 |
 |
|
|
Один злодей из двух романов
Король французского исторического романа Морис Дрюон поверг в изумление своих читателей. Сдав в 1981 году депутатский мандат, мэтр уединился в своём поместье под Бордо и вскоре представил книгу о войне в Афганистане. Вопреки общественному мнению, Дрюон утверждал, что Советская армия защищает там европейскую цивилизацию от кровавого исламского фундаментализма и сотрудничать с афганскими моджахедами могут лишь предатели этой цивилизации. Вроде главного злодея книги – перешедшего на сторону врага и павшего от рук бывших товарищей Ивана Солженицына. Намёк на автора «Архипелага ГУЛАГ» был налицо, причём второй подряд. Чуть раньше на основные европейские языки была переведена повесть знаменитого поэта Евгения Евтушенко. В ней сурово бичевались замшелые сталинисты, но не менее жестоко высмеивалась и антисоветская эмиграция, особенно её лидер, бородатый и косноязычный литератор Брехунцов.
По мнению западных спецслужб, мсье Морис и товарищ Евгений выполняли заказ КГБ. Его цель была очевидна: склонить европейцев к поддержке Кремля и опорочить в их глазах диссидентов, особенно Александра Солженицына…
Не спешите лезть в интернет – ни Дрюон, ни Евтушенко ничего подобного не сочиняли. Аналоги вымышленных мною книг появились веком раньше. Это роман классика русской литературы Ивана Сергеевича Тургенева «Дым», вышедший в 1867 году, и боевик популярнейшего автора приключений и фантастики Жюля Верна «Михаил Строгов», напечатанный в 1876-м.
Русский офицер-предатель в рядах идущих на Москву через Сибирь азиатских орд носит имя Иван Огарёв, состоит в тайном политическом обществе и является однофамильцем революционного эмигранта Николая Огарёва, издававшего в Лондоне вместе с Александром Герценом газету «Колокол». Карикатурный революционер из «Дыма» представлен под фамилией Губарев, а бородой и манерами похож на соиздателя «Колокола» чрезвычайно. Более того, в найденном среди тургеневских документов, списке «Главные лица будущей повести: „Дым“, 1862» прототипом Губарева значится некто «О». Совпадение? Не думаю. Потому что автор «Дыма» и консультант автора «Строгова» – одно и то же лицо. Сам Жюль Верн писал своему издателю Пьеру Этцелю: «Я всё приведу в порядок, но после того, как получу замечания от Тургенева».
Дальше ещё интереснее. Текст «Михаила Строгова» вычитывает посол России в Париже, граф Николай Орлов. Одобряет и 22 декабря 1875 года даже приглашает автора с издателем на обед. Роман выходит, но на русский язык, в отличие от прочих, не переводится. Свирепая царская цензура? Однако в 1900 году русский перевод таки появляется, хотя страной правит Николай II, который куда более склонен к запретам, чем его дед Александр II. Все странности вокруг книги легко разъясняются, если предположить, что Орлов и Тургенев не просто её вычитывали, но и заказывали.
Обеды влияния
Дипломат и разведчик Николай Орлов был хорошо знаком с братом Александра II Константином и неоднократно сопровождал его в заграничных поездках. Великий князь Константин Николаевич считался лидером реформаторского крыла императорской администрации. Именно он в 1857 году возглавил комитет по освобождению крестьян, а до конца царствования Александра являлся председателем Государственного Совета и управляющим делами флота.
Орлов также придерживался либеральных взглядов, выступая за отмену ограничений относительно евреев и старообрядцев, а также отмену телесных наказаний. Однако одновременно он боролся и с революционной эмиграцией. После убийства Александра II входил в руководство тайной организации «Священная дружина», созданной для разложения революционных групп. Николай Александрович руководил заграничной агентурой «Священной Дружины», которая, помимо прочего, занималась и «чёрным пиаром», издавала совместно с полицией газеты «Вольное слово» и «Правда», стравливая революционеров между собой.
Не менее тесно был связан с реформаторами у престола и Тургенев. В статье «Изобретатель слова нигилизм» французский писатель Ги де Мопассан упоминает о примечательном эпизоде из жизни коллеги. На банкете в честь отмены крепостного права знаменитый русский государственный деятель Милютин, провозглашая тост за Тургенева, сказал ему: «Царь специально поручил мне передать вам, милостивый государь, что одною из причин, более всего побудивших его к освобождению крепостных, была ваша книга “Записки охотника”».
Правда это или нет, до сих пор точно не выяснено. Однако близость Ивана Сергеевича к наиболее либеральным соратникам императора военному министру Дмитрию Милютину и его брату, товарищу министра внутренних дел и члену Государственного Совета Николаю Милютину, общеизвестна. Тургенев нередко бывал дома у обоих, а, произнося тост в честь хозяина 19 февраля 1868 года, заявил, что «пока будут существовать на Руси свободные люди - в числе немногих имен, составляющих гордость России, имя Николая Милютина будет произноситься с особенным чувством благодарности и почета».
В то же время от радикальных противников самодержавия Тургенев отмежёвывался, особенно решительно осудив польское восстание 1863- 1864 гг. «Известия из Польши горестно отразились и здесь, – писал он своему другу, литературному критику Павлу Анненкову. – Опять кровь, опять ужасы, нельзя не желать скорейшего подавления этого безумного восстания, столько же для России, сколько для самой Польши».
В Париже Тургенев быстро сдружился с ведущими французскими литераторами, помогая им с переводами на русский и последующим изданием в России. Не менее активно Тургенев способствовал и переводам на французский язык русских авторов. С ростом их тиражей росло и культурное влияние России во Франции. Имидж страны (ранее формировавшийся литераторами, типа Адольфа де Костина, который назвал русского императора «тюремщиком одной трети земного шара») стал куда позитивнее.
Особой популярностью пользовались ежемесячные обеды, которые Иван Сергеевич устраивал совместно с Эдмоном Гонкуром, Альфонсом Доде, Эмилем Золя, и Гюставом Флобером. Русские икра и уха на одном столе с французскими буайбесом и устрицами чрезвычайно способствовали духовному сближению.
За полтора века до «Вагнера»
Зная толк в пропаганде, Тургенев и Орлов выбрали идеальный момент для пиар-операции. Разгром Франции германскими государствами в войне 1870-1871 гг. привёл к их объединению. В итоге в центре Европы возникла мощная империя с сильнейшей на тот момент в мире армией. Отняв у Франции Эльзас и Лотарингию, император Вильгельм I и его канцлер Отто фон Бисмарк не собирались останавливаться на достигнутом. Повод дал епископ города Нанси Жозеф Фулон, который в августе 1873 года призвал свою паству молиться за возвращение утерянных земель. Германия выступила с протестом и начала готовиться к новому вторжению. Предполагалось потребовать от Франции уступить важную крепость Бельфор, ограничить численность своей армии, а к выплачиваемой по итогам войны контрибуции в 5 млрд франков добавить ещё столько же.
Россия, а вслед за ней и Великобритания поддержали Францию, и в апреле 1875 года конфликт был урегулирован. Парижские газетчики восхищались миротворческой миссией Петербурга, и эту волну симпатии следовало использовать, заодно постаравшись отвратить французское общество от поддержки революционеров, которым оно всегда симпатизировало. Особенно полякам, сражавшимся на стороне Франции в революционных и наполеоновских войнах.
Подходили ли для этого Жюль Верн с Этцелем? Идеально. Ещё в 1869 году, работая над романом «20 тысяч лье под водой», фантаст хотел сделать командира подлодки «Наутилус» капитана Немо польским повстанцем, но издатель объяснил ему, что терять российский рынок глупо. Верн согласился, придал капитану восточный облик, а в романе «Таинственный остров» сделал его индийским принцем.
С такими конструктивными людьми работать можно – и мсье Жюль срочно прерывает работу над романом «Гектор Сервадак. Путешествия и приключения в околосолнечном мире», чтобы обличить негодяя Огарёва. Рядом с ним появляются и другие интересные персонажи. Например, французский журналист Альсид Жоливе и британский корреспондент Гарри Блант, которые всячески помогают главному герою – царскому курьеру Михаилу Строгову. Жоливе и Блант - правильно мыслящие европейцы, а сосланный в Иркутск за хранение запрещённых книг профессор Василий Фёдоров и его дочь Надя – свободомыслящие интеллигенты, которые в решающий момент оказываются вместе с властью. Когда орда осаждает Иркутск, ссыльные во главе с Фёдоровым становятся на защиту города, а командующий гарнизоном брат царя (явный намёк на великого князя Константина) всех амнистирует. Вряд ли создатель ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин читал «Михаила Строгова», но действовал он точно так же.
Запрет во имя рекламы
Роман получился увлекательный, но заказом от него прямо таки разило, да и пафос порой зашкаливал. Ну не был Жюль Верн специалистом по агитпропу, что поделаешь! И, когда пытался махать русским флагом, выходило чрезвычайно коряво:
«Это был человек образованный и в высшей степени гуманный, с характером смелым и отважным и искренний патриот в душе. Все свободное от посещения больных время он употреблял на деятельное участие в приготовлениях к осаде. Он же собрал и товарищей своих по ссылке, заставив их действовать сообща. Ссыльные не раз уже обращали на себя внимание великого князя. Они участвовали во многих вылазках и кровью смыли долг свой перед святой Русью. Да, поистине святой и обожаемой своими сынами Русью!» [В оригинале ils avaient payé de leur sangleur dette a la sainte Russie – sainte, en verite, et adoree de sesenfants! — они заплатили свой кровавый долг святой Руси – воистину святой и обожаемой её детьми!]
Выход нашли простой и элегантный – не разрешили печатать «Строгова» в России. Тем самым все обвинения в заказухе отметались сразу. Кто станет нанимать писателя, чтобы потом запрещать полученную от него книгу?
Клиенты знали, что делали. «Михаил Строгов» предназначался исключительно для западной аудитории, и её интерес запрет в России только подхлестнул. Хотя роман не входит в число лучших творений Жюля Верна, при жизни автора он стал четвёртым по тиражу, уже в первый год был переведён на 10 языков и принёс издателю доход почти в 7 миллионов франков. Уже в 1880 году появилась пьеса «Михаил Строгов», а экранизировали книгу не менее 14 раз, последний раз в 2013-м. Это не считая продолжений, типа франко- итальянского фильма «Триумф Михаила Строгова».
Коммерческий успех был налицо, несмотря на отсутствие «Строгова» на российском рынке, которое вскоре компенсировали. Дописанный через несколько месяцев «Гектор Сервадак» только в 1877-1878 гг. в России издаётся четырежды (в журналах «Задушевное слово», «Природа и люди», «Семейные вечера» и «Сын отечества»), а за журнальными изданиями следуют книжные. По случайному стечению обстоятельств, главными героями там оказываются капитан французской армии Сервадак и русский судовладелец, граф Василий Тимашев. Сперва они собираются драться на дуэли, потом становятся лучшими друзьями. Зато самый противный, жадный и склочный персонаж – немецкий еврей Исаак Хаккабут.
Симпатии к России во французском обществе росли как на дрожжах, а итогом процесса стал военный союз обеих стран, ратифицированный 4 января 1894 года императором Александром III и президентом Сади Карно. Если вспомнить, что за предыдущее столетие Россия пять раз воевала с Францией (в 1799, 1805-1807, 1812-1814, 1815 и 1854-1856 гг.), а до того дважды изгоняла её отряды из Польши (в 1734-1735 и 1770-1772 гг.), договориться было очень непросто.
Нелепо считать, что Париж и Петербург заключили союз благодаря кулинарно-литературным операциям агента влияния Тургенева. Но нельзя и отрицать значения его работы с французской литературной элитой, а через неё и со всем обществом. Во Франции власть выбирали и в итоге выбрали, ту, которая взяла курс на военно-политическое партнёрство с Россией. Без сомнения, решающую роль играл страх перед Берлином. Однако работай с общественным мнением исключительно властители дум, типа де Костина, наводить мосты было бы куда труднее.
Блестящая тактика в порочной стратегии
В конечном итоге ничего хорошего из русско-французского союза не вышло. Ссора с Германией оставила Россию в изоляции на Берлинском конгрессе 1878 года, она потеряла значительную часть своих завоеваний в только что выигранной войне с Турцией. В 1895 году Россия при поддержке Франции смогла отнять у Японии Ляодунский полуостров в Китае, но продержалась там всего десять лет. В ходе Русско-японской войны полуостров с крепостью Порт-Артур был потерян. Эскадра адмирала Зиновия Рожественского, прибывшая на театр военных действий при содействии французских колониальных властей Индокитая и Мадагаскара, погибла в Цусимском сражении. Затем страна втянулась в Первую мировую войну, которая привела к революции и краху империи.
Ещё раньше прервалось сотрудничество Тургенева с властями, хотя с Дмитрием Милютиным он дружить не перестал. (Николай Милютин скончался в 1872 году). Неудовлетворённый непоследовательностью реформ писатель почти одновременно с выходом «Строгова», опубликовал роман «Новь», где изобразил крайне неприглядным либерального сановника Сипягина (основные прототипы – министр внутренних дел Пётр Валуев и государственный контролёр Александр Абаза). Напротив, с революционерами писатель сблизился, а среди прочих читателей, «Новь», по иронии судьбы, горячо одобрил обиженный на «Дым» Огарёв.
Стратегический крах российских властей налицо, но тактических успехов он не отменяет. Как не отменяет провал на Берлинском конгрессе предшествующего ему разгрома турецкой армии и выхода русских солдат на подступы к Константинополю. Затратив минимум средств, Тургенев и Орлов смогли использовать в интересах России крупнейших французских литераторов, и их опыт заслуживает самого внимательного изучения.
Юрий Нерсесов
Статья опубликована в газете «Наша Версия»
Вверху - А. Доде, Э. Золя, Г. Флобер, И.С. Тургенев