АПН Северо-Запад АПН Северо-Запад
2013-02-04 Сергей Беляк
К юбилею Лимонова: записки адвоката Беляка

Если верить его "озарениям" или в божий промысел

Когда летом 2002 года Cледственное управление ФСБ России завершило расследование уголовного дела в отношении Э. Савенко (Лимонова) и пяти его однопартийцев, обвиненных сразу по четырем статьям УК, а Генеральная прокуратура РФ решила направить это дело для рассмотрения из Москвы в Саратовский областной суд, мы (зашита и обвиняемые) инстинктивно выступили против.

Нам казалось, что лучше было бы, если бы данное дело рассматривал все же Московский городской суд.

Мы полагали (и не без основания), что Генеральная прокуратура делает это специально. Во-первых, чтобы отправить громкое дело подальше от Москвы и столичной прессы (а в тот период в России, когда Путин правил всего второй год, а премьер-министром еще был Касьянов, существовала реальная свобода печати и множество независимых СМИ, включая и телевидение!). А во-вторых, чтобы лишить обвиняемых помощи их московских защитников, которые вряд ли бы (по разумению прокуроров и чекистов) решились уехать из Москвы в далекий, провинциальный Саратов для участия там в непрерывном процессе, обещавшим быть очень долгим.

Почему в Саратов? Потому, что именно там в начале 2001 года группа нацболов купила у... чекистов (выступавших под видом членов местного отделения баркашевского РНЕ шесть ржавых автоматов Калашникова и около сотни патронов к ним.

Фактически, эта "контрольная закупка" была обычной чекистской провокацией, которая в материалах уголовного дела гордо именовалась "спецоперацией". (Одновременно чекисты подбирались с подобными предложениями к нацболам и через их брянскую организацию, но там провокаторов раскусили и разумно послали куда подальше, а вот а Саратове провокация удалась).

Учитывая все эти обстоятельства, Генеральная прокуратура и решила, что лучше всего будет направить дело для рассмотрения в Саратов.

А мы попытались такое решение оспорить в Верховном суде РФ, упирая на то, что покупка оружия не является особо опасным преступлением, а все особо опасные преступления, которые инкриминируются нашим подзащитным (включая и терроризм) были, по мнению самого следствия, совершены обвиняемыми еще ранее, и совершены именно в Москве (где Лимонов писал свои статьи "с призывами к свержению государственного строя", где он постоянно встречался с членами НБП и якобы "готовил террористические акции и создавал незаконные вооруженные формирования").

Тем не менее, Верховный суд встал в этом споре на сторону обвинения и дело было направлено в Саратов, а вскоре туда же спецрейсом авиакомпании "Россия", под усиленной охраной спецназовцев ФСБ, были этапированы и шесть лефортовских узников - длинноволосый, бородатый 59-летний Лимонов и пятеро его молодых подельников, среди которых была и одна маленькая, хрупкая девушка - Нина Силина.

Но еще до этого (а - как только стало известно нам намерение Генеральной прокуратуры и всплыло слово "Саратов") Эдуард, на свидании со мной в Лефортово, твердо заявил: "Это - Судьба!" И попросил не оставлять его, а непременно поехать в месте с ним Саратов, чтобы там организовать защиту и его, и его товарищей.

"При чем тут "судьба"?" - возразил я, еще надеясь на Верховный суд. "Нет, это уже предрешено. Судьба..." - стоял на своем Лимонов.

И он рассказал о том, что в далеком не то в 1968, не то в 1969 году написал стихотворение, о котором вспомнил только теперь. Стихотворение так и называлось "Саратов ", хотя сам он никогда в этом городе не бывал. И в этом стихотворении пророчески говорилось о том, что его будут судить в том городе. Именно в Саратове будет суд над ним!..

Нет, никакой обреченности ни в его голосе, ни на его лице в тот момент не было. Была лишь злая ухмылка и азартный блеск в глазах.

"Прошедший снег над городом Саратов
Был бел и чуден. мокр и матов
И покрывал он деревянные дома
Вот в это время я сошел с ума
Вот в это время с книгой испещренной
В снегах затерянный. самим собой польщенный
Я зябко вянул. в книгу мысли дул
Саратов город же взлетел-вспорхнул
....................................................
и белый снег не укрощен
протест мельчайший запрещен
и только вечером из чашки
пить будут водку замарашки
и сменят все рабочий свой костюм
но не сменить им свой нехитрый ум
И никогда их бедное устройство
не воспитает в них иное свойство
против сей жизни мрачной бунтовать
чтобы никто не мог распределять
их труд и время их "свободное"
их мало сбросит бремя то народное
И я один на город весь Саратов
- так думал он - а снег все падал матов
...................................................
Я образ тот был вытерпеть не в силах
Когда метель меня совсем знобила
и задувала в белое лицо
Нет не уйти туда - везде кольцо
Умру я здесь в Саратове в итоге
не помышляет здесь никто о Боге
Ведь Бог велит пустить куда хочу
Лишь как умру - тогда и полечу
Меня народ сжимает - не уйдешь!
Народ! Народ! - я более хорош
чем ты. И я на юге жить достоин!
Но держат все - старик. дурак и воин
Все слабые за сильного держались
и никогда их пальцы не разжались
и сильный был в Саратове замучен
а после смерти тщательно изучен"

В то время, когда Лимонов, вспоминая, читал мне эти строки своего стихотворения, сидя на привинченном к полу стуле в следственном кабинете Лефортовской тюрьмы (где решетки на окне лукаво скрыты за цветной мозаикой стекол), ни он, ни я, конечно, не знали и не могли знать того, что будет с нами через год или два, где и как пройдет в действительности судебный процесс и чем он завершится.

Но в стихах говорилось о смерти. И это звучало ужасно. К тому же, опять же, этот Саратов!.. Мрачное пророчество, не предвещавшее ничего хорошего.

"У меня случаются озарения. Такое было не раз, - проговорил Эдуард. - А ты бывал в Саратове?"

"Бывал, - ответил я подавленно. - Я там учился в институте. Случайно оказался. После армии..."

"Ну, вот видишь, судьба! - снова ухмыльнулся Лимонов. - Значит, ты там уже все знаешь".

Меня это обстоятельство мало утешило. И уж совсем не хотелось снова оказаться в Саратове (о котором у меня еще со студенческой, голодной, советской поры сохранялись не самые лучшие воспоминания) ровно через двадцать лет!

Я и действительно попал в Саратов случайно: не решался после службы в армии поступать в МГУ, где был большой конкурс и еще всякие "льготные квоты" для представителей национальных советских республик, но хотел непременно учиться на дневном факультете. А в советские времена в Москве такой факультет был только один - в МГУ! И тогда я, по настоянию матери, которая нашла каких-то знакомых в Саратове, готовых меня приютить, и где был юридический институт с дневной формой обучения, поехал туда с четырьмя "палками" дефицитной копченой колбасы.

И вот складывалась ситуация, что теперь мне предстояло туда вернуться уже достаточно известным московским адвокатом да еще - в качестве защитника Эдуарда Лимонова!

"Наверное, и в самом деле - судьба!" - подумал я. Но Лимонову тогда ничего не сказал, попробовав с помощью Верховного суда все-таки с Судьбой побороться.

А когда мне это не удалось, и я уже сел в поезд Москва - Саратов, чтобы съездить "на разведку" в Саратовский облсуд, чтобы познакомиться с судьями и определить порядок и сроки нашей предстоящей работы, то подумал вот о чем.

Если верить в пророческие "озарения" Лимонова, в мистику или в Божий промысел, то выходит следующее. Лимонов, мерзавец этакий, напророчил сам себе в стихах суд в Саратове. (Написанное пером - не вырубишь топором!) На скрижалях его Судьбы это все, следовательно, было записано. А раз так, то в суде у него должен быть и защитник. И значит, уже тогда, в 1968 году, когда я десятилетним пацаном беззаботно гонял с друзьями мяч в подмосковном дворе или украдкой слушал вечерами, как ребята постарше поют под гитару незамысловатые блатные песни о любви к "дочери прокурора", на скрижалях и моей Судьбы было начертано быть адвокатом у Лимонова в Саратове?!.

К счастью, не все в жизни получилось так, как описал это Лимонов в своем стихотворении "Саратов".

Но тут на судьбу Эдуарда повлияло много факторов.

Я думаю, что в лужковской Москве в тот год, или в Саратове, двумя-тремя годами позже, Лимонов получил бы те самые 14 лет лагерей, запрошенные прокурором. И суд бы его вряд ли оправдал по трем самым тяжким (!) обвинениям.

Но это произошло! Время, люди и сам город вмешались в ход Судьбы и изменили ее предначертания.

Сотни свидетелей приезжали в Саратов со всех концов России и даже из-за рубежа, чтобы выступить в защиту Эдуарда; сотни журналистов по всему миру освещали этот процесс; губернатор Саратова Аяцков публично заявил (тогда ТАКОЕ было в России еще возможно!), что он не допустит, чтобы Саратов стал "символом тюрьмы и смерти писателя" Лимонова, "которому кто-то пытается залить в горло свинец"; суд под председательством судьи Матросова оправдал Лимонова и всех подсудимых по обвинению в терроризме, созданию незаконных вооруженных формирований и в призывах к свержению государственного строя в России, а также вынес два частных определения за плохую работу и нарушение законов в ходе следствия в адрес Генерального прокурора РФ и Директора ФСБ!

Надеюсь, свою лепту во все это внес и я. Согласно предначертаний Судьбы.

Это, если, конечно, верить в мистику, в лимоновские "озарения" или в Божий промысел.

Книги из тюрьмы

Находясь в заключении, с 2001 по 2003 год Лимонов написал 6 книг так называемого "тюремного цикла". Практически в каждой из них он прямо (подробно) или косвенно (кратко, мимолетом) рассказывал о тюремной жизни и тех людях, с кем ему довелось там познакомиться. Седьмую книгу из этого "цикла" - "Торжество метафизики" - о пребывании в лагере ИТК-13 ("красной", образцово-показательной зоне общего режима) под городом Энгельсом Саратовской области (которая в прошлом году неожиданно "прославилась" на всю страну жестоким обращением к заключенным) Лимонов написал, уже выйдя на свободу.

Но шесть предыдущих книг были написаны им в тюрьмах и изданы пока он находился еще в заключении.

В Следственном изоляторе ФСБ России "Лефортово" (именуемого Лимоновым "Лефортовским замком") он написал пять из них ("Священные монстры", "Книга воды", "В плену у мервецов", "Другая Россия" и "Контрольный выстрел").

Книга "По тюрьмам" была написана Лимоновым уже в Саратове - в знаменитом третьем корпусе ("третьяке", где содержатся наиболее опасные преступники) печально знаменитой Саратовской тюрьмы ("Саратовского централа"), где сидел и умер видный советский ученый-генетик Н.Вавилов.

Впрочем, и в Лефортово, и в Саратовской тюрьме за последние двести лет пересидело и погибло очень много известных людей...

К счастью, Лимонов остался жив и даже увековечил в книгах эти места своего пребывания.

В Лефортово в 2001 году он получил разрешение от начальника тюрьмы заниматься литературной работой в соседней, пустой камере, где бы ему никто не мешал. Зрение у Лимонова не важное, поэтому начальник (таких начальников уж нет! да и СИЗО "Лефортово" теперь не является изолятором ФСБ, а принадлежит Минюсту) распорядился поставить ему туда настольную лампу. Такую, с зеленым плафоном, какими пользовались, наверное, еще следователи НКВД. И Лимонов времени не терял, писал. Тем более, что на этапе предварительного следствия он отказался давать показания и потому допросами и очными ставками его никто в Лефортово не донимал.

И как результат - пять книг, несколько статей для различных газет и журналов, включая открытые обращения к общественности и к Путину, опубликованные в печати.

Часто встречавшийся со мной в тот период в Лефортово адвокат Г.П.Падва, который приезжал туда для свиданий с кем-то из своих подзащитных, однажды, после очередной опубликованной статьи Лимонова или выхода в свет его новой "тюремной" книги, воскликнул: "Сергей, зачем же вы так рискуете?! Ведь если вас здесь поймают с текстами Лимонова, то проблемы будут бо-ольшие!"

Умный, умудренный опытном мэтр понимал, что сами по себе статьи и рукописи книг Эдуарда в редакции и в издательства из тюрьмы попасть не могут. Тут почта работает только в одном направлении - в тюрьму. Да и то, все письма и посылки тщательно проверяются. Тем более в Лефортово, в ФСБ! И вряд ли следователи, понимал Падва, разрешили обвиняемому в терроризме Лимонову спокойно пересылать на волю свои творения.

"А что делать? - развел руками я. - Он пишет, просит опубликовать. Да и деньги ему нужны. В партии-то денег нет. Потому, вся надежда на книги. А скажешь следователю - отберут "для проверки" и в итоге, рукопись окажется где-нибудь в архиве ФСБ. Лет через пятьдесят какие-нибудь исследователи, может быть, и получат. Отрывки. А книгу нужно, чтобы читали сейчас. Вот и приходится рисковать. А кто же еще ему поможет?.."

Генрих Павлович знал Лимонова и сочувствовал ему. Он внимательно меня выслушал, покивал понимающе головой и вздохнув тихо произнес: "И все же будьте осторожнее. Удивляюсь я вам!."

Все эти годы Лимонов не рассказывал КАК ему удавалось передавать на волю из тюрем рукописи своих книг и статей. Его спрашивали, а он отделывался общими фразами.

Я знаю, Эдуард не хотел своим признанием подвести, в первую очередь, меня. Но теперь, полагаю, это - лишнее. Дела, как говорится, "давно минувших дней".

Да и тех, кто работал тогда в Лефортовском замке охранниками и отвечал за порядок, уже там нет, а ФСИН Минюста не несет ответственность за то, что творилось в Лефортово при ФСБ.

И все-таки я не буду делиться подробностями того, каким образом мне удавалось обвести вокруг пальца чекистов в Лефортово и вертухаев в Саратовском централе, и выносить из тюрем кипы бумаг с рукописями Лимонова. Я лучше поделюсь этим опытом с коллегами, а вдруг он им когда-нибудь да пригодится (Времена-то вон какие!)

Скажу лишь, что как-то раз меня, действительно, в Лефортово чуть было не застукали. Но выручила записка адвоката одного из обвиняемых по этому же делу, которую я принес показать Лимонову. После того, как Эдуард ее прочел, я неосторожно ее порвал (а рвать было не нужно, т.к. за ходом свиданий всех подследственных с адвокатами в Лефортово наблюдают охранники с помощью скрытых видеокамер), - порвал и обрывки открыто сунул себе в карман.

После окончания свидания меня тут же взяли в "оцепление" бдительные чекисты, препроводили в отдельное помещение и предложили "добровольно выдать запрещенные к проносу и выносу из здания следственного изолятора предметы и вещи".

"В противном случае, - заявили они мне, - вы будете подвергнуты обыску".

Подумав пару секунд, я добровольно выдал им обрывки той самой пустяковой записки. Чекисты были просто счастливы! И от идеи обыска отказались.

А в портфеле у меня в тот момент находились рукописи сразу двух книг Лимонова и несколько его статей, предназначенных для "Лимонки" и других газет...

Впоследствии, когда Эдуард уже вышел на свободу, он подарил мне те самые рукописи шести его книг, которые я столь рискованно и неосмотрительно для себя (тут коллега Падва, безусловно, прав) выносил из тюрем и помогал оперативно издавать.

Сейчас они за границей (нынче за границей куда лучше и спокойнее не только россиянам, но и рукописям). Недавно я их просматривал. И наткнулся на исправление сделанное моей рукой в рукописи "Священных монстров".

"Джон Леннон: жук" было написано Лимоновым, но потом, уже мною, слово "жук" зачеркнуто и рядом сделана надпись "жучило" и поставлена моя роспись. В таком виде рукопись и попала в издательство и именно так, в итоге, и было опубликовано в книге: "Джон Леннон: жучило".

И мне вспомнилось, как осенью 2001 года, сидя с Лимоновым в комнате для свиданий в Лефортовской тюрьме (когда уже рукопись "Священных монстров" была у меня дома), мы заговорили с ним о рок-музыке и любимых мною Битлз и Ленноне (о чем Эдуард знал).

Я, как всегда, начал спорить с Лимоновым, защищая Джона Леннона, как музыканта и artist'а . Но вынужден был согласиться с тем, что Леннон всю жизнь жил в достатке, никогда не принадлежал к рабочему классу, а, следовательно, называть его "героем рабочего класса" (по одной из его песен) было не совсем правильно.

"Когда ему выгодно, он всегда прикидывался "пролетарием" или хипарем, а сам жил как типичный, изнеженный буржуа, покупая шикарные особняки и апартаменты, - не скрывал своего раздражения Лимонов. - Вот поэтому я и написал про него "жук"!"

"Но читатели поймут это как производное от The Beatles - "жуки-ударники" или как там... - возразил я. - А то, что ты имеешь в виду, это по-русски называется "жучило"...

"Да, - подумав, сказал Эдуард. - Исправь там, в рукописи, сам. Пусть будет "жучило".

Сейчас, вспомнив этот эпизод, я хочу тем самым лишь подчеркнуть, что Лимонов - не упертый, самовлюбленный нарцисс, каким его пытаются некоторые представить, а человек умный, знающий себе цену, не простой по характеру, но интересный и легкий в общении, трезвомыслящий и очень рациональный.

11.09.2001

11 сентября 2001 года Лимонова должны были освободить из под стражи под подписку о невыезде. Так решили в прокуратуре, проверив дело, и об этом нам стало известно от самих следователей.

Руководитель следственной группы майор Олег Шишкин не скрывал своего недовольства по этому поводу, но вынужден был исполнить постановление прокуратуры.

Впрочем, у него были начальники, которым тоже не нравился "либерализм прокуроров" (зачем мы, дескать, тогда вообще проводили в горах Алтая спецоперацию по задержанию Лимонова да еще растрезвонили об этом, с помощью телевидения, на весь мир?!). И еще у них было время, чтобы попытаться это прокурорское постановление отменить. Чем Шишкин активно и занялся в первые же сентябрьские дни 2001 года.

Майор ФСБ Олег Шишкин был достаточно молодым человеком, несколько похожим на Путина, периода работы того в мэрии Санкт-Петербурга помощником у А.Собчака, - такой же невысокий, бледный, худенький, подчеркнуто вежливый с начальством и посторонними, говорящий всегда тихим голоском и такой же плешивый.

То, что некоторые из членов следственной группы относились к нему с пренебрежением, а то и с явным презрением (уж и не знаю за что!), мы поняли это очень скоро. Но ФСБ - организация военная и тут субординация на первом месте. Поэтому все, что могли позволить себе недовольные Шишкиным подчиненные, это криво ухмыльнуться ему в след, получив какое-то приказание, или горько вздохнуть, выслушав его "глубокомысленные" рассуждения, наполненные недоговоренностями и намеками на какие-то, только ему известные, тайны.

Впрочем, как сам Шишкин, так и большинство членов следственной группы, собранной под его начало со всей страны, были явно плохо образованы, мало знали и, как я понял, практически совсем не читали не только книг своего подследственного, которым они занимались, но и вообще любой художественной, исторической или политической литературы.

Без этого, как мне представлялось, грамотно разобраться в "деле Лимонова" (где фигурировало множество его литературно-публицистических работ) было просто невозможно. О каком тогда профессиональном и объективном расследовании этого дела могла вестись речь?..

Впоследствии (когда мы уже стали чаще общаться со следователями, знакомясь с материалами дела) Лимонов часами рассказывал молодым чекистам, прикомандированным в группу из далекой провинции, о своей жизни, о встречах в США и в Европе с различными известными людьми, и я видел по удивленным лицам этих офицеров, по задаваемым ими наивным (а то и попросту - глупым) вопросам, что перед нами обыкновенные, необразованные и не очень умные обыватели, которым такие "сверхчеловеки", как Лимонов просто не по зубам.

Вот - основная причина, почему дело "террориста Лимонова", "призывавшего к свержению государственного строя в России" развалилось в суде, как карточный домик!

Кадры! "Кадры решают все". Но после распада СССР, ликвидации КГБ и массового увольнения его сотрудников, а также хаоса, который с 90-х годов охватил все сферы нашей жизни, включая и систему образования, достойных кадров в ФСБ не осталось.

А еще коррупция среди чекистов. Коррупция, о которой КГБ вообще не знал!..

Какой уж тут теперь из ФСБ "крюк, удерживающий страну над пропастью"?!. Это не крюк, а скорее - удавка, готовая окончательно придушить нашу несчастную страну!

И вот майор Шишкин пошел в сентябре 2001 года к своему начальству. Пошел потому, что вызвали. А вызвали потому, что его начальству задали вопрос наверху: "Так мы что - в дураках?"

"Никак нет! - ответил майор Шишкин. - У меня есть кое-какие мыслишки. И мы обязательно докажем вину Лимонова по всем пунктам обвинения! Ведь он не просто дал согласие своим нацболам на покупку оружия, он планировал создать из них незаконное вооруженное формирование..."

"Ну, ты это уж загнул, брат! - не поверило начальство.- Это с четырьмя-то старыми автоматами?.."

"Никак нет, ваше ссство!" - хотел было отдать честь майор, но вспомнил, что он без головного убора, а в России к пустой голове руку не прикладывают. Поэтому Шишкин только пригладил рукой редкую челку на своей плешивой голове и продолжил докладывать: "Они еще хотели охотничье ружье купить. И Лимонов писал всякие статьи против власти, призывал свергнуть наш государственный строй! И вообще он - террорист! У меня есть свидетели. Я докажу!.. "

Примерно такой разговор и состоялся между Шишкиным и его высоким начальством, после чего все они отправились в Генеральную прокуратуру и там повторилось то же самое.

(Откуда мне это известно? Рассказали потом свои люди из прокурорских, - мир, как известно, тесен.)

Уж я сейчас и не помню, кто из прокуроров санкционировал освобождение Лимонова 11.09.2001 года под подписку о невыезде, но помню, что отменил эту санкцию заместитель Генерального прокурора РФ Василий Колмогоров. Видимо, убежденность и доводы майора Шишкина произвели на этого "стража Закона" сильное впечатление. (Хотя некоторые считают, что все это просто пример "телефонного права", то есть - обычная коррупция. В любом случае, В.Колмогоров вскоре завершил свою карьеру в привычном для руководителей Генеральной прокуратуры РФ стиле - с громким и грязным скандалом.)

А ведь если бы майор Шишкин повел себя в той ситуации более разумно, и честно подтвердил своему руководству, что следствие проверяет все факты, но пока не находит доказательств причастности Лимонова и его однопартийцев к более серьезным преступлениям, чем покупка оружия в Саратове, то все могло пойти совершенно не так, как пошло. Лимонова и других обвиняемых судил бы не областной, а какой-нибудь районный саратовский суд за незаконное приобретение ими оружия; дал бы им по тем же трем-четырем годам колонии, но спокойно, без лишнего шума (дело-то самое обычное!), а кому-то, может быть, дал и условно. Не было бы резонансного долгого процесса, не было бы оправдательного приговора в части трех наиболее опасных преступлений, не было бы и частных определений суда в адрес Генпрокурора и Директора ФСБ. Шишкин все равно получил бы свое очередное звание и, возможно, продолжал бы служить до сих пор.

А так он, хоть и получил звание подполковника досрочно (как только "дело Лимонова" было оформлено и передано в суд), но ни к чему хорошему это не привело: после провального процесса (где, кстати, Шишкин тоже был, по нашему требованию, допрошен), он из ФСБ бесславно ушел (или его, что называется, "ушли", превратив в козла отпущения).

А тогда, в сентябре 2001 года, мы ни о чем этом, разумеется, еще знать не могли. И теплым утром 11 сентября у ворот Лефортовского изолятора, где вокруг на солнце алели листья могучих тополей, собралась большая толпа журналистов с телекамерами и фотоаппаратами, чтобы запечатлеть выход Лимонова на свободу.

Мы прождали некоторое время, после чего я прошел внутрь тюрьмы, где встретился с Эдуардом на привычном месте - в кабинете для свиданий. Оказывается, он еще накануне вечером получил постановление прокурора о... продлении ему срока содержания под стражей на несколько месяцев.

Посидели, поговорили. Лимонов, как всегда, был бодр. Рассказал сколько отжиманий от пола он делает теперь в день, поговорили о его сокамернике-чеченце, о том, что происходит в его партии и что пишут в "Лимонке".

Но у нас с ним уже был назначен прямой эфир на радио "Эхо Москвы", куда я, спустя некоторое время, и отправился в одиночестве.

Началась передача, я стал отвечать на вопросы ведущей, а в это время, тут же в студии, на экране телевизора стали показывать взрывы башен-близнецов в Нью-Йорке...

После этого я понял, что теперь надеяться на досрочное освобождение Эдуарда бессмысленно.

И вообще, если честно, после 9-го сентября, я готов был предположить самое худшее и о перспективах нашего дела, и о дальнейшей судьбе Лимонова.

Тем более, что в тот период, мы еще не были знакомы с материалами этого дела и совершенно не знали, что находится внутри нескольких десятков толстых папок, находящихся в кабинете у Шишкина.

А сам Шишкин воспрял духом.

После теракта в Нью-Йорке, он похвалился мне, что наверное полетит туда в составе группы российских следователей для оказания помощи американцам в раскрытии этого преступления.

"Да уж, вы поможете!" - с иронией подумал я, но промолчал.

Спустя какое-то время (может быть, через месяц или больше), я поинтересовался у Шишкина, когда он улетает в Штаты и кто будет вести наше дело вместо него.

"Американцы от нашей помощи отказались, - злобно пробурчал он в ответ. - Ну, пусть попробуют, поищут". На его узком, бледном лице мелькнуло подобие улыбки. "Ничего они не найдут..."

Вы знаете, я человек не верящий ни в какие всемирные заговоры, ни в наличие "мирового Правительства", ни в версию участия ЦРУ в терактах 11.09.01. Не хочется мне верить и в версию участия ФСБ во взрывах жилых домов в Москве в 1999 году.

Но, после слов майора ФСБ Шишкина и его злобной ухмылки, я, вдруг, засомневался, и готов был поверить даже в то, что к терактам в Нью-Йорке приложили руку наши славные чекисты.

Сергей Беляк

Продолжение следует