возможностей. Надо ли упоминать о том, сколько существовало в России планов объединения всех славянских народов в единую империю, что неоднократно и пытались cделать русские цари? А если вспомнить про планы большевиков «железной рукой загнать человечество к счастью»? Да и даже современной Финляндии не потянуть восстановление и тех территорий, что были присоединены к СССР после войны. Просто потому, что вновь обретенные территории потребуют до 10 биллионов долл. на их восстановление

Не Финляндия готовилась к агрессии, а Советский Союз, который начал подготовку к войне с соседним государством уже в 1936 году, когда вышло постановление СНК о переселении населения с карельского перешейка для строительства там военных объектов.

Все эти действия советской власти способствовали лишь нагнетанию обстановки, но никак не потеплению отношений. Сталин изначально исходил с позиции силы, не желая добиваться расположения Финляндии на равноправной основе, без нарушения ее суверенитета и нейтралитета.

Автор оппонируемой статьи признается, что после начала второй мировой войны СССР воспользовался моментом для нападении на Финляндию. Однако он тут же оговаривается, что войны «хотели обе стороны». Это утверждение противоречит его же заявлениям о том, что Финляндия собиралась напасть на СССР при помощи западных союзников. Дело в том, что после начала второй мировой войны помощь Англии и Франции исключалась, поскольку они заняли выжидательную позицию, а между Германией и СССР был заключен пакт Молотова-Риббентропа, развязывавший Сталину руки. Нелепо утверждать, что Финляндия хотела войны с Советским Союзом, не имея за спиной никакой поддержки. Она могла рассчитывать только на скандинавскую солидарность в случае нападения СССР, но и этот расчёт не оправдался. А вот что касается советской стороны, то она действительно взяла твердый курс на развязывание вооруженного конфликта. В СССР развернулась грязная антифинская пропаганда в прессе, не оставлявшая никакой альтернативы военному столкновению.

Далее автор пытается приукрасить эффективность советского управления войсками. Однако, имея почти двойное превосходство в пехоте, тройное в танках и артиллерии и абсолютное в авиации, Красная армия потеряла втрое больше людей, чем финская, что показало ее низкую боеспособность и подготовленность. Кроме того, почти 50 % потерь авиации приходится на небоевые потери. Ясно, что с военной точки зрения СССР вел войну неэффективно, делая ставку на количественное превосходство. Впрочем, автор сам признает нерадивость высшего командного состава РККА, вступая в противоречие со своими же утверждениями.

«В плену оказались 5 567 красноармейцев, в большинстве своем обмороженных, и 806 финнов», - продолжает он. Однако забывает рассказать о дальнейшей судьбе советских пленных, которые по возвращении на Родину были объявлены предателями и репрессированы.

Так о чем же стоит вспомнить в юбилей той войны? В очередной раз воспеть Сталина и империю, подтасовывая под них исторические факты? Но так мы будем вечно топтаться на одном месте, как тот пес, что возвращается на свою блевотину. Или лучше все же попытаться извлечь хоть какие-то уроки из истории?

Вадим Штепа: «Ньет, Молотофф!»

Полемика с Сергеем Лебедевым

Так уж вышло, что всякая годовщина советского нападения на Филяндии будоражит общественное сознание, порождая новые вопросы и побуждаея искать новые ответы…

Однако позиция автора выглядит далекой от этих поисков. Статья в целом является пересказом официальной советской пропаганды брежневских лет, с патетическим финалом «Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины в советско-финской войне!» Такое впечатление, что автор всерьез верит, будто маленькая Финляндия планировала завоевать СССР. Будто эту войну развязала «фашистская» маннергеймовская клика, а советскому «прогрессивному человечеству» пришлось героически обороняться посредством вторжения в чужую страну. Логика чисто оруэлловская…

Лебедев называет довоенную Финляндию «очень милитаризированным государством». Хотя практически вся эта «милитаризация» сводилась к строительству знаменитой «линии Маннергейма» на Карельском перешейке. С точки зрения автора, возводить оборонительные укрепления на границе с миролюбивым восточным соседом – это неслыханная агрессивность! Далее Лебедев пускается в конспирологию и заявляет: «План ведения войны заключался в том, чтобы измотать советские войска на «линии Маннергейма», а затем, дождавшись помощи от западных союзников, перейти в наступление».

Где автор взял такой забористый план, неизвестно... Однако исторический факт состоит в том, что никаких «западных союзников» на момент начала войны у Финляндии просто не было. Точнее, с августа 1939 года сам СССР был союзником Германии. А Англия и Франция, хоть и находились с сентября в состоянии войны с Третьим рейхом, не оказали никакой иной помощи финнам, кроме символично-дипломатического исключения СССР из «Лиги наций». Только в 1940 году, убедившись в безразличии «западных союзников», Маннергейм пошел на сближение с Гитлером (впрочем, в то самое время в Берлин ездил и Молотов)…

Особенно забавно звучат упреки автора тогдашним, глобально почти изолированным финнам в «территориальных претензиях» к СССР. Тут уж, как говорится, чья бы мычала… Перечисляя «экспансионистские» произведения финских писателей XIX века, Лебедев «патриотически» умалчивает, в какой стране накануне Второй мировой войны «классикой» считалось воспевание глобального «освободительного похода»: «Но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще умрем в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя». (Павел Коган)

Эту войну за насаждение «мирового коммунизма» Лебедев ничтоже сумняшеся путает с войной за «русские интересы», хотя русские были в ней лишь пушечным мясом. После Зимней войны, когда финны были вынуждены оставить Карельский перешеек,

практически все его коренное русское население добровольно ушло вслед за ними, не желая присоединяться к «союзу республик свободных» – и это нагляднейшее опровержение того, что будто бы Красная армия защищала «русские интересы». Наиболее известный факт – эвакуация в Финляндию Валаамского монастыря, насельники которого были наслышаны об отношении к религии в СССР. (Это только годом позже, после немецкого нападения, нацисты и сталинцы принялись конкурировать в заигрывании с церковью.)

Осенью этого года в Карелии вышел русский перевод книги историка Юкки Куломаа «Финская оккупация Петрозаводска», посвященной периоду 1941-44 годов, когда в ходе «войны-продолжения» (как ее называют в Финляндии) практически вся восточная Карелия была занята финской армией. Это весьма подробное и выдержанное исследование, свободное как от советских (это понятно), так и от «реваншистских» идеологических стереотипов. Хотя даже эта непредвзятость для российского читателя, перекормленного «победной» пропагандой, может выглядеть вызывающе. Куломаа не оправдывает финскую оккупацию, но лишь восстанавливает множество прежде замалчиваемых у нас фактов, по сравнению с которыми довоенный краснокомиссарский режим отнюдь не выглядит «утраченной свободой»…

Главнокомандующий Финской армией маршал Карл Густав Маннергейм еще в конце 1930-х годов, наблюдая нарастание предвоенных настроений в Европе, склонялся к нейтралитету – по примеру соседней Швеции. Если бы эта историческая возможность реализовалась, не было бы никакой «блокады Ленинграда» – хотя и в реальности финские войска в 1941-44 гг. остановились на старой границе на Карельском перешейке. Маннергейм, который сам был российским офицером, участником Русско-Японской и Первой мировой войн, и говорил по-русски даже лучше, чем по-фински, вовсе не стремился воевать с Россией – хотя, конечно, не мог быть союзником коммунистического Кремля. Воевать его вынудили сами кремляне, напав в 1939-м на его родину. Именно Зимняя война, отторгнувшая от Финляндии значительные территории, положила конец проекту нейтралитета и разожгла в финском обществе понятную ненависть к восточному агрессору. Она и вылилась затем в «войну-продолжение»…

В немереном количестве писаний советских историков (да и нынешних – оставшихся вполне советскими) финская оккупация Петрозаводска и восточной Карелии описывается как сплошной концлагерный ужас вроде Бухенвальда (до газовых камер разве что не договорились). Хотя в этих переселенческих (по реальному названию тех лет) лагерях содержались лишь коммунисты и переселенное ими в эти края некоренное население. Эти лагеря создавались с целью депортации их обитателей из Карелии «в благоприятных исторических условиях». Разумеется, с современных либеральных позиций это выглядит вопиющим расизмом. Однако любую историческую ситуацию необходимо расценивать критериями своего времени. Во Второй мировой войне подобная изоляция потенциальных противников практиковалась по обе стороны фронта – достаточно вспомнить ликвидацию Республики немцев Поволжья или интернирование всех японских граждан США. Но это «расизмом» почему-то не называется…

В устах прославляющих СССР историков упреки финнам в организации этих лагерей выглядят вообще запредельным цинизмом. В довоенное время в советских концлагерях на территории Карелии (один Беломорканал чего стоит) погибли сотни тысяч заключенных. Причем в основном русских – но о русских советские пропагандисты вспомнили лишь с началом войны… А за все время оккупации, по статистике, которую приводит Куломаа, в финских переселенческих лагерях умерло около 3 тысяч человек. Конечно, трудно сравнивать разные виды лагерного бытия, но, к примеру, узники петрозаводских переселенческих лагерей содержались не в барачных камерах, а в комнатах обычных городских домов и даже могли принимать гостей из свободного населения города, где, кстати, также оставалось немало русских. Но при советском «освобождении» все эти «пособники оккупантов» в свою очередь потеряли свободу. Однако для коммунистических историков все «наше» лучше – даже тюрьма…

Когда же в 1941 году эти «наши» оставляли Петрозаводск, они уничтожили в городе все, что только могли – заводы, фабрики, электростанции, мосты, многие исторические здания и т.д. – а в послевоенной пропаганде свалили все это на «проклятых оккупантов». Труд множества узников переселенческих лагерей фактически сводился к приведению города в пригодный для жизни вид… Есть также упорно циркулирующая среди местных краеведов версия, что бежавшие комиссары и политруки, хотя и были атеистами, планировали сжечь и Кижи, «чтобы не оставить врагу». И хотя документов на этот счет не осталось или они до сих пор засекречены (видимо от ЮНЕСКО), в пользу этой версии есть косвенные доказательства, очень наглядно показывающие отношение «советской культуры» к древнерусским памятникам. Во время войны финны вывезли кижские иконы в Финляндию, дабы обеспечить их сохранность, но в 1944 году, по условиям мирного договора, все пунктуально вернули. Однако, как сообщает официальный сайт Кижей, «к сожалению, иконы «неба», снятые финнами одновременно с иконами иконостаса Преображенской церкви, но не вывезенные из Петрозаводска в Финляндию, были уничтожены: «завхоз Дома культуры зимой 1944/1945 года истопил на дрова росписи купола Кижей».

Советские «русофилы» также любят клеймить оккупационный период за политику насильственной «финнизации» Карелии. Мол, оккупанты переименовали Петрозаводск в Яанислинну (Онежскую крепость), и повсюду насаждали финскую культуру и топонимику. Однако парадокс состоит в том, что финским словом «Яанислинна» вполне мог бы называться и современный Петрозаводск! Достаточно указать, что два главных кинотеатра города именуются «Калевала» и «Сампо», улица Антикайнена, набережная Гюллинга, памятник Куусинену… Кстати, эти финские коммунисты (их можно бы назвать «краснофиннами» – по аналогии с советским ругательством «белофинны») были куда большими «панфиннистами», чем космополит Маннергейм! Довоенная Карелия рассматривалась ими лишь как плацдарм для «мировой революции» на Севере, отсюда они планировали двинуться советизировать и финнизировать всю Скандинавию… Но Маннергейм им помешал – еще один исторический парадокс…

Антирусской была не финская оккупация, но «ленинская национальная политика», которая практически стерла или загнала в маргинальную диалектность коренную севернорусскую культуру нашей земли, которая была в свое время полноценной и самоуправляемой частью Новгородской республики. Много ли вы знаете о заонежских и пудожских былинах, помните ли, что пронзительный мистический поэт Микола Клюев родом из олонецких краев? В современной Карелии этот мощный и самобытный культурный пласт фактически выкорчеван – и не «оккупантами», но «освободителями»... Не посчастливилось и собственно этническим карелам, попавшим между Сциллой и Харибдой: сначала для них изобретали письменность на основе кириллицы, затем на основе латиницы, чем только окончательно их запутали, а нынешнее карельское радио в качестве «национального языка» использует только финский…

Решение этой сложной этноисторической проблемы может быть найдено лишь на межрегиональном, но не на межгосударственном уровне. Этому и был посвящен убитый нынешней «вертикалью» проект Еврорегиона Карелия, предусматривавший налаживание прямых связей между карельскими и финскими регионами, на основе местного самоуправления, а не через столичных чиновников обеих стран. Местное население по обе стороны границы гораздо лучше понимает друг друга, чем российские «имперцы» и финские «реваншисты». Напротив, здесь наблюдается своего рода обратная зависимость – кремлевская власть своими изоляционистскими, совершенно советскими решениями о расширении «погранзоны» только подхлестывает «реваншистские» настроения на той стороне…

Эти деятели, похоже, совсем не понимают, что живут уже в XXI веке, когда прежние государственные границы все более уступают место процессам глокализации. Они не способны ни к какому новому историческому творчеству – но навсегда погрязли в войнах прошлого века… У меня же, к примеру, никогда не возникает споров на эту тему с финскими друзьями (хотя мои деды воевали здесь против их дедов). Просто мы думаем о проектах будущего. Впрочем, иногда переслушиваем первый военный рок-н-ролл…