 |
 |
|
|
Я сейчас нахожусь на Корсике и имею возможность наблюдать изнутри реакцию французского общества в провинции на парижские теракты. Тут вне туристского сезоны проживает порядка 400 тысяч жителей, как местных, так и пенсионеров с континента, все знают всё друг от друга. Здесь мне вчера рассказывали:
- на несколько дней полностью блокирован всякий въезд и выезд из страны;
- паромное сообщение с Италией приостановлено, но с континентальной Францией – осталось;
- воздушное сообщение с Парижем тоже полностью приостановлено;
- в Бастию (большой город на севере острова) введена армия.
Французские телеканалы освещают события очень подробно, с большим количеством фактажа: что было, где и как. Много интервью с участниками и экспертами. В целом не очень эмоционально, с упором, скорее, на информативность. Однако принятые меры чрезвычайного положения, как можно понять из слухов, в действительности куда более жёсткие, чем об этом официально сообщается в СМИ.
Как вообще нежелательные иностранцы попадают во Францию? В частности, арабы-нелегалы, потенциально способные стать исполнителями терактов?
Вопреки впечатлению, которое может сложиться из просмотра Евроньюс, в подавляющем их большинстве они вовсе не беженцы, попадающие через Ливию или Турцию. Согласно статистике, 90% нелегалов прибывают во Францию по законной визе и затем исчезают, растворившись среди населения.
Почему выходцам из арабских и других бедных стран так легко дают визы?
Франция заинтересована в развитии своего туризма – это единственная отрасль французской экономики с перспективой роста, при многолетнем уже падении промышленного производства. Но туризм, в частности в Париж, из европейских стран больше не растёт – все европейцы уже там были и, кроме того, они умеют тратить деньги очень экономно, не давая больших доходов «туристскому бизнесу». В связи с этим Франция крайне нуждается в туристах из состоятельных слоёв развивающихся стран, от Африки до Китая. Али, бывший нелегальный мигрант из Алжира, сумевший легализоваться после подтверждённого справками десятилетнего нелегального пребывания во Франции, ныне работающий управляющим маленьким винодельческим цехом на Корсике, рассказывал мне:
- А у моего брата никогда не было проблем с получением французской визы. Он работает в Алжире на высокооплачиваемой должности – полицейским. Французский консул может быть спокоен – моему брату незачем оставаться во Франции, и он обязательно вернётся в Алжир. Но у рядовых алжирцев огромные проблемы с получением Шенгенской визы.
Но как консулу, выдающему визы, различить, является ли проситель состоятельным человеком, желающим самостоятельно посмотреть ту Францию, о которой он так много слышал и читал? Как его отличить от всякой голи перекатной, которая только и мечтает по истечению срока действия туристской визы исчезнуть в «каменных джунглях больших городов»? В ход идёт всякие хитрости, вроде поддельных справок с якобы места работы.
Ещё один серьёзный источник пребывающих нелегалов – официально организованные рабочие туры «сезонников» для сбора урожая, например, из Марокко на Корсику. На бумаге всё красиво – на основании межправительственных соглашений по предварительной заявке местных землевладельцев приезжает на пару месяцев по законной визе бригада, ей платят по французским нормам, она уезжает. Всё должны быть довольны: и хозяева, и марокканцы, и помощь Франции дружественному соседнему государству налицо. Одна беда: на обратном пути некоторые из этих марокканцев могут «потеряться».
Кстати, что будет с бригадами марокканцев, которые в организованном порядке уже наняли на сбор урожая, но которые не успели ещё пересечь границу Франции? Будет ли сорван на Корсике сбор урожая клемантин и киви?
И ещё вопрос - почему в условиях ужасающей безработицы на Корсике по окончанию туристского сезона, местные жители, даже в сёлах, не хотят работать на сборе урожая? Почему огромное количество здоровых мужиков – часто отнюдь не зажиточных – массами торчат в кафе и тысячами развлекаются на трассах велосипедным спортом? Почему местные землевладельцы упорно ищут и платят очень хорошие деньги трактористам, но найти их зачастую не могут? Эти вопросы носят не экономический, а скорее философский и воспитательный характер, это язвы современного французского общества. Правильно говорили когда-то классики о «загнивании». Оно, загнивание, действительно имеет место.
Касательно скорби по погибшим возникает стойкое ощущение, что её испытывает по большей части либеральная общественность в Москве. Там с ночи несут к посольству цветы, свечи, иконы и записки с подписями «Мы с тобой, Париж», они подчёркивают, что теракты во французской столице — это трагедия для всего мира. Некоторые в знак траура повязывают на руку чёрную ленту: «Сегодня мы все парижане». По Донбассу и Одессе они так никогда не скорбели, как сегодня скорбят по Парижу или когда-то по Нью-Йорку.
Здесь, в корсиканской глубинке никто не скорбит, никто ничего не носит, никто ни по кому не причитает. Погибли и погибли, случаются вещи и похуже, истерии нет. И арабы, кстати, здесь тоже ни от кого не прячутся.
Более того, 17 ноября, во вторник, после капитальной реновации вновь открылся главный ночной клуб нашего городка. Я видел как накануне бармен – мой знакомый – готовил новые лампочки, новое лазерное шоу, красил стены в новые цвета, на пол установил ковер вместо паркета. Он меня туда пригласил персонально гулять до двух часов ночи. К девяти вечера всё общество местного разлива в полном составе было там, чтобы заценить обстановку. Был полный аншлаг: много хорошей выпивки, хорошей музыки, хороших девок. Две красивые стриптизёрши высокого класса – черненькая и блондинка – танцевали у никелированного шеста лишь слегка одетые, а в «приватном кабинете» для клиентов – уже без всего. Публика так разгулялась, что вместо двух ночи – обычного времени закрытия этого заведения – оно закрылось на полтора часа позже.
Вот и весь французский национальный траур, вот и вся мировая скорбь.
Александр Сивов
Вверху - карикатура на теракты из скандального журнала Шарли Эбдо. "У них есть оружие. Да пошли они, у нас есть шампанское!"