 |
 |
|
|
Часть Первая
К моменту нападения гитлеровских армий в 1939 году польское государство деградировало до основания и было предано собственной элитой
Воссозданное на Версальской мирной конференции Польша родилась уродливой и склочной. С первых месяцев существования страна ухитрилась втянуться сразу в несколько конфликтов с почти всеми соседями, включая Советскую Россию, Германию, Украину, Чехословакию и Литву. Поддержка Великобритании и Франции и тяжелейшие внутренние неурядицы соперников позволили полякам отхватить изрядные куски соседских территорий, и к 1921 году на карте появилось «Вторая Речь Посполитая», в полной мере унаследовавшая этническую и религиозную пестроту первой. За любовь к нападениям исподтишка на противников, находящихся в беспомощном состоянии, британский премьер Уинстон Черчилль остроумно сравнил Польшу с гиеной.
История показала, что даже самые богатые и процветающие многонациональные государства типа Бельгии и Канады постоянно находятся под угрозой развала, а менее благополучные, как СССР и Югославия, неукоснительно разваливаются. Как правило, крах наступает после снижения доли государствообразующей нации ниже 50% от общей численности населения, а если она была изначально ниже, то после ухода удерживающего страну сильного лидера. «Вторая Речь Посполитая» была одной из беднейшей стран Европы, деградировав даже по сравнению с 1913 годом, когда ее территория входила в состав России, Германии и Австро-Венгрии.
Создатель и диктатор новой Польши, знаменитый террорист Юзеф Пилсудский умер в 1935 году, а сменившая его военно-гражданская хунта была малопопулярна и раздиралась склоками. Национальные меньшинства (в основном украинцы, белорусы, евреи и немцы) составляли свыше 30% населения, но были практически не представлены в военно-политической верхушке. В восточных областях украинцы и белорусы абсолютно преобладали и были крайне недовольны неравноправным положением, репрессиями против национальных организаций и, прежде всего, изъятием лучших земель в пользу польских колонистов. Неудивительно, что порой пленные польские офицеры просили победителей защитить их от набранных на востоке солдат, а среди белорусских призывников была распространена песенка со словами «Вы ня думайце, палякi, вас ня будзем баранщь, мы засядзем у акопах, i гарэлку будзем пiць».
Тем не менее, разложение страны еще не дошло до последней стадии и при вменяемой внешней политике «Вторая Речь Посполитая» могла бы и уцелеть. Но, как уже не раз писалось, наглость варшавских политиканов могла равняться только с их тупостью. Когда столь «могучая» держава граничит с одной стороны с СССР, а с другой - с Третьим Рейхом (Германия, Австрия и Чехия, плюс часть нынешних польских земель, Калининград и Клайпеда), имеет смысл договориться либо с западным, либо с восточным соседом. Как известно, не произошло ни того, ни другого. Варшава отказалась выполнить требования Берлина (допустить воссоединение с Германией отделенного от нее после 1918 года, но не присоединенного к Польше Данцига с 95% немецким населением, разрешить постройку экстерриториальных дорог связывающих с Германией Восточную Пруссию также отделенную от нее по условиям Версальского договора, и присоединиться к германо-итало-японскому Антикоминтерновскому пакту).
Не пожелала она и допустить на свою территорию советские войска в случае нападения Рейха на Францию или саму Польшу, хотя СССР гарантировал не вмешиваться в ее внутренние дела и предлагал для страховки ввести на польскую территорию три англо-французские дивизии. Впоследствии опыт совместной оккупации Ирана и Австрии показал, что Москва подобные договоренности соблюдает, а советскую власть вводит лишь в странах, которые отошли в ее сферу влияния по договоренности с союзниками.
Первый вариант превращал Польшу в союзника Рейха, а в обмен на участие в походе на восток давал шанс поживиться за счет раздела Советского Союза. (Точно также в 1938 году Польша поучаствовала в разделе Чехословакии и завладела Тешинской областью). Опыт последующих событий показал, что Гитлер в таких случаях неукоснительно делился. Например, Италия за участие в разгроме Югославии получила Черногорию, Косово и большую часть Далматинского побережья, а Румынии, выделившей против СССР две армии, досталась территория между Прутом и Южным Бугом с Кишиневом и Одессой.
Второй вариант предполагал польское участие в англо-франко-советском ударе по Германии, в котором союзники имели бы не менее чем троекратный численный перевес и многократное преимущество в танках и артиллерии. Победа предполагала неминуемое участие в разделе уже немецкого пирога с хорошими шансами приобрести Силезию и Западную Померанию с их развитой промышленностью.
Но варшавская хунта выбрала третий вариант, оказавшийся самым тупым. Отвергнув все предложения Германии и СССР, они предпочли надеяться на англо-французские гарантии, хотя точно также понадеявшейся на Лондон и Париж Чехословакии уже не существовало. Предполагалось, что главные силы германской армии будут сосредоточены на западной границе, где не позднее чем через две недели после начала войны должно начаться наступление главных сил союзников.
Оставшиеся же 20-30 дивизий польская армия, мобилизация которой началась даже раньше, чем в Германии - 23 марта 1939 года, рассчитывала легко разбить или, по крайней мере, задержать в пограничных районах, пока немцам не придется перебрасывать на запад и их. Ну, а тогда разгром отсутствующего противника гарантирован, и бравые польские кавалеристы могут безбоязненно скакать хоть до Берлина. Недаром польский посол в Париже Лукашевич, который в 1938 году клялся, что, если Советский Союз вступится за Чехословакию, «Германия и Польша заставят русских бежать уже через три месяца», несколько месяцев спустя гордо воскликнул: «Поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны!»
Завершив мобилизацию, поляки рассчитывали иметь под ружьем 39 пехотных дивизий, 12 кавалерийских, 3 горных и 2 мотомеханизированных бригады – всего до 1,5 миллионов человек, более 700 танков и танкеток и около 800 самолетов. Правда, из-за традиционного разгильдяйства к моменту начала боевых действий мобилизация еще не завершилась, но считалось, что против немецких сил на востоке хватит и того, что под рукой, а остальные вступят в бой по мере готовности.
Однако Гитлер, опираясь на опыт поглощения Чехословакии, справедливо предугадал, что Британия и Франция торопиться не будут, и безбоязненно сосредоточил основные силы вермахта на польском направлении. К 1 сентября 1939 года здесь сосредоточилось 42 пехотные и горнопехотные, 8 мотопехотных и легких моторизованных и 6 танковых дивизий, танковая и кавалерийская бригады, и ряд других частей. Всего 1,6 миллиона человек, 2586 танков и 2175 самолетов. Вольный город Данциг задействовал в операции свою полицию и добровольческий батальон СС. Три дивизии и авиаполк выставила союзная Германии Словакия, но от нее в боях успело поучаствовать лишь несколько батальонов.
Чтобы подчеркнуть неравенство сил сторон, советские историки, набив руку на преуменьшении сил Красной Армии к началу Великой Отечественной войны, регулярно фальсифицировали статистику в пользу «братской» социалистической Польши. Например, считая бронетехнику, они учитывали немецкие пулеметные танки Т- I, но «забывали» аналогичные польские танкетки. Тот же фокус проделывался и с авиацией, которая уполовинивалась за счет устаревших самолетов. Кавалерийские бригады польской армии в СССР считали по штатам мирного времени (два кавалерийских полка и 3427 человек личного состава), тогда как в реальности они имели по три-четыре полка, а часто и дополнительный пехотный батальон. Численность кавбригад колебалась от 5075 до 7184 человек, примерно соответствуя советским кавалерийским (8968 человек) и горнокавалерийским (6558 человек) дивизиям.
Все эти махинации производились дабы доказать: бедная маленькая невинная Польша не имела против агрессоров никаких шансов. А чтобы закамуфлировать бесславный разгром основной части польской армии, упор делался на отдельных героических эпизодах, типа обороны полуостровов Вестерплятте и Хель на Балтийском побережье.
На самом деле, почти не уступая противнику по количеству активных штыков и сабель, поляки, хоть и располагали много меньшим количеством боевой техники, имели шансы продержаться до прихода подкреплений. «Для Польши единственный выход заключался в том, чтобы выиграть время, — свидетельствует один из лучших военачальников вермахта, фельдмаршал Эрих фон Манштейн. — Прежде всего, было необходимо предотвратить охват со стороны Восточной Пруссии и западной Словакии. Для этого следовало занять на севере линию Бобр (Бебжа) — Нарев — Висла до крепости Модлин или Вышеграда. Она представляла собой сильную естественную преграду. Кроме того, бывшие русские укрепления, хотя они и устарели, представляли собой хорошие опорные пункты... Противостоять немецкому наступлению — лучше всего за указанным рубежом рек — до тех пор, пока наступление на западе не вынудит немцев вывести свои войска из Польши, — вот единственная цель, которую необходимо было преследовать».
Видимо, предполагая, что поляки станут действовать именно так, начальник германского генштаба Франц Гальдер еще 7 сентября 1939 года писал в своем дневнике, что «поляки предлагают начать переговоры. Мы к ним готовы на следующих условиях: разрыв Польши с Англией и Францией; остаток Польши будет сохранен; районы от Нарева с Варшавой — Польше; промышленный район — нам; Краков — Польше; северная окраина Бескидов — нам; области [Западной] Украины — самостоятельны». Записи Гальдера подтверждает и Манштейн, вспоминавший, что Гитлер «еще во время польской кампании рассматривал вопрос о сохранении оставшейся части Польши».
Однако на деле все произошло с точностью до наоборот. Мало того что главные силы польской армии оказались развернуты на невыгодных слабоукрепленных позициях западнее Вислы, так едва вступив в бой, они получили распоряжение удирать. Уже 3 сентября главнокомандующий и фактический диктатор страны маршал Рыдз-Смиглы заявил о необходимости «ориентировать ось отхода наших вооруженных сил не просто на восток, в сторону России, связанной пактом с немцами, а на юго-восток, в сторону союзной Румынии и благоприятно относящейся к Польше Венгрии...»
Два дня спустя соответствующий приказ был отдан, и польские войска начали в беспорядке отходить в глухие районы, где начисто отсутствовали подготовленные оборонительные позиции и необходимые для продолжения боевых действий ресурсы. Уже 11 сентября Гальдер отмечает в своем дневнике полученные из Румынии сведения о переходе первых польских отрядов через ее границу. Среди перешедших оказался и почти не участвовавший в боях танковый батальон, оснащенный только что закупленными во Франции Рено-35, которые по вооружению и броневой защите превосходили бОльшую часть вражеских танков. Еще раньше в том же направлении последовал сам пан маршал вместе с прочим ясновельможным панством.
Первым, еще вечером 1 сентября, удрал президент Игнацы Мосьцицкий. Через четыре дня за ним отправилось правительство, ну а ночью с 6 на 7 собрал манатки и Рыдз-Смиглы, забравший с собой часть зенитной артиллерии противовоздушной обороны Варшавы и всю прикрывавшую столицу истребительную авиабригаду. Заскочив по пути в Брестскую крепость, лихие генералы 10 сентября переехали во Владимир-Волынский, 13-го перебрались в городок Млынов, 15-го — в Коломыю на румынской границе, а 17-го были уже в Румынии.
Гражданские министры избрали для своего героического драпа несколько иной маршрут. Прибыв 6 сентября в Люблин, они уже 9-го перебрались в западно-украинский городишко Кременец, 13-го выехали оттуда в приграничные Залещики, и отсюда 16 сентября перешли в Румынию. Как впоследствии выяснилось, свое личное имущество панство переправило в Бухарест заблаговременно.
Прихватив для защиты своей ценнейшей персоны полсотни истребителей и несколько батарей зенитной артиллерии, Рыдз-Смиглы позабыл в Варшаве шифры для радиостанции, из-за чего не смог руководить войсками. Когда же шифры, наконец, прибыли, вышел из строя передатчик. Пришлось связываться с оставшимся в столице штабом через радиостанцию речной флотилии в Пинске, которая передавала приказы маршала в штаб флота, и лишь оттуда его ценные указания шли в Главный штаб. Поскольку на фронте ситуация уже успевала не раз измениться, по эффективности такой способ управления сравним разве что с ковырянием левой ногой в правом ухе. И то, если не учитывать, что польская ставка еще и постоянно удирала, сменив за десять дней пять мест пребывания, причем паническое бегство главкома всякий раз заметно опережало приближение немцев. Например, из Брестской крепости маршал сбежал в ночь с 9 на 10 сентября, тогда как части Гудериана подошли к городу лишь вечером 14-го. Насколько я помню, Сталин в 1941-ом и Гитлер в 1945-ом, когда положение их армий было не лучше, вели себя несколько по-другому, но для истинного демократа Рыдз-Смиглы эти кровавые диктаторы не указ!
Под стать своему главкому оказались и многие другие польские командиры. Так, описывая боевые действия армии «Модлин», российский исследователь Михаил Мельтюхов мимоходом упоминает, что возглавлявший ее генерал Пшедзимирский «потерял связь с дивизиями». Но как раз против этой армии наступали не слишком превосходящие силы немцев, состоявшие в основном из пехоты, и даже беглый взгляд на карту боевых действий показывает, что отрезать Пшедзимирского от вверенных ему войск немцы не могли. Поскольку никаких сведений о том, что германская авиация или диверсанты вывели из строя армейскую систему связи, не обнаружено, приходится сделать вывод, что пан генерал изволили-с драпануть-с.
Сосед Пшедзимирского, командующий оперативной группой «Нарев» генерал Млот-Фиалковский отличился еще больше. Против него немцы вообще не наступали, поскольку войск на этом участке почти не имели. Успешные рейды польской кавалерии на германскую территорию подтвердили отсутствие здесь сколь-нибудь серьезных сил противника, и, казалось, ничего не стоило ударить во фланг немецким частям, атакующим позиции Пшедзимирского. Однако соединения «Нарева» так и не пошевелились целую неделю, пока переброшенный с другого участка моторизованный корпус одного из создателей танковых войск Рейха Гейнца Гудериана, почти не встретив сопротивления, не рванул через их позиции на Брест.
Столь же скромно повел себя при виде противника и генерал с характерной фамилией Драпелла, командовавший сводной группой из 9-й и 27-й пехотных дивизий. Пан Драпелла имел все возможности ударить во фланг наступающим немцам, но, по деликатному упоминанию российского автора Дмитрия Тараса, «не проявил готовности исполнять свои обязанности». Когда Драпелла, наконец, собрался исполнить свои обязанности, противник уже разобрался с его соседями по фронту, после чего наш полководец поступил в полном соответствии со своей фамилией.
Контрудар оперативной группы «Всхуд» провалил командир 16-й пехотной дивизии полковник Свитальский. Получив приказ о наступлении, впавший в пессимизм полковник вместо этого велел отступать, тем самым парализовав действия соседних частей. После этого Свитальского сместили, но момент был безнадежно упущен, и драпать пришлось всей группе.
Так происходило почти везде. Например, появляется несколько немецких танков перед позициями 19-й пехотной дивизии армии «Прусы», и ее командир тут же удирает в штаб армии. После чего немцы разгоняют оставшуюся без руководства дивизию, а потом, ударив в тыл соседним частям армии, разносят до основания и ее.
Если же где-нибудь случайно находился дельный военачальник, пытающийся организовать сопротивление, в дело вмешивался Рыдз-Смиглы и давил инициативу на корню. Именно так была сорвана единственная попытка польского контрнаступления, когда командующий армией «Познань» генерал Кутшеба удачно атаковал части немецкой группы армий «Юг». К тому времени фронт этой группы представлял вытянутый клин, упершийся в варшавские укрепления, и, ударь по немцу поляки с обеих сторон, немцы могли получить неплохую взбучку.
Кутшеба свою задачу выполнил грамотно. В ночь с 9 на 10 сентября его войска скрытно вышли к открытому флангу 8-й германской армии и опрокинули две вражеские дивизии. Однако в этот момент драпающий из Бреста во Владимир-Волынский Рыдз-Смиглы рассылает в войска директиву насчет ускорения отхода к румынской границе. То есть, пока армия «Познань» и присоединившаяся к ней группа «Всхуд» атакуют германский клин с северо-запада, польские войска, расположенные по другую сторону этого клина, получают приказ уходить на юго-восток!
В результате «Познань» и «Всхуд» в одиночестве двинулись прямо вглубь вражеского расположения, куда немцы уже стягивали части с других участков. В итоге удачно начавшийся контрудар полностью провалился, а проводившие его войска без толку погибли. Через несколько дней была вынуждена сдаться и не дождавшаяся помощи Варшава.
Лидер Конституционно-Демократической партии России Павел Милюков в таких случаях риторически восклицал: «Что это — глупость или измена?», после чего сам же отвечал: «А не все ли равно?» Видимо, так считали и немцы, поскольку без проблем позволили Рыдз-Смиглы сначала перебраться из Румынии в союзную Гитлеру Венгрию, а потом и вернуться в Польшу, где бравый маршал умер естественной смертью 2 декабря 1941 года при оскорбительном невнимании агентов гестапо. Похожая судьба постигла и оставшегося в Румынии главного архитектора внешней политики Польши, ее министра иностранных дел Юзефа Бека. Хотя уже в 1940 году в Румынии пришел к власти прогермански настроенный генерал Ион Антонеску и в страну вошли немецкие войска, пана Юзефа они репрессировать решительно не пожелали, и он скончался без всякого участия нацистских палачей 5 июня 1944 года.
Осторожный Мосьцицкий предпочел пересидеть войну в Швейцарии, но, подозреваю, реши он вернуться, оккупанты встретили бы экс- президента вполне гостеприимно. Действительно: зачем обижать славных парней, благодаря которым немцы за пять недель захватили одну из крупнейших стран Восточной Европы, потеряв всего 16 643 человека убитыми и пропавшими без вести, но при этом уничтожив и взяв в плен свыше 760 тысяч вражеских солдат и офицеров. Соотношение безвозвратных потерь – почти 50 к 1!
Кто-то скажет, что СССР в 1941 году воевал не лучше, и ежели бы не бескрайние русские пространства да мощная военная промышленность, неизвестно как бы все закончилось. Но если оценивать соотношение потерь, то с 22 июня по 31 декабря 1941 года противник на советско-германском фронте, уничтожив и взяв в плен свыше четырех миллионов красноармейцев и ополченцев, потерял 300 тысяч своих – соотношение вдвое более благоприятное, чем в польской кампании. Что касается необъятных пространств, то за них Россия и Польша воевали несколько веков, польские войска брали столицу Руси Киев еще в 1018 году, а Москву в 1610-ом, и если они не смогли задержаться на занятых территориях, то виноваты исключительно сами. Как и в деградации промышленности некогда одной из самых развитых частей Российской Империи.
Преуспела польская армия лишь в расправах с собственными нацменьшинствами. Поскольку среди немецкоязычных граждан Польши действительно хватало гитлеровских шпионов и диверсантов, неукоснительный отстрел их, а также отправка 50 тысяч польских немцев в концлагеря, вполне оправданы, как и аналогичные меры, предпринятые впоследствии Францией, Советским Союзом и Соединенными Штатами. Однако, кроме интернирования немецкого населения и ликвидации диверсионных групп в Бромберге, Шулитце и других городах, начались расправы и над мирным немецким населением, включая женщин и детей. Увидев изувеченные трупы на улицах Бромберга, озверевшие немецкие солдаты, в свою очередь, стали расстреливать всех подвернувшихся под руку поляков, и, судя по записям в дневнике Гальдера от 10 сентября, командованию вермахта пришлось даже наказать самых ретивых.
На фоне этого бардака особенно дурацки выглядят сказки наших доморощенных полонофилов об якобы успешном сопротивлении польской армии, проигравшей войну исключительно благодаря коварному советскому удару в спину. Типа, не займи подлые красноармейцы украинские и белорусские территории, оккупированные поляками двадцатью годами раньше, глядишь, через месяц польские кони попивали бы водицу из Шпрее, а их наездники — пиво из берлинских кабаков.
Круче всех отжег писатель-фантаст Шмалько, заявивший, что коварная вылазка кремлевских коммунистов, вторгшихся в Польшу 17 сентября 1939 года, сорвала грандиозное «польское контрнаступление». На самом деле именно в этот день Рыдз-Смиглы, придерживая штаны, перебирался через границу, а брошенные им дивизии окружались и уничтожались одна за другой.
Номера, время и обстоятельства гибели каждой из них давно известны. Зато список соединений польского воинства, коварно умученного жидокоммунистами, поклонники благородной шляхты благоразумно опускают, и правильно делают. Потому что, кроме полиции, жандармерии, пограничников и отдельных батальонов резервистов, на восточных территориях к началу советского вторжения располагалась лишь оперативная группа «Полесье» в составе 50-ой и 60-ой пехотных дивизий, Подляской кавалерийской бригады и нескольких отдельных полков. После нескольких мелких стычек части Белорусского фронта пропустили «Полесье» на немцев, а те быстро разгромили поляков и 6 октября 1939 года вынудили их капитулировать, тем самым завершив кампанию.
«Вторая Речь Посполитая», которую нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов совершенно справедливо назвал «уродливым детищем Версальского договора», совершенно закономерно прекратила свое гиеноподобное существование. Государство, ставшее ее правопреемником после Второй мировой войны, было мононациональным и имело совсем иные границы, в основном совпадавшие с границами возникшего в конце Х века Польского королевства, и стабильно, несмотря на все политические перемены.
Обличители советского вторжения «забывают», что предшественник ООН Лига Наций, которая всего через три месяца безоговорочно признала агрессией вторжение советских войск в Финляндию, тогда СССР не осудила, а тот же Черчилль сквозь зубы признал правомерность занятия Советским Союзом Западной Украины и Западной Белоруссии по брестскому меридиану. «Мы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях, как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. – Отметил сэр Уинстон. – Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии».
Литва и Словакия, получившие при разделе Речи Посполитой свои куски, плакальшиками по ней обычно не вспоминаются, хотя аннулирование пакта Молотова – Риббентропа делает крайне сомнительными литовские права на Вильнюс, переданный ей Советским Союзом в 1939 году. Помалкивают они и об Англии с Францией, которые, объявив Германии войну 3 сентября 1939 года, так и не сдвинулись с места. Напротив, в последнее время появились публикации, согласно которым союзные силы на Рейне были столь слабы, что никак не могли оказать помощь громимой Польше. Чтобы выяснить, так это или нет, рассмотрим подробнее, какими силами располагали англо-французы и желали ли они вообще помогать варшавским авантюристам.
Часть Вторая
Пока немцы громили брошенную своим командованием польскую армию, высокопоставленные политиканы Польши, Франции и Великобритании виртуозно вешали друг другу лапшу на уши
Если произошедшее в Польше все же напоминало боевые действия (хотя бы и одной из сторон), то на Западе в это время наблюдались исключительно тишь, гладь да Божья благодать. Объявив 3 сентября войну Германии, Англия и Франция повели себя словно медведи, впавшие в зимнюю спячку. До самого 10 мая 1940 года, когда немецкие войска начали наступление на западе, там продолжалась странное действо, прозванное французским писателем и журналистом Роланом Доржелесом «странной», а германскими солдатами «сидячей войной» или зитцкригом. За восемь месяцев французы потеряли 1433 человека убитыми и пропавшими без вести, немцы - 696, а британцы всего троих. Между тем численность противостоящих армий к концу столь малокровного противостояния превысила 6 миллионов солдат и офицеров. Проводи будущие партнёры по НАТО учения того же масштаба, они от несчастных случаев и отравлений тухлыми консервами потеряли бы не меньше!
Кто должен нести ответственность за эту нелепую пародию на реальную войну? В советские времена, когда поляки являлись братками, а французы и британцы оплотом развратного империализма, их величали исключительно коварными предателями, бесчувственно взиравшими на страдания невинной девицы Варшавы. С переходом же нежного создания в вышеупомянутый бордель популярность получила альтернативная точка зрения, ярче всего представленная редактором запрещенной газеты «Дуэль» Юрием Мухиным. Мухин указывает, что, согласно франко-польскому договору от 19 мая 1939 года, французы должны были начать наступление на пятнадцатый день от начала мобилизации. А поскольку к 15 сентября польская армия уже разбегалась, а Рыдз-Смиглы с компанией драпали впереди всех к румынской границе, Франция автоматически освобождалась от обязательств перед столь трусливыми союзниками.
На первый взгляд, выглядит вполне убедительно. Но, согласно тому же договору, в случае нападения Германии на Польшу на немецкие военные объекты должны были немедленно обрушиться армады союзных бомбардировщиков. В реальности же союзные соколы думали о чем угодно, кроме собственно боевых действий. Особенно хорошо это видно из воспоминаний аса английской бомбардировочной авиации Гая Гибсона «Впереди вражеский берег».
Гибсон подробнейшим образом повествует о том, как у него ничего не вышло с Барбарой, но отлично получилось с Евой. Предостерегает от смешивания джина с пивом и рома с виски, а также от просмотра халтурного фильма «Девушки в армии». С особой гордостью пишет отважный летчик о своем первом боевом ранении. Злющий черный лабрадор Симба прокусил ему руку, но покарать гадкую псину не удалось, поскольку соплеменник суки Путина принадлежал полковнику...
Немцев гибсоновский «ланкастер» первый раз полетел бомбить в день объявления войны, но боезапас сбросил в воду, так как подлые фрицы, оказывается, стреляют. Далее последовал перерыв в семь с половиной месяцев и лишь 19 апреля 1940 года Гибсон сподобился на второй вылет! Вот такой экстремальный отпуск благородного джентльмена на Британских островах тогда и назывался войной!
Атаковали английские самолёты почти исключительно морские цели. Об ударах по расположению сухопутных сил Рейха никто и не заикался, а мысли о бомбах, сброшенных на промышленные предприятия Германии, казались просто кощунством. Когда британскому министру авиации Кингсли Вуду предложили скинуть несколько зажигательных бомб на леса Шварцвальда, древесину которых немцы использовали в военных целях, тот в гневе отказался. «Это же частная собственность, — искренне возмутился сэр Кингсли, являвшийся по основной специальности правоведом. — Вы еще попросите меня бомбить Рур».
Что оставалось делать авиаторам, начальство которых столь решительно отстаивало интересы неприятельской военной индустрии? Правильно — пить, снимать девочек и шляться по киношкам, чем Гибсон и занимался. Ещё союзные асы преуспели в приобщении гитлеровских агрессоров к демократическим ценностям. Десятки миллионов листовок, сброшенных на головы немецких военнослужащих, по циничному замечанию британского маршала авиации Артура Харриса, «обеспечили потребности Европейского континента в туалетной бумаге на пять долгих лет войны». Особое впечатление производят листовки, в которых немцев обвиняли в безнравственности и сурово выговаривали за измену западным ценностям через пакт с богомерзкими большевиками.
Немцы отвечали в том же духе, сделав ставку, главным образом, на разжигание розни между союзниками. Правда, геббельсовские листовки с напоминанием о страдавших в британском плену Наполеоне и Жанне д’Арк не имели особого успеха. Куда лучше шли листки, на которых французский солдат мерз в окопе, в то время как английский союзник цинично лапал его жену. Французским солдатам африканского происхождения предназначались листовки, на которых их чернокожих жен насиловали белые колонизаторы.
Обмен информацией между англо-французами и поляками выглядел несколько по-иному. Обе стороны вдохновенно вешали на уши друг другу лапшу и прочие макаронные изделия. Поляки рассказывали о своем героическом сопротивлении и едва не взятом в плен лихими конниками Гитлере, а французы ободряли их байками насчет успешного наступления по всему фронту главными силами против 70-тонных германских танков!
«Больше половины наших активных дивизий Северо-Восточного фронта ведут бои. – с упоением врал полякам французский главнокомандующий Морис Гамелен. – После перехода нами границы немцы противопоставили нам сильное сопротивление. Тем не менее, мы продвинулись вперёд. Но мы завязли в позиционной войне, имея против себя приготовившегося к обороне противника, и я ещё не располагаю всей необходимой артиллерией. С самого начала брошены Военно-воздушные силы для участия в позиционных операциях. Мы полагаем, что имеем против себя значительную часть немецкой авиации. Поэтому я раньше срока выполнил своё обещание начать наступление мощными главными силами на 15-й день после объявления французской мобилизации».
На самом деле танки 2С, весившие около 70 тонн, состояли на вооружении французской армии, но ни один из этих монстров не сделал по немцам ни единого выстрела. Сухопутные силы Франции провели лишь одну операцию, которую можно назвать разве что карикатурой на наступление. С 7 по 11 сентября, двигаясь со средней скоростью полтора километра в сутки, части 11 французских дивизий перешли границу и вышли в предполье германских укреплений. Поскольку Гамелен строго запретил солдатам приближаться к германским траншеям ближе, чем на километр, успехи наступающих ограничились захватом полутора десятков пустых деревень и приграничного Варндского леса.
Затем до Парижа тоже дошли сведения о сигающих через румынскую границу поляках, и они, решив больше не рисковать, сперва, остановились, а потом вернулись восвояси. После чего на всем западном фронте окончательно установилась сплошная идиллия, а чтобы ее не нарушать, у передовых частей даже изъяли большую часть боевых патронов. Предварительно вывесив плакаты: «Мы первыми не стреляем», народ с обеих сторон встречался на нейтральной полосе, обменивался сувенирами и выпивкой и чувствовал себя как на курорте.
Посему на вопрос: французы ли надули поляков в сентябре 1939-го или наоборот, можно с чистой совестью ответить: все хороши! Больше всего тогдашние разборки между союзниками напоминают эпизод из французской кинокомедии «Игра в четыре руки» с Жаном-Полем Бельмондо в главной роли. Сыгранный им обаятельный жулик купил у очаровательной мошенницы стеклянные «брильянты», а сам щедро расплатился с ней фальшивыми купюрами.
Французскому командованию даже пришлось задуматься о специальных мерах, дабы войска не скучали, а солдаты не толстели. Выход был найден в срочной доставке к передовой десяти тысяч футбольных мячей и еще большего количества колод игральных карт, а также в изрядных послаблениях на употребление на боевых позициях спиртного. Пьянство на позициях приняло такие размеры, что в гарнизонах и на крупных железнодорожных станциях пришлось организовать специальные вытрезвители.
Но, может, союзники просто не имели достаточных сил для наступления? К 10 сентября немцы имели на Западе 44 пехотные дивизии, которым хронически не хватало боеприпасов, имевшимся на считанные дни активных боевых действий. Подкрепления подходили крайне медленно и даже к 16 октября, спустя десять дней после капитуляции последних польских частей, на границе с Францией находилось всего 57 дивизий, среди которых не было ни одной танковой.
Франция начала полноценную мобилизацию уже 23 августа, а некоторые части, доведя до штатов военного времени, еще раньше. К концу сентября против Германии было сосредоточено 70 пехотных, 7 мотопехотных, 2 механизированные и 3 конно-механизированные дивизии, усиленные 50 танковыми и 20 разведывательными батальонами, а к середине октября границе выдвинулись первые 4 британские мотопехотные дивизии.
Большинству французских соединений ничего не мешало перейти в наступление уже в первую неделю войны. По общей численности немцы здесь уступали примерно вдвое, по боевым самолетам всех типов – почти втрое, против почти трех тысяч неприятельских танков у Гитлера не имелось ни одного, а тяжелые французские танки В-1 с 60 миллиметровой броней были неуязвимы для немецких противотанковых пушек. На западе союзники имели куда больший перевес над немцами, чем те на востоке над поляками.
Обосновывая свое бездействие, французское командование не раз утверждало, что подавляющее преимущество союзных войск компенсировались мощными немецкими пограничными укреплениями, входящими в знаменитую «линию Зигфрида». Однако на возглавлявшего одну из занимавших эту оборонительную систему дивизий генерала Зигфрида Вестфаля распиаренная Геббельсом «линия» произвела чрезвычайно тяжкое впечатление. По словам Вестфаля, полностью укрепления были достроены лишь в нескольких местах, а укрытий для полевых войск, призванных оборонять подступы к долговременным огневым сооружениям, не имелось почти нигде.
Еще более категорично охарактеризовал немецкие пограничные укрепления будущий начальник штаба 5-ой танковой армии Фридрих Меллентин. «Оборонительные сооружения были далеко не такими неприступными укреплениями, какими их изображала наша пропаганда, — вспоминал он после войны. — Бетонное покрытие толщиной более метра было редкостью; в целом позиции, безусловно, не могли выдержать огонь тяжелой артиллерии. Лишь немногие доты были расположены так, чтобы можно было вести продольный огонь, а большинство из них можно было разбить прямой наводкой без малейшего риска для наступающих. Западный вал строился так поспешно, что многие позиции были расположены на передних скатах. Противотанковых препятствий почти не было, и чем больше я смотрел на эти оборонительные сооружения, тем меньше я мог понять полную пассивность французов».
Не слишком высоко оценивали германские оборонительные сооружения и другие немецкие военные. Так, генерал-полковник Эрих Витцлебен, беседуя с новым командующим войсками на Западе фельдмаршалом Вильгельмом фон Леебом, выразил опасение, что в случае наступления французов германская оборона будет быстро прорвана. Автор же наиболее фундаментального труда по истории вермахта, а в тот период офицер организационного отдела Генерального штаба Бурхард Мюллер-Гиллербранд, указывал, что, хотя строительство укреплений шло и успешно, но закончиться должно было лишь к 1949 году. Пока же картина получалась не слишком впечатляющей.
«К началу войны, в основном, имелись только укрепленные точки для пехотного оружия, командные пункты, сеть линий телефонной связи укрепленных районов, противопехотные и противотанковые заграждения, — писал имевший доступ практически ко всем штабным документам Мюллер-Гиллебранд. — Артиллерийских позиций в виде бронированных сооружений еще не было, как не было железобетонных или бронированных укрытий для противотанкового оружия». То есть, даже в тех местах, где хотя бы один из оборонительных рубежей «Западного вала» удалось с грехом пополам достроить, его гарнизоны должны были отражать вражеское наступление без артиллерийской поддержки, противостоя огню сильнейшей в мире на тот момент французской артиллерии, располагавшей, помимо прочего, 400 и 520-мм гаубицами на железнодорожных платформах.
Но, может быть, грандиозное французское наступление сорвал хитроумный доктор Геббельс? После войны стало очень модно жаловаться на его агитпроп, так красочно расписавший мощь западного вала, что наивные французы опасались к ним даже приблизиться. Однако впоследствии замученный немцами в Маутхаузене советский военный инженер Дмитрий Михайлович Карбышев в 1939 году опубликовал в журнале «Военная мысль» работу, посвященную как раз анализу пограничных укреплений Франции и Германии. Основываясь, в том числе и на открытых французских публикациях, Карбышев писал, что, за исключением некоторых участков в Сааре, «линия Зигфрида» состоит лишь из малых пулеметных дотов, не выдерживающих попаданий тяжелых снарядов и пренебрежительно прозванных французами «фортификационной пылью».
То есть, даже парижские борзописцы прекрасно знали, как слабо защищена вражеская граница, а мелкие немецкие доты пренебрежительно обзывали «фортификационной пылью». Однако едва от французской армии потребовалось наступать, как «пыль» тут же превратилась в непроходимые скалы. Но все это не более чем дешевая отговорка. Начальник оперативного штаба вермахта генерал-полковник Альфред Йодль был абсолютно прав, когда признал на Нюрнбергском процессе, что, начни тогда союзники наступление, и Германия потерпела бы поражение уже в 1939 году.
Ему вторят и другие немецкие военачальники. «Западные державы в результате своей крайней медлительности упустили легкую победу. – Вспоминал после войны Мюллер-Гиллебранд. – Она досталась бы им легко, потому что наряду с прочими недостатками германской сухопутной армии военного времени и довольно слабым военным потенциалом... Запасы боеприпасов в сентябре 1939 г. были столь незначительны, что через самое короткое время продолжение войны для Германии стало бы невозможным».
«Если бы французская армия предприняла крупное наступление на широком фронте, то почти не подлежит сомнению, что она прорвала бы немецкую оборону. – Соглашался с ним Вестфаль. – Такое наступление, начатое до переброски значительных сил немецких войск из Польши на Запад, почти наверняка дало бы французам возможность легко дойти до Рейна и, может быть, даже форсировать его».
Однако в Париже, Лондоне и Берлине в ожидании дальнейших событий принципиально выбрали в качестве главного оружия пропагандистские бумажки. Гитлер уже принял решение обезопасить себя от войны на два фронта перед походом на восток, для чего требовалось нейтрализовать Францию и помириться с Англией, а для начала добить Польшу, перебросить главные силы на запад и сформировать новые дивизии. В свою очередь, франко-британская коалиция считала, что полумер типа морской блокады пока более чем достаточно. Ну а там, глядишь, удастся добиться от фюрера компенсаций, забыть маленькую семейную ссору и вместе вдарить, как следует, по настоящему врагу на Востоке.
«А как же война на море?» — спросит кто-нибудь особенно въедливый. — Ведь там же явно дрались взаправду!» Совершенно верно. Но что реально происходило в 1939–1940 гг. на океанских просторах? Главным образом нападения надводных и подводных рейдеров на торговые суда да стычки их между собой и с конвойными кораблями противника. А это в Европе испокон веков за полноценную войну особенно и не считалось. Там царствующие особы столетиями обменивались любезностями на балах, пока получившие от них патенты корсары брали на абордаж пузатые галионы с золотом и пряностями. Либо иной раз какой-нибудь городок в колониях штурмом брали, коли и там золотишко плохо лежало.
«Зитцкриг» соответствовал такой обстановке идеально, и неудивительно, что пока многомиллионные армии мирно гоняли мяч по обе стороны границы, отдельные моряки гонялись друг за другом с лихостью пиратов старого времени. Атлантический рейд германского «карманного линкора» «Адмирал Шеер» и отважная атака британских крейсеров на однотипный с ним «Адмирал Шпее» и по праву стали подлинным украшением военно-морской истории. Вот только их реальное влияние на ход боевых действий вряд ли более значительно, чем воздействие пусть даже самого стильного поединка д’Артаньяна с Рошфором на результат Тридцатилетней войны.
Преуспели союзники только в борьбе с политической оппозицией. Британские власти объявили вне закона свой Союз фашистов во главе с бывшим лейбористским министром Освальдом Мосли, а множество его членов и сочувствующих посадили. Во Франции специальным правительственным указом от 14 сентября 1939 года деятельность компартии была запрещена, ее газеты закрыли, а депутатов всех уровней посадили. Оказались за колючей проволокой и десятки тысяч проживающих в стране немцев, включая эмигрантов-антифашистов типа известного писателя Лиона Фейхтвангера. Непосредственно перед немецким вторжением в Париже раздухарились до введения смертной казни за коммунистическую и антивоенную пропаганду!
Уподобляться советским историкам и осуждать хозяев Елисейского дворца за столь крутые меры — глупое лицемерие. Время на дворе стояло военное, среди немецкой диаспоры хватало шпионов и просто идейных нацистов, а коммунистов, ведущих антивоенную пропаганду по указке Кремля, сажали и вовсе совершенно законно. Но подобные действия имеют смысл, только если власти, изолируя вражескую агентуру и пораженцев, ведут войну всерьез. Когда же правительство организует вместо этого на фронте футбольные матчи под брезгливый шелест дубов Варндского леса и пренебрежительное посвистывание обитающих на них пташек, такая зачистка тылов выглядит совершенно по-иному. Поскольку никаких военных шевелений со стороны мсье не наблюдалось, приходится признать, что, сажая коммунистов, они просто давили под шумок конкурентов в грызне за власть. Заодно Франция зачищала свой тыл перед грядущим ударом по СССР, к которому, несмотря на формально объявленную войну Германии в Лондоне и Париже всерьез готовились.
Часть Третья
Позорно проиграв войну, вожди Второй Речи Посполитой успешно создавали мифы о своих подвигах и скрывали переход на сторону Гитлера сотен тысяч польских граждан
Удрав за границу от победоносной германской армии, варшавские лидеры под нажимом англо-французских покровителей, были вынуждены передать государственные регалии соплеменникам, сбежавшим за кордон от покойного польского диктатора Юзефа Пилсудского. Новое правительство в эмиграции возглавил бывший военный министр Владислав Сикорский, а борьбой с оккупантами должна была заниматься подпольная организация Служба Победе Польши, вскоре переименованная в Союз Вооруженной Борьбы (СВБ). Первоначально организацию возглавил генерал Михал Токажевский-Карашевич, а затем генерал Казимир Соснковский.
На территориях оккупированных немцами действиями СВБ руководил бывший редактор газеты «Военное обозрение» Стефан Ровецкий. Боевиками, действовавшими на территории присоединенных к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии, командовал лично Токажевский-Карашевич.
Против кого должны были бы в первую очередь действовать подпольщики? Вроде бы против немцев, поскольку с Германией Польша находится в состоянии войны, ее войска оккупировали коренные польские земли, тогда как СССР занял украинско-белорусские территории уже после краха польского государства, и даже Лига Наций не сочла эти действия агрессией.
Между тем, похоже, именно против немцев руководство подполья особо драться и не хотело, что подтверждает конфликт Ровецкого с лихим партизанским командиром майором 110-го уланского полка Хенриком Добжаньским.
Хотя отряд успевшего повоевавать против Российской Империи, большевистской России, Западно-Украинской Народной республики, Германии и СССР Добжаньского успешно действовал в тылу немцев, Ровецкий приказывает ему самораспуститься. «Такие приказы я имел в жопу, и больше принимать не буду!» («Rozkazy takowe mam w dupie i na przyszłość przyjmować nie będę») - гордо ответил бравый майор. После чего продолжил трепать немецкие патрули и обозы, пока не попал в засаду. Ходят упорные слухи, что сдал его кто-то из единокровных доброжелателей и, возможно, даже в высоких чинах.
Даже в 1941 году Ровецкий, сменивший Соснковского на посту командующего CВБ, приказывал своим подчиненным не проводить диверсий и ни в коем случае не убивать немцев. Польским отрядам, действовавшим на украинско-белорусских территориях, подобных распоряжений никто не отдавал. Мало того, в ноябре 1939 года, после начала Советско-финской войны, выкинутая из собственной страны польская эмигрантская тусовка официально объявляет войну СССР! Польские диверсанты активизируются, и впоследствии посол Польши в СССР Станислав Кот подтвердил, что они действовали по указу Соснковского. Начинаются ответные репрессии, включая массовую высылку польского населения на восток. Согласно докладной записке управления НКВД по Тернопольской области № 1597489, только с 22 марта по 25 апреля 1940 года на территории области было арестовано 540 человек, у которых изъято 98 винтовок, револьверов и пистолетов, 3 пулемета, около 6000 патронов и 13 ручных гранат.
Особенно раздухарились паны-эмигранты, когда Великобритания и Франция, продолжая бездействовать на германском фронте, собрались воевать против СССР. К глубочайшему сожалению Сикорского и Ко, отсутствие бомбардировочной авиации не давало им возможности принять участие в готовящемся ударе по бакинским нефтепромыслам. Зато поляки собрались помогать финнам, для помощи которым союзники готовили экспедиционный корпус. «Совет (Военный совет при правительстве Великобритании – Ю.Н.) решил, что очень важно, чтобы Финляндия была спасена, что без подкреплений в количестве от тридцати до сорока тысяч обученных солдат она не сможет продержаться дольше весны, что одного нынешнего притока разнородных добровольцев недостаточно и что гибель Финляндии была бы серьезным поражением для союзников, - вспоминал после войны Уинстон Черчилль. - Поэтому необходимо было послать союзные войска либо через Петсамо, либо через Нарвик, либо через другие норвежские порты».
Правительство Сикорского включило в состав англо-французского десанта свое самое боеспособное соединение - горнострелковую бригаду. Однако 13 марта Советско-финская война закончилась, и полякам через месяц пришлось воевать с немцами в Норвегии. Норвежской кампанией в Польше очень гордятся, но совершенно безосновательно. Несмотря на значительный перевес, атака поляков на занятый немцами порт Нарвик провалилась, и город взяла наступающая с другого направления 13-я полубригада французского Иностранного легиона, большую часть которой составляли испанские и русские эмигранты.
Находясь в состоянии войны с правительством Сикорского и столкнувшись с действиями его диверсантов, Советский Союз вынужденно задерживает у себя взятых во время вступления на территорию Польши пленных. Один из этих лагерей располагался у деревни Катынь, другие под Тверью и Харьковом. Из числа находившихся там, советские органы расстреляли за «контрреволюционные преступления» около тысячи человек, а Катынь оказалась в 1941 году на оккупированной гитлеровцами территории, и немцы перебили всех, кто там находился, затем неуклюже выдав трупы за жертвы НКВД. Лондонские поляки, обладая информацией, что трупы имеют в черепах немецкие пули, подтверждают нацистскую версию, а после развала СССР к ним присоединились российские демократы. Правда, согласно одному из подтверждающих расстрел «документов» пленные в 1940 году были уничтожены на основании постановления ЦК КПСС, в которую партия Сталина была переименована в 1952 году, но такие мелочи ясновельможное панство и поддерживающее их правозащитное жульё не смущают!
В дальнейшем войска эмигрантского правительства действовали столь же вяло. Сформированная в 1941 году на территории СССР армия генерала Владислава Андерса, категорически не желала воевать ни на советско-германском фронте, ни в рядах британской армии в Северной Африке и до конца 1943 года героически обороняла иранские нефтепромыслы. Горная бригада, усиленная чехословацким батальоном, участвовала в боях у ливийского города Тобрук, но поскольку располагалась она на самом спокойном участке фронта, против малобоеспособных итальянцев, особых подвигов братьям-славянам совершить не удалось. Имея около 5 тысяч солдат, бригада по данным польского историка Збигнева Квеченя за девять месяцев потеряла около 130 человек убитыми, а по информации британских союзников - всего 27.
Из других польских воинских частей можно вспомнить задействованную в системе противовоздушной обороны Великобританию истребительную авиаэскадрилью, которая долгое время считалась одной из самых результативных. Однако затем выяснилось, что единственным доказательством подвигов польских асов являются их собственные донесения. Например, после боя 15 сентября 1940 года поляки заявили о 25 сбитых немецких бомбардировщиках «Хейнкель-111», а в реальности сбили от силы 5 штук. Рекорд приписок был установлен 26 сентября того же года, когда две английских и одна польская эскадрилья общими усилиями сбили один «Хейнкель», но на бумаге у поляков оказалось 11 бомбовозов!
После появления этих цифр ореол славы вокруг героев изрядно потускнел.
Зато лавры созданного на основе армии Андерса и горнострелковой бригады польского корпуса, взявшего 17 мая 1944 года неприступный итальянский монастырь Монте-Кассино, до сих пор цветут и пахнут. Хотя при ближайшем рассмотрении, победа была цинично украдена.
Согласно польской версии, британцы и американцы три месяца штурмовали расположенный на высотах монастырь, но так ничего и не смогли с ним сделать, а корпус Андерса разобрался меньше чем за неделю. Однако, на самом деле, предпринятая 12 мая атака на Монте-Кассино завершилась тяжелым поражением поляков, потерявших 4199 человек, включая 924 убитыми. Однако на соседнем участке фронта положение немцев резко ухудшилось. Используя труднопроходимые горные тропы, североафриканские колониальные части французского экспедиционного корпуса вышли обороняющимся в тыл.
«Нанесенный намного превосходившими силами удар французов по массиву Петрелла, где оборонялась всего одна немецкая дивизия, ознаменовался вскоре серьезным успехом. - Писал о майском наступлении союзников в Италии германский генерал Курт Типпельскирх. - Нависла угроза прорыва английского корпуса в долине реки Лири. Под натиском этого корпуса 16 мая были оставлены монастырь и высоты Кассино, где грозил глубокий охват с фланга. Так как польскому корпусу прорваться севернее Кассино не удалось, обстановка на этом участке фронта оставалась сносной».
«1-я парашютно-десантная дивизия и не думала сдавать Монте-Кассино. - Вспоминал командующий немецкими войсками в Италии фельдмаршал Альберт Кессельринг. - Чтобы поддерживать контакт с 14-м танковым корпусом, я был вынужден отдать приказ об их отходе, чем вызвал недовольство их командования».
Подчиняясь приказу, немецкая десантура, обиженная, что ей так и не дали еще раз надрать Андерсу задницу, в полном порядке покинула позиции. После этого поляки гордо водрузили над опустевшими развалинами монастыря свое знамя и объявили себя победителями, обокрав наивных алжирцев и марокканцев.
Наиболее продвинутые историки, понимая истинную ценность столь великой победы, изо всех сил пытаются приукрасить баталию. Например, Стефан Залога утверждает, что корпус Андерса хоть и не взял высоты, но зато «оттянул на себя вражеские резервы». О каких конкретно немецких соединениях идёт речь, Залога умалчивает и правильно делает - их не существовало. Первая немецкая резервная дивизия прибыла на фронт, чтобы ликвидировать просачивание североафриканских частей, а ещё три пытались сдержать наступление британцев, американцев и канадцев, начавшееся на других участках.
Для варшавских летописцев и российских полонофилов такие штучки в порядке вещей, причём зачастую они не замечают, как уличают в самих себя. Например, автор работы «Польский флот» Александр Шишов украсил своё исследование картинкой, где среди германских кораблей, потопленных моряками лондонских эмигрантов, значатся эсминцы ZH-1 и Z-32. И сам же несколькими страницам раньше сообщил, что наряду с парой польских эскадренных миноносцев, по немцам стреляли шесть британских. Та же самая история происходит и с торпедными катерами S-70 и S-136, по которым одновременно с польским эсминцем «Блыскавица» палило три корабля Его Величества. И с подводной лодкой U-407 - на её хребет параллельно с белокраснознаменным «Гарландом» кидали глубинные бомбы английские «Траубридж» и «Терпсихора». Учитывая, что во всех случаях британцев было больше, а квалификация их моряков много выше, думаю вопрос, кто внес основной вклад, не возникает.
Впрочем, одну подлодку поляки-таки потопили самостоятельно. Если верить господину Шишову, 20 июня 1940 года польская субмарина «Вилк» молодецким тараном отправила на дно немецкую U-122. Однако французские аквалангисты Анри Мейзель и Мишель Поли обнаружили, что U-122 лежит у берегов Уругвая, во многих тысячах километров от района действий польского корабля. Окончательную ясность внесли голландцы, уточнившие, что «Вилк» въехал носом в борт их лодке О-13, которая от столь грубого обращения и вправду утопла. Тем не менее, автор настолько любит своих героев, что над силуэтами погибших посудин кригсмарине гордо значится «Корабли и суда, потопленные ВМФ Польши».
Таким же образам польские и полонофильствующие исследователи описывают развитие событий на территории самой Польши, где по приказу Москвы начали действовать против немцев местные коммунисты. Встревоженный Ровецкий сообщил в Лондон, что у населения из-за этого возникают большевистские настроения, и, начиная с октября 1942 года, переименованный в Отечественную Армию («Армию Крайову») CВБ, наконец, занялся террором и диверсиями. Однако масштаб их не слишком впечатлял. Если белорусские партизаны перед наступлением советских войск практически полностью парализовали немецкий тыл, то полякам ничего подобного сделать не удалось. Немецкие коммуникации в Польше в основном уцелели, и в отличие от Белоруссии большинству гитлеровских дивизий тут удалось избежать окружения.
Незначительны оказались и потери оккупантов. По данным уже упоминавшегося немецкого военного историка Бурхарда Мюллера-Гиллебранда бомбёжки англо-американской авиации, действия диверсантов и партизан, болезни и несчастные случаи в 1941 – 1944 гг. стоили немцам примерно 20 тысяч погибших в Западной Европе и 30 тысяч на Балканах, а потери в Польше даже не упоминаются, приравниваясь к статистической погрешности.
По информации Стефана Залоги партизаны на территории Второй Речи Посполитой в 1942 году выводили из строя по 250-320 немцев в месяц, а в первой половине 1944-го даже по 850-1700. Простейший подсчет показывает, что в этом случае гитлеровцы потеряли порядка 20 тысяч человек, включая 6-7 тысяч убитыми. Однако значительную часть их придется списать на советских партизан, действовавших на территории Западной Украины и Западной Белоруссии и неоднократно совершавших рейды в Польшу. За вычетом перебитых ими, а также управляемой из Москвы прокоммунистической Армией Людовой, на долю Армии Крайовой остаются жалкие крохи.
Сами поляки до первой половины 1944 года потеряли 20 тысяч человек, однако изрядная часть их погибла в боях отнюдь не с немцами. Многие пали смертью храбрых в междоусобных столкновениях боевиков лондонского правительства с коммунистами, а также - с литовскими и украинскими националистами. На глазах у прибалдевших немцев хлопцы Ровецкого и Бандеры старательно вырезали на Львовщине соответственно украинское и польское население, при случае отстреливая друг и друга. Для борьбы с бандеровцами и Армией Людовой паны Осевич, Курциуш, Наконечников-Клюковский и некоторые другие польские полевые командиры начали сотрудничать с немцами и получать от них оружие. Некоторые польские отряды открыто перешли на сторону Гитлера, действуя вместе с польской и еврейской вспомогательной полицией, через подразделения которой прошли около 30 тысяч бывших граждан Второй Речи Посполитой.
Для легализации истребления прокоммунистических партизан лондонское правительство придумало воистину иезуитский ход. Боевики близкие к входившей в него правой Национальной партии объявили о своей независимости от Армии Крайовой и создании собственной военной организации — «Национальные вооружённые силы» («Народове Силы Збройне»), в которых числилось более 30 тысяч человек. Открытую войну с коммунистами они начали 9 августа 1943 года, уничтожив их отряд у деревни Боров.
Действуя подобным образом, команда Сикорского повторяла прием, позволивший в 1920 году Польше отобрать у Литвы Вильно. Тогда Варшава формально категорически запретила командующему польскими войсками в Литве Люциану Желиговскому захватывать город, но тот героически «не подчинился». В то время Польшей руководил умный и энергичный Пилсудский, и операция прошла как по нотам. Зато непутевые наследнички продолжили дело восстановителя польского государства самым дурацким образом. «Лондонцы» даже не соизволили хотя бы формально вывести представителей Национальной партии из состава правительства, отчего вся история с неподчинением ему «Народовых Сил» выглядела явной липой. Кроме того, вместо передачи всех контактов с оккупантами «збройникам», многие полевые командиры Армии Крайовой сами побежали общаться с немцами, а ее командование с энтузиазмом принимало в ряды своего воинства вражеских агентов.
Так, без всяких проблем вошел в Армию Крайову отряд наймита германской контрразведки Чеслава Зайнчковского. Другой бывший поручик и командир лондонских боевиков Ян Борисевич с чрезвычайно подходящей ему кличкой «Крыся» в годы оккупации служил начальником лесоохраны, также тесно сотрудничая с немецкими спецслужбами. Оба действовали сперва против белорусских партизан, потом против советских вооружённых сил и были уничтожены в ходе спецопераций, проведённых с декабря 1944-го по январь 1945-го. С 1943 года сотрудничали с оккупантами известнейшие полевые командиры Ровецкого - Адольф Пильк, Здислав Пуркевич и Зигмунт Шенделяж, причем последний, командуя 5-я бригадой Армии Крайовой, помогал немцам обкладывать в лесах у озера Нарочь партизанскую бригаду имени Ворошилова. После этого советское командование ещё до вступления на польскую территорию могло с чистой совестью готовиться к их ликвидации, которой бериевские орлы вскоре с успехом и занялись.
Немало поляков воевало и в рядах Вермахта, о чем свидетельствуют многочисленные документы. Работая в Центральном архиве министерства обороны в «Сводке о политическо-моральном состоянии частей противника, действующих в полосе 5-й армии» (ЦАМО, фонд 1112, опись 1, дело 58, лист 20) я прочел, что «267 пд (пехотная дивизия — Ю.Н.) в значительной степени укомплектована австрийцами, чехами и поляками. В 467 п. (полку — Ю.Н.) одних поляков на 24 ноября 41 г. было около 50 человек».
«Пленные 1/678 пп 332 пд захваченные 12.7 в районе Раково, показали: 4 июля дивизия получила задачу от командования Южной группы войск на восточном фронте - наступать в составе Белгородской группировки на Курск. – Гласит разведсводка №201, доставленная 14 июля 1943 года в штаб Воронежского фронта. – Национальный состав 332 пд: 40% - поляки, 10% - чехи, и остальные немцы».
О поляках на Восточном фронте сохранилось немало свидетельств и в мемуарах участников Великой Отечественной войны, и в архивных документах. Про действовавших в Новгородской области польских полицаев рассказывал мне радист партизанившей там разведывательно-диверсионной группы «Лужане» Всеволод Леонардов. А другой ветеран Великой Отечественной войны Александр Лебединцев вспоминал, как из двух взятых его разведгруппой вражеских языков один оказался хорватом, а второй поляком. Хотя дело было в сентябре 1943 года на севере Украины в полосе наступления 38-й стрелковой дивизии 47-й армии.
Только из присоединённой к Германии Верхней Силезии в вермахт попало до 100 тысяч поляков, не считая местных фольксдойче, то есть немцев, проживавших здесь до войны и имевших польское гражданство. Исходя из численности населения, прочие присоединённые к Рейху территории (Мазурия, Великая Польша, Западная Померания) могли дать как минимум столько же, хотя реально их было много больше. Известно, что в этих областях жило свыше 3 миллионов поляков с примесью германской крови, мазуров и кашубов, считающихся этнически близкими немцам. Учитывая процент граждан, призванных в вермахт и войска СС, этот контингент, включая фольксдойче, мог дать Рейху не менее полумиллиона военнослужащих. Как раз такую цифру называет польский историк Цезары Гмыз.
Порой среди польских солдат фюрера попадались очень примечательные персоны. Например, рядовой 328-го запасного учебного гренадерского батальона Йозеф Туск, приходящийся родным дедушкой нынешнему премьер-министру Польши Дональду Туску. В вермахте служил и двоюродный дедушка пана премьера. Неудивительно, что поляков в советских лагерях военнопленных оказалось 60 277 голов - больше, чем итальянцев (48 957) и финнов (2377) вместе взятых.
Конечно, некоторая часть польских пленных, скорее всего, являлась гражданами Рейха в границах 1937 года, да и часть из фольксдойче, имея лишь небольшую долю польской крови, наверняка причисляли себя к славянам, рассчитывая на снисхождение. Но тогда надо учесть и поляков, находившихся среди почти 600 тысяч пленных, отпущенных непосредственно на фронтах, а также попавших в плен к союзникам. Участник боев в Нормандии майор канадской разведки Милтон Шульман упоминал среди вражеских солдат поляков и чехов, а в, посвящённой Нормандской операции книге Стивена Амброза «День «Д» 6 июня 1944 года. Величайшее сражении Второй Мировой войны» имеется фотография с подписью «пленные поляки и чехи». Учитывая обычное для вермахта соотношение погибших и пленных, павших во имя фюрера граждан Второй Речи Посполитой можно считать на многие десятки тысяч.
Правда, польскую дивизию «Белый Орел» предназначенную для действий на Восточном фронте гитлеровцы создать не смогли, но только потому, что они начали формировать ее лишь 4 ноября 1944 года. На тот момент итог войны был уже ясен, и в дивизию записалось лишь 470 добровольцев. В конечном итоге удалось сформировать отряд из 1500 человек, который получил название «Абверкоманда-204» и был уничтожен зимой 1945 года. Еще 4000 человек воевали в Свентокшицкой («Святого креста») бригаде, в конце войны сдались американцам и с удовольствием служили надзирателями в лагерях военнопленных, где содержались их бывшие товарищи по оружию.
Лебединой песней Второй Речи Посполитой стало знаменитое Варшавское восстание, в разгроме которого поляки до сих пор винят клятых москалей! Согласно их версии, когда повстанцы Армии Крайовой 1 августа 1944 года, атаковали занятые оккупантами административные здания, вышедшие к Висле советские войска по приказу ненавидящего лондонское панство Сталина остановили наступление. Так два месяца и простояли на ее восточном берегу, пока последние 17 тысяч восставших 2 октября не сдались на почетных условиях, потеряв более 20 тысяч своих и отправив на тот свет 16 тысяч карателей. В ответ советские историки невнятно бормотали об усталости только что завершивших Белорусскую операцию войск и растянутых линиях снабжения, что выглядело не слишком убедительно: могли бы за два месяца снабжение и наладить.
Невнятность объяснялось просто. Коммунистические Геродоты очень не хотели рассказывать, что произошло в те дни на подступах к расположенному на восточном берегу Вислы пригороду Варшавы - Праге. Между тем, вышедшая туда 2-я гвардейская танковая армия не остановилась из-за недостатка снарядов и солярки, а была наголову разбита пятью танковыми дивизиями противника. Потеряв более 280 боевых машин из 420, армия отступила почти на 100 километров, и ее срочно пришлось выводить в тыл. Правда, ушли на другие участки фронта и некоторые немецкие соединения, но 19-я и 73-я пехотные дивизии, а главное - 4-й корпус СС, в который входили прославленные танковые дивизии «Викинг» и «Мертвая голова», остались на месте.
Прорваться к Праге и захватить ее 47-я и 70-я советские армии смогли лишь к 14 сентября. Перебросить дополнительные части было неоткуда. Все способные наступать соединения, включая 1, 3 и 4-ю гвардейские танковые армии, вели тяжелейшие бои на плацдармах на западном берегу Вислы. Навстречу им наступали, пытаясь скинуть их в реку, отборные дивизии Германии, поддержанные новейшими сверхтяжелыми танками «Королевский Тигр». На фоне этого грандиозного побоища стрельба в Варшаве выглядела бледно. По образному сравнению одного из исследователей восстания, оно напоминало слепня, кусающего в зад здоровенного мужика, сцепившегося с еще более здоровенным. Неприятно, но терпеть можно.
Кроме отказа немедленно штурмовать Варшаву поляки обвиняют советское командование в отказе предоставить аэродромы, для союзной авиации, снабжавшей восставших оружием. Отказ имел место. Но надо не забывать, что англо-американские бомбардировщики, скидывали грузы с больших высот так коряво, что контейнеры в основном попадали к немцам, а те использовали трофеи против штурмующих Прагу полков. Помогать вооружать врагов наши не желали и потому аэродромов не дали. Зато советская воинская помощь сбрасывалась в основном с тихоходных низколетящих «кукурузников» и, как правило, попадала куда следует.
Всего СССР перебросил в Варшаву 2667 автоматов и пулеметов, 156 минометов, 100 тысяч мин и гранат и 3 миллиона патронов, но корм оказался явно не в коня. Повстанцы не озаботились ни захватом мостов через Вислу, ни ударом в тыл обороняющим Прагу немцам. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года и прорыва американских войск с Нормандского плацдарма вглубь Франции 26 июля, считалось, что крах Третьего Рейха не за горами и главное – успеть закрепиться в Варшаве, предоставляя немцам и русским убивать друг друга. Поэтому, когда шесть батальонов прокоммунистического польского правительства, созданного в Люблине, при поддержке советской артиллерии и авиации форсировали Вислу, повстанцы не оказали им ни малейшего содействия. Десант с огромными потерями был выброшен обратно, а сменивший арестованного в 1943 году Ровецкого новый командующий Армией Крайовой генерал Тадеуш Коморовский еще 7 сентября начал с немцами переговоры о капитуляции.
Переговоры длились более трех недель и сопровождались совместными возлияниями под грохот разносивших старые варшавские дома 380 и 600-миллиметровых мортир. Во время одного из них Коморовский с восторгом узнал, что неприятельский командующий, обергруппенфюрер СС Эрих фон Бах происходит из старинного польского рода Зелевских, один из основателей которых был возведен в дворянское звание одновременно с предком самого Коморовского! Наконец, договорившись о калорийности пайков для пленных и праве офицерам носить за колючей проволокой сабли, поляки сдались, завершив историю Второй Речи Посполитой в границах 1939 года.
Само собой, все эти малоаппетитные подробности нынешние польские руководители, считающие себя наследниками уродливого порождения Версальского договора, стараются не вспоминать. Вместо этого, они успешно пиарятся на крови своих без толку погубленных бойцов, а в поражении винят исключительно клятых москалей, которых заодно и ненавязчиво обворовывают, как раньше алжирцев с марокканцами. Все 16 тысяч немцев и их пособников погибших в польской столице в августе-сентябре 1944 года повстанцы приписали себе, включая павших в Праге, а также уничтоженных бомбежками советской авиации и ударами артиллерии. На самом деле даже в первый день восстания, когда Армии Крайовой кое-где удалось застигнуть немцев врасплох, тех погибло около 500 человек, а поляков почти 2000. Всего же немцы и полицаи потеряли на западном берегу Вислы около 3 тысяч человек, причём часть из них на счету советской артиллерии и авиации, а также частей прокоммунистического польского правительства.
Вот и приходится бесконечно приписывать себе, чужие достижения, занимаясь историческим мародерством! Ненависть к москалям надлежит поддерживать постоянно. Да и американские хозяева требуют свежего пушечного мясца для Ирака и Афганистана, значит, надо поднимать его боевой дух. Героическая кампания в Гаити, куда прежний освободитель Польши Наполеон послал панство рубать восставших чернокожих рабов, не подойдет. Гордиться победами над неграми и раньше было неполиткорректно, а после прихода в Белый дом Обамы стало и вовсе немыслимо. Кроме того, тогда большая часть 6 тысяч поляков отдала концы от желтой лихорадки, а в распространении ее бацилл ни кровавый царский режим, ни большевиков обвинить невозможно.
Юрий Нерсесов