 |
 |
|
|
"АПН Северо-Запад" публикует главу из новой книги лучшего на наш взгляд российского кинокритика Михаила Трофименкова "ХХ век представляет: кадры и кадавры" (издательство "Флюид"). Михаил уже не в первый раз выходит за рамки собственно очерков о кино, и данная работа представляет собой - ни много, ни мало - учебник по истории минувшего столетия. Текст любезно предоставлен автором. Начало - здесь.
Весна и лето 1937-го – особое время истории - дышало безнадежным отчаянием во всех европейских столицах.
«Весна 1937 года была, несомненно, одной из самых трагических французских весен, весной гражданской войны. Политическое соперничество уступило место социальной ненависти, развивавшейся в невыносимой атмосфере обоюдной боязни. Страх! Страх! Страх! Это была весна Страха. Какими могучими должны были быть жизненные силы, чтобы в этой вязкой атмосфере все же зацвели каштаны. Лица и те были неузнаваемы. “Покончить и немедля!” – бормотали вполне мирные люди». Это - Бернанос о Париже, отравленном близостью Испании и почти ритуальными убийствами, приписываемыми всемогущему фашистскому подполью.
«Самое страшное этой “чумы” — то, что она происходит на фоне чудесного московского лета, — ездят на дачи, покупают арбузы, любуются цветами, гоняются за книжными новинками, модными пластинками, откладывают на книжку деньги на мебель в новую квартиру, и только мимоходом, вполголоса, говорят о тех, кто исчез в прошлую или позапрошлую ночь. Большей частью это кажется бессмысленным. Гибнут хорошие люди, иногда нехорошие, но тоже не шпионы и диверсанты» «С легкой руки Леонида Утесова вся Москва этим летом поет французскую песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза...» Это Александр Гладков о Москве, зачумленной террором.
«Людей не покидало смутное ощущение какой-то нависшей угрозы, предчувствие надвигающейся беды. Как бы ни чуждались вы в действительности всякой конспирации, вся атмосфера побуждала вас чувствовать себя этаким заговорщиком, конспиратором. Казалось, все время вы только и делаете, что шушукаетесь с кем-то по углам кафе да прикидываете, не полицейский ли шпик вон тот тип за соседним столиком». А это уже Оруэлл – о Барселоне, где, ослепленные фракционным талмудизмом, помноженным на испанское упрямство и горячность, сошлись в смертельной для республики схватке антифашисты – сталинисты и троцкисты.
Восемь месяцев разделяют премьеры двух фильмов.
В одном - белозубый, статуарный провинциал, убийца и шпион, околдовал ударницу труда, чтобы похитить военную тайну. Во втором – диверсант под маской хозяина кинотеатра манипулировал женой и губил ее брата: в руках у замешкавшегося в дороге ребенка взрывалась бомба, которую выродок поручил ему куда-то отнести.
В обоих фильмах - «Партийном билете» (7 апреля 1936) Пырьева и «Саботаже» (2 декабря 1936) Хичкока - жены разоблачали мужей.
Первая телепередача в СССР состоялась 25 марта 1938 года. Показали «Великого гражданина» Эрмлера: главный герой списан с Кирова. Десятью днями раньше расстреляли осужденных на «третьем московском процессе» Бухарина-Ягоды «врагов народа», «убийц Кирова».
В дни «второго процесса» (январь 1937) вышел другой фильм. Честный, несознательный, озлобленный временными трудностями рабочий, услышав по радио вражьи речи, попадал в сети террористической фашистской организации. В финале камера панорамировала по лицам разоблаченных врагов: бегающие глазки, не люди, а крысы какие-то. Троцкистская нечисть? Отнюдь нет. Герой Богарта работал не на ГАЗе, а у Форда. Организация - реальный "Черный легион", насчитывавший в Огайо и Мичигане до 30000 пехотинцев, разбитых на 5 бригад, 16 полков, 64 батальона и 256 рот. Они взрывали красные книжные лавки, истязали и убивали негров и синдикалистов, а попались, лишь убив (май 1935) белого католика, сотрудника рузвельтовской программы общественных работ.
Фашистские партии плодились, как компартии в начале 1920-х. В 1930-ом они оформились в Дании, Португалии, Швейцарии, Бельгии, Ирландии, Румынии. В 1931-ом – в Бретани («Бретань для бретонцев!»), Нидерландах, Великобритании, Аргентине, Австралии, Перу. В оккупированной японцами марионеточной державе Маньчжоу-Го - во главе с императором Генри Пуи - возникла Русская фашистская партия Родзаевского: партийный гимн сочинил отменный поэт («Но поэтом быть попробуй // В затонувшей субмарине, // Где ладонь свою удушье // На уста твои кладет») Арсений Несмелов. В 1932-ом – в Японии, Бразилии, Чили, Латвии, Болгарии, Греции, Сирии. В 1933-ом – в Мексике, Норвегии, Швеции, Испании. В 1934-ом – в Канаде и Исландии.
Исландия - пустяки. Активисты еврейской фашистской партии «Брит Ха Бирионим» (1929) убили умеренного сиониста Арлозорова, тренировались на базе итальянских ВМС и воевали в Эфиопии. Бен-Гурион ласково величал Жаботинского: «Володя Гитлер». В 1936-ом в самой Палестине начнется длящаяся поныне гражданская война: сионисты апробируют безадресные взрывы на базарах, куда подсылают заминированных осликов, и в автобусах. В декабре 1940-го восходящая звезда Израиля - 25-летний лидер террористов «Лехи» Ицхак Шамир предложит Гитлеру союз против английских колонизаторов.
Дуче и фюрер, как примадонны, оспаривали, чей голос слаще и громче в мировых масштабах. Стилистические разногласия доводили до греха. Дольфус, друг Муссолини, истек кровью (25 июля 1934) на дворцовой кушетке на глазах у своих убийц - австрийских эсэсовцев. Лес рубят – щепки летят: вскоре Гитлер и Муссолини урегулируют шероховатости: Антикоминтерновский пакт Германии с Японией (25 ноября 1936) станет трехсторонним после присоединения Италии (ноябрь 1937).
«Поход на Рим» оставался эталоном фашистского действия. Но финские «лапуасцы» не сподобились (27 февраля 1932) прошагать 60 км от местечка Мянтсяля до столицы. «Поход на Хельсинки» не задался, как и «поход на Дублин» (август 1933) «Ассоциации товарищей по оружию» генерала О’Даффи. В знак солидарности с ним, священники подпоясались синими кушаками: униформа ирландских фашистов - синие рубашки.
Бразильские «интегралисты» щеголяли в зеленых рубашках, мексиканские нацисты – в золотых, бойцы Уильяма Дадли Пелла, спирита и голливудского сценариста - в серебряных с алой буквой L на груди. Венгерские нилашисты избрали символом скрещенные стрелы, Нацистское движение Чили и Британский союз фашистов – молнию, румынский «Легион архангела Михаила» («железногвардейцы») – тюремную решетку, болгарские легионеры – льва. Усташи готовили расовую чистку Хорватии под шахматным флагом. Латыши поклонялись «кресту Перуна», бельгийские рексисты были добрыми католиками, испанские фалангисты шли в атаки с криком: «Да здравствует смерть!» Юные японские офицеры, воспетые Мисимой, рубили мечами во время попыток военных путчей (1932, 1936) стариков-министров, мешкавших приступить к завоеванию Азии, но хранили верность синтоизму.
Помимо декоративных различий, были и содержательные.
Суть британского фашизма отменно сформулируют Стивен Фрай и Хью Лори: «Фашизм, он такой клёвый. Фашизм - это кожа и кружева с джинсовой отделкой». Великосветский, опирающийся на мощную расистскую, имперскую традицию фашизм голубой крови и Эдуарда VII, царствовавшего жалкие 10 месяцев: политическая ориентация, а вовсе не брак с американской разведенкой Уоллис Симпсон - причина его отречения (10 декабря 1936). Фашизм Ивлина Во и золотой молодежи, обосновавшихся в кенийской «Счастливой долине». Земной рай группенсекса и героина завершился (1939-1941) гекатомбой. Жена Жосслина Хея, фашиста и 22-го графа Эрролского, умерла от передозировки, его самого застрелили, а главная подозреваемая, графиня и охотница на львов, застрелилась. Трупов в раю хватало на три романа Агаты Кристи.
Фашизм Юнити Митфорд, дочери Давида Бертрам Огилви Фримен-Митфорд, 2-го Барона Редесдейл, дневавшей и ночевавшей у Гитлера: когда Великобритания (3 сентября 1939) объявит Германии войну, она пустит себе в голову две пули из подаренного фюрером пистолета. Ее сестра Диана, жена британского фюрера Освальда Мосли, и в конце 1990-х будет смущать парижских друзей своего богемного сына-сценариста – они сами мне на это жаловались - излияниями о «бедном Адольфе»: «он был такой ранимый, такой трепетный, а его никто не понимал». Даже службой порядка у Мосли руководил не какой-нибудь вахлак, а Питер Чейни, гений нуара, «отец» Лемми Коушена - того самого, из «Альфавилля» (1965) Годара.
По большому счету, это был фашизм столь же неискоренимый – в той мере, в какой фашизм означает войну богатых против бедных – сколь неспособный к самореализации. С наркоманами из «Счастливой долины» всемирный Рейх не построишь. Разница между континентальным и британским фашизмом – такая же, как между Кинг-Конгом и Лох-Несским чудом-юдом, увиденном и услышанном (как он дышал!) 2 мая 1933 года.
Во Франции свои упыри - «кагуляры». Мятеж против правительства Народного Фронта сорвался (ноябрь 1937) из-за оторопи военных, которых те пытались распропагандировать: кагуляры носили колпаки – «кагули» - а-ля Ку-клукс-клан и сладострастно терзали кинжалами антифашистов и отступников. Но в основном фашизм Дрие Ла Рошеля и историка кино Робера Бразийака - феномен изящной словесности, фигура заигравшегося стиля, версия анархического, антиконформистского поведения. Когда Францию потряс коррупционный скандал - на жаловании у местечкового афериста Ставиского состояли министры и депутаты – на штурм парламента (февраль 1934) шли плечом к плечу красные и черные фронтовики.
Нацист-кинокритик Люсьен Ребате до конца жизни ностальгически вспоминал "цивилизованные и либеральные времена, когда братались у одной стойки бара на Монпарнасе футурист-муссолиниевец, венгерский поэт — еврей и троцкист, антильский негр-сепаратист, мексиканский террорист, красный каталонец и французский нацист, флиртовавший с сюрреализмом".
Самый дикий лик у фашизма крестьянских стран, не пропущенного сквозь культурный фильтр едва-едва сформировавшейся интеллигенцией первого поколения. Религиозного фашизма, где слова «кровь и почва» - никакая не метафора. Фашизма топоров, мотыг, мясницких ножей, крюков, разразившегося (1941) неописуемыми Бухарестским и Львовским погромами.
В одночасье родились три изуверских движения, от которых тошнило даже эсэсовцев. Усташи юриста Павелича (январь 1929). Железногвардейцы школьного учителя Кодряну (март 1930). ОУН (февраль 1929) Евгена Коновальца. Его убьет (23 мая 1938) в Роттердаме лично Павел Судоплатов – знамя движения подхватит Степан Бандера.
Ангажированный усташами Владо «Террор» виртуозно исполнил последний в своей жизни – он отдавал себе в этом отчет – заказ, расстреляв (9 октября 1934) на глазах у марсельской толпы короля Александра Югославского и французского министра иностранных дел Луи Барту, и погиб под жандармскими сапогами. Павелич вырос в «поглавника» «независимой» - оккупированной немцами - Хорватии.
«Пока мы разговаривали, я смотрел на плетеную хлебницу, стоящую на письменном столе слева от поглавника. Крышка была поднята, и было видно, что она полна моллюсков, так мне показалось… “Это далматинские устрицы?” – спросил я у поглавника. Павелич поднял крышку хлебницы… и сказал, улыбаясь своей доброй и усталой улыбкой: “Это подарок моих преданных усташей – здесь двадцать килограммов человеческих глаз” (Курцио Малапарте).
Железногвардейцы били мировые рекорды: за семь лет (1933-1940) убили двух действующих и двух экс-премьеров. Их хит - казнь одного из основателей легиона Стелеску (июль 1936). В отступника, валявшегося в больнице с аппендицитом, десять убийц выпустили то ли 200, то ли 120, то ли всего 28 пуль. Разрубив тело топорами, пустились в бешеную пляску, прежде чем сдаться на верную смерть. Полиция опровергла слухи об актах каннибализма: ну, слава тебе господи, не все так страшно.
Железногвардейцев ярче всего характеризует то, что, когда они попытались захватить власть в Румынии (январь 1941), Гитлер бросил против них танки.
Последняя вспышка эпидемии самоубийств настигла немецких антифашистов, чудом избежавших террора штурмовиков, Дахау, Лубянки. В «милой Франции», едва началась война, их записали в шпионы. Армия топталась на «линии Мажино», избегая рокового для рейха столкновения. Зато полиция обезвредила «пятую колонну»: Фейхтвангера, Фридриха Вольфа, Макса Эрнста, Кракауэра, Ханну Арендт.
Когда (май-июнь 1940) вермахт взломал фронт, охрана бросила концлагеря на произвол судьбы, но лагерем стала сама Франция. Философ Вальтер Беньямен принял морфий, а драматург Карл Эйнштейн повесился на испанской границе. Писатель Эрнст Вайс вскрыл вены под аккомпанемент полковых оркестров вступающего в Париж (15 июня 1940) вермахта.
«Было отечество, а ничего не осталось. // В атлас взгляни – поищи, где там было и как называлось. // Мы не вернемся туда, дорогая, нельзя нам вернуться туда». «Консул глядел на нас, как на восставших из гроба: "Без паспортов вы мертвы, для отчизны вы умерли оба!" А мы живем, дорогая, мы все еще как-то живем» «Гром прокатился по небу старинным проклятьем. // Гитлер восстал над Европой и крикнул: “Пора помирать им!” // “Им”, дорогая, в устах его значило – нам, это значило нам». «Вышел на улицу – вьюга, колонны, знамена. // Тыща солдат маршируют целеустремленно. // Это за нами они, дорогая, - за мной и тобою – пришли» (Оден).
Михаил Трофименков