 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Воскресенье, 24 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 Sendero de guerrilleros (Тропа партизан)
Венеция. Так называется деревушка, лежащая высоко в горах, в 55 километрах от никарагуанского городка Эстели. Добираться туда сложно: сначала на рассвете доезжаю автобусом до развилки, по поводу которой меня долго путают, потом голосую автостопом и на грузовичке-развалюхе по грунтовой дороге подбираюсь ещё ближе и, наконец, от новой развилки час пешком вверх по дороге, где может проехать разве что случайный внедорожник. Куда-то вроде пришёл. - Венеция? – спрашиваю у какого-то молодого мужчины, сидящего у своего дома. - Да. Заходите, садитесь. Посидел, попил воды, как-то объяснились - я на французском, он на испанском. Меня интересовала тропа партизан, он, пользуясь неожиданным случаем, предложил свои услуги провести по ней на правах вроде как импровизированного туристского гида, за разумную плату. Я знал о существовании этой тропы из французского сайта, с грозным предупреждением: идти можно только при условии очень хорошей физической формы. Мой гид одолжил в соседнем доме мачете, оно именно такое, каким его показывают в телевизионных передачах о латиноамериканских джунглях и предназначенное для того, чтобы прокладывать себе путь через заросли. Мы отправились в путь на бывшую партизанскую базу 1970-79 годов, где жили и воевали, как он сказал, нынешний президент Никарагуа Даниэль Ортега, а также его жена. Лесистые горы, окружающие со всех сторон Венецию, сегодня объявлены заповедными территориями. Они огорожены от прилегающих к селу огородов колючей проволокой, через которую приходится постоянно перелезать, чтобы срезать путь. Тропой это можно назвать чисто символически. Никакой тропы выше огородов (где растёт, среди прочего, кофе) нет - путь идёт через настоящие латиноамериканские горные джунгли. Они выглядят точно так, как описывались в прочитанных мною в детстве приключенческих романах. Вначале гид решил прокладывать мне дорогу сквозь заросли, местами с колючками, с помощью мачете и критически высказался о том, что мои шорты – очень неподходящая одежда в колючих зарослях. Я ему показал, что не лыком шит, и пробивать мне путь нет необходимости. Он с некоторым изумлением отмечает, как я ловко маневрирую на крутых подъёмах, огибая колючие заросли и хватаясь руками за кусты, как уверенно иду каменной насыпи и как с легкостью преодолеваю 300-400 метров подъёма по вертикали. Правда, с меня, в отличие от него, по влажной жаре хлещет пот, но я стараюсь не отставать от его темпа. Этой дорогой вниз и вверх партизаны шли постоянно, спускаясь с базы для засад, нанесения ударов и отхода. Горный гребень. Отсюда можно просматривать, что происходит внизу, в долине. На поросшем лесом гребне мы находим флаг Сандинистского фронта национального освобождения на импровизированном древке, который, очевидно, вырубили на месте. Он, конечно, не является забытой реликвией давних времён. Недавно ветераны и сторонники фронта тут, на памятном месте, устраивали предвыборный митинг и просто забыли забрать флаг. Возвращаемся. Мой гид показывает мне ещё одну неприятную особенность джунглей: на мне клещи, необходимо внимательно высмотреть их на не прикрытых руках и ногах и стряхнуть, пока они ещё не успели присосаться, а также стряхнуть и одежду. Было очень познавательно немного приобщиться к жизни латиноамериканских партизан и прочувствовать своим телом то, что никогда не узнаешь из книжного или интернетовского чтива. Город Эстели был оплотом сандинистов. Партизаны совместно с местной повстанческой молодёжью захватывали его, по крайней мере, трижды. Строились баррикады, шли тяжёлые уличные бои против хорошо вооружённой Национальной гвардии диктатора Анастасио Сомосы (младшего). Были и бомбёжки с воздуха. В Эстели, как и в Леоне, носящем наименование «город революции», есть музеи, посвящённые революции и павшим мучениками и героям. Экспозиции достаточно просты и незатейливы, в соседнем Сальвадоре бывшие партизаны лучше и профессиональнее показывают свою борьбу, привлекают в музеи туристов, производят партизанские сувениры. В Манагуа до сих пор не восстановлен даже центральный Музей революции, ликвидированный в своё время правившими в столице демократами и либералами. Внимательно просматривая характер подачи материалов в никарагуанских музеях, мне бросились в глаза отличия трактовок некоторых событий от принятой в СССР практики. Например, у нас не было принято акцентировать внимание на чисто террористических методах пополнения партийной кассы большевиками и другими революционными организациями. Сталин обходил молчанием в своих работах личную причастность к организации закавказских экспроприаций. В Никарагуа, напротив, подобные акции – предмет гордости. Вот фото революционера в леонском музее. Как гласит подпись, именно он, товарищ Хакинто Бака Херез (Jaquinto Baca Jerez) в 1969 году при содействии товарища похитил помещика Акилео Венерио. За освобождение заложника он получил выкуп в размере 200 тыс. кордоб, которые передал своей организации, которой были очень необходимы средства для покупки оружия и снаряжения. Сам он героически погиб в бою 9 ноября 1969 года. Никто в Никарагуа не говорит об убийстве 21 сентября 1956 года в леонском танцевальном зале диктатора Анастасио Сомосы (старшего) как о бесполезной акции. Она повлекла за собой лишь казнь организатора террористического акта Ригоберто Лопез Переса и его товарищей, после этого теракта страной стал править старший и затем младший сын диктатора. Но в Никарагуа не говорят, что «мы должны были пойти другим путём», как в России по поводу убийства Александра II, или что «террор – это не наш путь». Подчёркивается, что убийство тирана – благородное дело. При этом семейство Сомосы отнюдь не являлось карикатурной тиранией из детских сказок, где подданные непременно целуют владыке туфлю. В суверенной никарагуанской вроде как бы «демократии», при Сомосах регулярно проводились вроде как бы выборы, где в качестве президентов избирались не только они сами, но и их заранее намеченные преемники. В стране было, как это модно сегодня говорить, гражданское общество, была пресса, отнюдь не обязательно прямо и жестко подконтрольная вертикали власти. В случае сильных социальных протестов власть могла пойти на те или иные уступки общественному мнению. Перейдём к положению женщин. Как латиноамериканские телесериалы, в изобилии транслируемые по российскому телевидению, трактуют эту тему? Мужественного вида мужчины – «мачо». Красивые, богатые и обаятельные героини. Добрые священники. Нравственные моральные устои. Как эта традиционная культура «мачо» выглядит вблизи? Ленивые, но тщательно следящие за своей внешностью и одеждой мужики целыми днями дремлют в креслах-качалках и гамаках. Женщины, в отличие от стран мусульманского Востока, торгуют по страшной жаре на рынках. Они бесправны, верх карьеры для них - крутить попкой в красочном костюме на карнавале, а вот ходить в школу, читать и писать им необязательно. Введённый под давлением церкви полный запрет на аборты, даже в терапевтических целях, породил множество бедолаг с явными признаками генетических уродств, которые стоят на рынках и клянчат на пропитание, а также море беспризорных детей и проституток. Перед президентскими выборами 2006 года Даниель Ортега решил обеспечить себе нейтралитет церкви, ранее призывавшего голосовать в пользу его соперников. Для этого ему пришлось обвенчаться по католическому обряду со своей женой, с которой он прожил три десятилетия, и имел, насколько я информирован, семеро детей – без этого в глазах церкви их брак считался лишь нечестивым блудом. Ему пришлось также исповедаться и причаститься. Формальности были соблюдены, и церковь дала верующим зелёный свет на голосование за него. Партизанская война в Центральной Америке до основания потрясла традиционный институт «мачо»-культуры. Вступая в партизаны, получая оружие, девушки учились там читать и писать, их начинали уважать. Особенно высокий процент девушек и женщин был среди повстанцев в Сальвадоре, где война приняла затяжной характер: 40% членов партии, 30% бойцов, 20% партизанских руководителей. Здесь есть не только телевизионная псевдоромантика, но имели место и самые яркие и страшные любовные романы, какие бывают на белом свете – военно-полевые, между ребятами и девушками в партизанских отрядах. Странные, сюрреалистические отношения, где в один узел связаны война, жизнь, смерть и любовь. В джунглях и подполье рождались партизанские дети. Когда по ночам отряд выходил из окружения, то крик внезапно проснувшегося младенца означал верную смерть для всех, и им могли давать транквилизаторы, чтобы они с гарантией спали во время перехода, но иногда дозу превышалась или транквилизаторы давали слишком часто. По окончанию войны у многих бывших партизан порой наступала тяжёлая адаптация к мирной жизни. В 20-х годах Алексей Толстой прекрасно раскрыл эту тему в своей скандально знаменитой новелле «Гадюка», которая была позже экранизирована. Интересно, осмелятся ли латиноамериканские режиссёры когда-нибудь коснуться подобных тем или они будут продолжать до бесконечности гнать свою стандартную туфту? Александр Сивов
Венеция. Так выглядят джунгли, где действовали партизаны.
По следам партизанской бригады
Мой гид с флагом
Герои и мученики революции
Ригоберто Лопез Перез, убивший Анастасио Сомосу-старшего
Партизанская любовь
Пленные партизаны
Раненый боец
Справа в очках с бородкой - Даниэль Ортега
Танкетка - подарок Сомосе от Муссолини
Эстели после боя Вверху - Даниэль Ортега с женой, предвыборный палакат Фото автора |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
