Надо признать, что попытка новгородской прокуратуры обвинить мою жену, Антонину Федорову (теперь Мартынову) в нелепейшем и чудовищном преступлении – покушении на убийство любимой нами обоими трехлетней дочери – прозвучала гораздо громче, чем я мог представить себе в самом начале развития этой печальной истории. В немалой степени этому способствовала тактика самих защитников законности и прав ребенка, поставленных в интересное положение.

Сначала они – просто так – отправили мою жену в тюрьму. Потом, спустя 18 дней, точно также без объяснения причин выпустили ее оттуда. Надеюсь, что после окончания засекреченного ныне «расследования» прокурор Ефимов все-таки отважится рассказать нам о том, зачем молодую мать потребовалось сажать в тюрьму. С нетерпением жду этой исповеди.

В настоящий момент наше «расследование» продолжает затягиваться. Возможно, кто-то среди лучших умов новгородской прокуратуры решил, что информационная кампания в защиту моей жены, как сейчас принято выражаться, «проплачена». И что если как следует подождать, то у тех, кто «заказал» (еще одна лингвистическая метка современности) Ефимова и компанию, обязательно кончится абонемент. Тогда-то прокуратуре и удастся выйти из воды в сухих белых штанах.

В июле прокурор Ефимов, кажется, начал прощупывать почву в этом направлении. Через доверенного журналиста им распространялась информация о том, что моей жене скоро будет предъявлено новое обвинение («перепредъявлено» на языке г-на Ефимова), а дело вот-вот передано в суд. Тогда мы промолчали. Сразу после этого следователь Колодкин вынес постановление о помещении Антонины в психиатрический стационар для «более полного изучения личности», что стало прекрасным поводом для возобновления кампании в СМИ. Кстати, сегодня, 9 августа, состоится очередное судебное слушание по нашей жалобе на необоснованность действий следователя, пытающегося вновь разлучить мать и ребенка.

Впрочем, как не устает повторять сейчас все тот же Ефимов, развернутые комментарии по всем обстоятельствам «расследования» будут даны нами по его окончанию. Тогда все методы работы новгородской прокуратуры будут, наконец, преданы гласности. А сейчас я хотел бы поговорить о другом измерении нашего дела – медийном.

Безусловно, моя точка зрения на происходящие события пристрастна. Это естественно. И все же я считаю, что в данном случае я не иду против истины. Ведь единственная наша цель – это объективное расследование обстоятельств дела. На этом пути у нас есть как союзники, так и противники. Новгородское дело вскрыло удивительную картину жизни региональных СМИ, в которой откровенная подлость и непрофессионализм соседствуют с самыми лучшими человеческими качествами. Речь в этом тексте пойдет в основном о грустном.

Первым неравный информационный бой на стороне прокуратуры принял отважный новгородский журналист Алексей Коряков. Он написал для местной газеты желтоватую статью, общий пафос которой сводился к повторению слов следователя – «мальчик знает, мальчик видел: мать-убийца». На тот момент Тоня находилась в тюрьме, и мне было совсем не до иронии. «Коряковщина» мгновенно стала основным брендом информационной политики прокуратуры. Под этим понятием подразумевались дешевые заказные статьи, рассчитанные на непривыкшего задавать себе лишние вопросы обывателя. Причем надо признать, что для своего жанра статья Корякова была сбита довольно крепко. Она так и осталась своеобразным потолком информационных усилий прокуратуры. Никого талантливее Корякова на информационном фронте у нее впоследствии не нашлось. Зато разоблачать «коряковщину» взялись несколько молодых новгородских журналистов. После второй статьи о нашем деле энтузиазм Корякова пошел на убыль: слишком очевидна была нелепость его позиции. Однако понимание этого последнего обстоятельства пришло совсем не сразу.

Благодаря тому, что деятельность новгородской прокуратуры получала все большую огласку, стали известны интересные подробности биографии Алексея Корякова. Статью об этом написала его бывшая однокурсница по факультету журналистики МГУ, проживающая сейчас в Европе. Оказывается, что Коряков еще будучи студентом оказался под подозрением в краже ювелирных украшений из тумбочки соседки на практике. По словам Раисы Том-Чехович, Коряков тогда сломался – «органы» предложили ему «мирно договориться» и возместить ущерб за преступление, которого он, конечно же, не совершал… Впрочем, это уже лирика.

Наш вывод №1 состоит вот в чем. Региональные журналисты со стажем, имеющие устоявшийся круг источников, мыслят штампами. Им легче подогнать материал под одну из привычных рубрик, чем попытаться разобраться в нем. Вред от такого подхода к работе может быть очень серьезным, особенно если жертвой неразборчивого журналиста станет человек, у которого не найдется средств для публичного ответа.

Алексей Коряков уже принес извинения моей жене, а также опубликовал отдельный материал, поясняющий позицию защиты. Думаю, что такой шаг потребовал от журналиста, имеющего многолетний опыт сотрудничества с новгородской прокуратурой, немалого мужества и честности, прежде всего, перед самим собой. Поэтому претензий к Корякову у меня сегодня нет.

Брутман: авторитетная журналистика

Сергей Брутман, редактор «Новой новгородской газеты», – человек заслуженный и авторитетный. Правда, нынешнее лето как раз для таких в Новгородской области выдалось крайне неудачным. Шестнадцатилетний режим молодого реформатора Прусака завел регион в такую яму, где даже самые теплые места могут подмочить их владельцам репутации. Вот и Брутман многие годы был известен в Новгороде как главный по «гражданскому обществу». Подобно тому, как за защитой было принято обращаться к Коле «Бесу» Кравченко, от имени гражданского общества можно было говорить только с санкции Брутмана. Аналогия прозрачная – в бандитском заповеднике даже журналистика имеет структуру мафиозного клана. В случае с дележом «гражданственности» это принимает особенно комичные формы. Последний раз, кстати, Сергей Израилевич мелькнул на наших голубых экранах в связи с тем, что ему выдавалась награда от почетного бизнесмена Тельмана Мхитяряна – за замечательный вклад в развитие этого самого «гражданского общества», надо полагать. Ау, г-н Брутман, как вы там? Вышла ли уже ваша передовица о гражданских достоинствах нового губернатора Митина? А где сейчас ваш покровитель Мхитарян?

Так вот Брутман написал о нашем деле статью, в которой защитил прокуратуру от тоталитаризма. То есть, прокуратура по сути своей оказалась диссидентом в своей попытке засадить молодую мать за решетку. И это немедленно вызвало симпатию в демократической душе Сергея Израилевича. Кстати, именно такая логика позволяла так называемым правозащитникам в свое время восхищаться «диссидентами» из числа гордых чеченских горцев. Скажем, еще в 1996 году Шамиль Басаев дал интервью «Независимой газете» (в ней же сейчас по совпадению перепечатана статья Брутмана), в которой объяснил, что похищение детей – это не варварство и не средневековье, а национальный обычай. Вот и у прокуратуры, похоже, такой национальный обычай – сажать в тюрьму невиновных «до выяснения». Богатейшее поле для восторгов правозащитников. Мультикультурализм.

Говорят, что Брутман обиделся в основном на то, что у него никто не спросил, можно ли защищать Антонину Федорову от имени «гражданского общества». У нас, и правда, не было талона от Сергея Израилевича. И, пожалуй, действовать без этого талона новгородским журналистам удалось лишь благодаря появлению Интернета. Иначе все до сих пор бы стояли в очереди к брутманам. Вывод № 2: в региональной журналистике существует жесткая стагнирующая иерархия авторитетов, обойти которую в традиционных СМИ не представляется возможным.

Летягин: младенцы в унитазах

На сегодняшний день главный информационный спонсор прокуратуры – это журналист Андрей Летягин. Блестящему перу этого автора принадлежат заметки о деле моей жены, на две трети состоящие из статистики преступлений против детей, уже раскрытых подручными прокурора Ефимова. В качестве гвоздя программы там фигурирует младенец, утопленный в унитазе. Вообще-то Летягин – новостник, но он мастерски протаскивает в свои новости жанр желтой газетной статьи, написанной в духе «Смачно помер!».

Из всех перечисленных персонажей только с Летягиным я разговаривал по телефону лично. Раньше было как-то не до того – нужно было жену из тюрьмы вытаскивать. Говорил он со мной с открытым презрением. Надо думать, что это у Летягина «профессиональное»: фигуранты новостных колонок не из числа сильных мира сего ничем не отличаются для корреспондента от предметов мебели. Текст об унитазах с информационной ленты НГТРК «Славия» был снят, а вот по поводу деятельности журналиста в РИА «Новости» нам еще предстоит плодотворно общаться.

Летягин делает так. Он идет к своему доверенному лицу в прокуратуре («надежнейший источник», уверяет меня корреспондент), и это лицо вываливает аккуратную кучку грязи в адрес моей жены. С этой кучкой Летягин и отправляется набивать свои печатные знаки. Например, в материале от 1 августа «анонимный собеседник» сообщает, что «ребенок был изолирован от матери органами опеки». После кучки грязи идет пустячок – Летягин выполняет требования агентства и делает приписку, которая как бы отражает позицию противоположной стороны – «обвиняемая своей вины не признает». Получается интересно: за слова «анонимного собеседника» ведь никто ответственности не несет. Летягин всего лишь ссылается на него, а что взять с анонима?

Г-н Летягин, кажется, очень гордится своей работой, поскольку несколько раз сообщал мне в частном порядке о том, что «агентство будет первым, кто сообщит об исходе дела – оправдают ли Федорову или осудят». Где же вы были, Андрей Летягин со своим агентством и источниками в прокуратуре, когда мою жену в апреле посадили? Неужели заказа на инфоспонсорство от Ефимова тогда еще не было? Когда же я спрашиваю Летягина, почему он до сих пор не связался со стороной защиты для более объективного освещения дела, он отвечает без тени смущения – не нашел ваших контактов, а ведь вы сами мне раньше не звонили! Лень – благородное состояние для новостника, ничего не скажешь. Справедливости ради надо отметить, что Летягин провел проверку информации, представленной ему «анонимным собеседником» (то есть наконец-то решил потрудиться). И нашел ее «достоверной», но при этом – в новых публикациях – отредактировал…

Из последней публикации г-на Летягина читатель может сделать вот какое умозаключение. Якобы ребенок от матери не то "изолирован", не то "передан по договоренности с родственниками" отцу. И судьба девочки как бы давно решается в официальных инстанциях - ее делят меж собой прокуратура и органы опеки. И это при двух живых родителях, не лишенных родительских прав! Написать подобное может либо человек, который совершенно не разбирается в вопросе, либо тот, у кого есть прямой умысел исказить картину событий. В приватной переписке с г-ном Летягиным я несколько раз указал на то, что исчерпывающий комментарий по поводу "изоляции" и "передачи" ребенка дает Семейный Кодекс РФ, в котором со всей определенностью сказано, что «изолировать» и совершать прочие действия с ребенком можно только по решению суда. А такого решения, конечно же, не было, о чем Летягину известно.

Времена в Новгородской области сегодня меняются, но привычки "бывалых" остаются прежними. Скажем, в прокуратуре г. Великий Новгород отчего-то не поверили, что за мою семью будет всерьез заступаться Общественная Палата. Исходя из своего обширного, но ограниченного жизненного опыта, следователь Колодкин прямо спрашивал у моей жены о письме из Палаты: "сколько твой Кирилл заплатил за эту бумажку?" (Кстати, омерзительная манера Колодкина обращаться на "ты" заслуживает отдельного упоминания).

Вот и г-н Летягин, кажется, не поверил в то, что его позиция в деле освещения моей жены станет достоянием широкой общественности. Как не верит он и в то, что если мои требования не будут им выполнены, нам – рано или поздно – придется встретиться в суде.

Вывод № 3: «бывалые» региональные журналисты ленивы и уверены в собственной непотопляемости.

Субфедералы: новая волна

А теперь буквально пару слов о хорошем (для того, чтобы развить эту тему понадобится отдельный текст). Электронные СМИ и наведенный над регионами плацдарм в виде федеральных округов делают свое дело. Болота региональной журналистики видны теперь как на ладони. Плавающие в них акулы пера вызывают жалость. Журналисты новой генерации не собираются в стаи, ведомые авторитетами, и не работают по заказу бандитов или прокуратуры. Они опираются на федеральные структуры, в отсутствие неангажированных традиционных СМИ делают ставку на Интернет. Исход битвы между регионалами старой формации и этой новой волной, по-моему, предрешен заранее. Эволюция объективна.