 |
 |
|
|
Залесский национал-демократ Илья Лазаренко написал
критическую реплику на мой текст «Четыре границы российского регионализма», опубликованный в феврале на «АПН Северо-Запад». Суть критики состоит в том, что я, разводя в разные стороны регионализм и национализм, игнорирую тем самым националистический характер многих европейских регионалистских движений. Полагаю, что тема заслуживает дальнейшего развития, учитывая нарастающее в России использование этих терминов, в которые подчас вкладывается весьма разный смысл.Кстати и дорогая редакция разместила мою статью в рубрике «Нация против империи», хотя она написана совсем не с точки зрения какой-то «нации».
Илья Лазаренко утверждает, что большинство европейских регионалистских движений (участников
European Free Alliance) «определенно имеют этнический характер. А если говорить прямо, то националистический». В таком двояком определении проявляется существенная путаница между «этносом» и «нацией», характерная для политических движений.Интеллектуалы в этом вопросе более щепетильны.
Однажды я уже ссылался на германо-американский учебник «Regionalism in the Age of Globalism», авторы которого говорят об «Ethnic revival» как о частой составляющей регионализма, но, тем не менее, всегда противопоставляют его модели «Etat-Nation».И это неслучайно. Политика европейских государств, строившихся по римскому праву, оперировала латинским понятием «нации». А «этнос» – слово греческое, возникшее еще тогда, когда эллины не вешали на себя ярмо унитарной государственности, предпочитая сеть самоуправляемых полисов. Именно эта сетевая структура на новом историческом витке и воспроизводится современным европейским регионализмом.
Конечно, «многополярный» эллинский этнос всегда объединялся, если какая-то внешняя опасность (персидская, к примеру) угрожала всей Элладе. Однако это не являлось основанием для какого-то постоянного и принудительного «единства ради единства». На родине демократии все-таки знали еще смысл этого слова…
«Нацией» впервые назвали себя именно римляне, для которых высшим смыслом стало создание и удержание имперского государства. Этнические вопросы играли там весьма вторичную, если даже не далее, роль. В итоге, Римская империя превратилась просто в олигархическо-полицейскую корпорацию, оторванную от всех населявших ее народов, и в один прекрасный момент была ими сметена. Но впоследствии они сами превратились в новые нации и вновь принялись строить свои абсолютистские империи, вновь подавляя региональные этнические меньшинства...
Вот и сегодня ЕС все более движется к формированию общей «европейской нации». Власть в РФ также охотно использует термин «нация» («национальный интерес», «национальные проекты» и т.д.), как бы те или иные «националисты» ни пытались заявлять о ее «антинациональной» сущности. Но это просто спор о плохо понятых словах, ибо нация и государство – это совершенно взаимосвязанные понятия.
Независимая от чиновничьей машины государства уникальная идентичность того или иного народа выражается термином «этнос». При этом еврокомиссары, несмотря на свои централистские замашки, не ведут никакой войны против различных этно-региональных движений. Видимо, они извлекли уроки из судьбы Римской империи – и сегодня, напротив, стремятся инкорпорировать эти движения в общеевропейские структуры. И только «Третьеримская» империя, продолжая «запрещать» этно-региональные движения, обвиняя их в «экстремизме» и «сепаратизме», сама готовит себе участь «первого» Рима.
А европейские этно-региональные движения, не испытывающие такого прессинга, вовсе не хотят ни от кого «отделяться» и «изолироваться». Напротив, ясно понимая специфику современной экономики, они стремятся к максимальной открытости и привлечению потока туристов и инвестиций. В итоге их уникальная культура не застывает как нечто, требующее лишь унылого «сохранения» (как во многих российских регионах), но получает стимулы к современному, порою весьма неожиданному развитию.
Этника вообще основана на творческом начале. Здесь уместно вспомнить гумилевскую теорию пассионарности – неодолимого стремления к историческому творчеству. Согласно ей, этнос – это не «кровное родство», в чем уверены иные политики. В основе всякого этноса лежат оригинальный стереотип поведения и взаимная комплиментарность. Можно ли считать «единым этносом» людей, говорящих на одном языке и даже воспитанных в одной культуре, если поведенческие стереотипы у них разнятся до противоположности? Возможна ли взаимная комплиментарность между теми, кто хочет строить новую цивилизацию, и консерваторами прежней империи? В свое время американцы и англичане доказали, что нет. И они являют собой весьма разные этносы.
Национал-демократы охотно противопоставляют свой «русский» проект унитарному «российскому», однако и сама по себе «русскость» в плане медиа-имиджей давно уже унифицирована до медведя с балалайкой. И теперь окружающему миру просто непонятно, чем эти «russians» отличаются друг от друга?
В современных условиях новая этника прорастает в городском и региональном брендинге. Создание новых географических брендов не следует сводить к каким-то красочным логотипам, звучным слоганам или рекламным акциям – это стратегический процесс. В его ходе на месте серой «провинциальной» одинаковости появляются новые, а точнее «археофутуристические» образы городов и регионов. Знакомящие как с их древней уникальной историей, так и с особыми повсюду проектами будущего. В Ингрии и в Сибири, к примеру, уже есть такие популярные группы со своим этно-региональным драйвом –
Конец ЛетА и Буготак.Где подобные проекты по (вос)созданию этно-региональной идентичности Залесья в формах современной культуры, способных «зажечь» массовую публику? Их практически нет – и в итоге там нет и актуального регионалистского проекта. «Борьба за» него, увы, часто подменяется сугубо пропагандистской «борьбой против» (в первую очередь, мигрантов), и в итоге залесские национал-демократы просто растворяются в более громком хоре «общероссийских» националистических движений…
Тогда как потеснить «чужаков» способно лишь полноценное открытие «своего».
Вообще, пока складывается впечатление, что многие регионалистские движения в современной России торопятся заявлять свой «политический» и «национальный» статус, тогда как базовая, этнокультурная стадия еще не пройдена – их идеи широкой публике (за пределами ЖЖ) практически неизвестны. Поэтому, в финале, просто напомню, как в схожем случае обстояло дело у наших соседей.
В XIX веке Финляндия, что называется, попала из огня да в полымя: из-под шведской короны под российскую, а собственное этно-региональное сознание было еще весьма слабым, «провинциальным». К счастью, там быстро сложился круг творческих деятелей – поэтов, философов, мифологов, говоря современным языком, «креативщиков» (Рунеберг, Снелльманн, Лённрот, Топелиус и др.), которым удалось вдохновить сограждан уникальностью своей земли и ее культуры. (Русские наблюдатели это
описывали с восторгом.) И только на этой основе через полвека стал возможен феномен Маннергейма, сумевшего отстоять политическую независимость Финляндии. А если б он имел дело с прежними «провинциалами» той или иной империи, сколь бы громко они ни величали себя «нацией» – вряд ли что-то у него бы получилось.Так что – хотя времена у нас сейчас идут гораздо быстрее – но историческая логика от этого не меняется…
Вадим Штепа