 |
 |
|
|
Жители Санкт-Петербурга, наверно, удивятся, когда узнают, что украинцы окружают их не только сверху - в виде шепетовской комсомолки Тютиной (она же В.И.Матвиенко) - но и снизу… «Кістки козаків лежать у основі царевої столиці - Петербурга». Именно так гласит почти неизвестная в Питере, но широко распространенная в/на Украине версия украинско-питерской истории.
Причём это не маргинальная хохма, а вполне себе мейнстрим современной украинской историографии и самостийной идеологии. Суть его в следующем: очень злой москальский царь Петр I особенно не любил свободолюбивых украинцев и массово загонял их на строительство Петербурга, все строители которого, как известно, скончались в ужасных мучениях средь чухонских болот.
Самую жгучую квинтэссенцию этой версии, я лично встретил на одном из интернет-форумов: «вообще то козаки запорожские строили Петербург. Когда умирали, их никто не хоронил, заливали вместе с бетоном. Ваш Петербург стоит на человеческих костях».
Вот так! Прямо в бетон! При основании Санкт-Петербурга… Не иначе как уже тогда стали строить «Охта-Центр». Так и представляю себе эту суриковскую картину: возле вращающейся бетономешалки скалится долговязый генподрядчик Петр Романов, рядом лыбится вороватый прораб Алексашка Меньшиков, бочком-бочком пятится за забор субподрядчик Ванька Мазепа, дабы сбежать в Швецию с деньгами московских инвесторов… А в котловане будущего газоскрёба, чуя бетон на бритые головы, рыдают чубатые запорожцы, размазывая горькие слезы по шароварам.
Повторюсь: эта легенда о Санкт-Петербурге на украинских костях на/в современной Украине - не анекдот, и не экстравагантная версия. Данная сентенция постоянно вспоминается и регулярно повторяется, по поводу и без, едва ли не во всех украинских публикациях, так или иначе касающихся истории русско-украинских отношений трёхвековой давности. Её вспоминали на Украине и в год 300-летия Петербурга, и по случаю выхода кина про Мазепу. И, конечно же, особо часто и рьяно - в минувший этим летом трёхвековой юбилей Полтавской баталии.
Данный тезис преподносится, как нечто общеизвестное, само собой разумеющееся, не подлежащее сомнению и не требующее доказательств. Вот, в качестве примера, выходящая в Киеве общеукраинская газета «День» (издающаяся, кстати, на русском языке):
«Общеизвестно, что в строительстве и становлении Санкт-Петербурга, 300-летие которого с невиданным «размахом» празднуется в эти дни, активное участие принимали -- так или иначе, свободно или чаще принудительно - многие украинцы-«малороссы». (номер от 31 мая 2003 года)
«Но самым постыдным издевательством над украинскими казацкими полками было то, что царь принудительно забирал их для строительства новой столицы России - Санкт-Петербурга, где десятки тысяч их усеяли своими костями прибалтийские болота…» (а это уже номер от 1 сентября 2007 года).
Эти «общеизвестно, что» и «десятки тысяч костей» мелькают в украинских СМИ неизменно и постоянно. Вот такая хохма, как украинская версия либеральной политпартии «Яблоко» (по-украински «Яблуко») печатает в 2003 году заметку «Юбилей на козацких костях», где сообщает, что «город на Неве возведен на костях 30 тысяч украинских казаков, погибших во время этого грандиозного строительства, к которому казаки были привлечены при исполнении воинской повинности». А потому тогдашний украинский президент Кучма «вообще не имел права ехать в Санкт-Петербург, зная, что в планы празднования не входит почтение их памяти».
А то кто-нибудь из многочисленных украинских политиков в ответ на памятник Екатерине II в Севастополе предложит открыть в Питере памятник гетману Мазепе, поскольку тот «продолжительное время был правой рукой Петра І, и на костях украинских казаков, в том числе, была построена эта северная столица». (Здесь я, однако, замечу, что памятник шведскому перебежчику Мазепе в Питере это всё же куда пристойней, чем установленный в городе памятник организатору блокады шведу Маннергейму).
А вот из совсем свежих примеров. Июнь 2009 года, 300-летие Полтавы, из беседы украинской корреспондентки с неким мега-историком Владимиром Сергийчуком, «профессором, доктором исторических наук, директором Центра украиноведения Киевского национального университета имени Шевченко, академиком Академии наук Высшей школы Украины, автором многочисленных произведений об УПА, ОУН, а также об украинском гетмане Иване Мазепе».
Пан прохвессор доставляет невыразимо прекрасное о Мазепе: «Публикации последних лет дают полное право сказать, что Мазепа - это действительно национальный герой… его пьяный Петр бил по щекам, как бесчестную блудницу только потому, что гетман отказывался превратить украинские полки в драгунские. Петр Первый постоянно использовал украинскую вооруженную силу для расширения территорий Российской империи, завоевывая чужие народы. При строительстве Петербурга ежегодно Украина теряла огромное количество своих сыновей. Мазепа тогда начинал протестовать…»
Всё-таки свои идиоты опаснее чужих врагов. Вот у меня, как у украинца, в голове не укладывается, что это за «национальный герой», которого спьяну бьют по щекам, «как бесчестную блудницу». Это оговорка по Фрейду? Или пан Сергейчук всё же засланный казачок и изнутри разваливает идеологию современного украинского национализма?
Тем не менее, как уже было сказано, при всем идиотизме панов сергийчуков, тезис об украинских костях в основании Санкт-Петербурга за последнее десятилетие превратился на Украине в не требующую доказательств общеизвестную и общепринятую аксиому. В один из ключевых мифов «самостийности», в такой малый «голодоморчик», как бы предшествующий голодомору большому - первый давно устроили москали Петра Романова, а второй недавно москали Иосифа Сталина. Традиция вот такая москальская, в том числе у питерских москалей…
Поэтому будет интересно разобраться, есть ли исторические основания у фраз про казацкие (украинские) кости в основании Петербурга. Итак, что же мы имеем в реальной, не мифической, не политической истории?
Удивительно, но факт - первые слова о пресловутых «костях» прозвучали в самом Санкт-Петербурге, где 8 июля 1844 года великий украинский поэт Тарас Шевченко написал поэму (или как он её со свойственным горьким юмором назвал «комедія») «Сон». Именно там есть строки:
О боже наш милосердний!
О царю поганий,
Царю проклятий, лукавий,
Аспиде неситий!
Що ти зробив з козаками?
Болота засипав
Благородними костями;
Поставив столицю
На їх трупах катованих!
«Поставил столицу на их трупах…» Тогда выкупленный из крепостного состояния русскими интеллигентами Шевченко учился живописи в петербургской академии искусств у Брюллова.
Как известно, у русских «Пушкин - наше всё», у нас, украинцев, наше всё - это Тарас. И как бы не писал ленинградский еврей Бродский «Будете вы хрипеть, царапая край матраса, Строчки из Александра, а не брехню Тараса», хрипеть при смерти брутального питерского негра я не буду. А вот шевченковские «як умру, то поховайте…» буду, если смогу… Так вот, Тарас Григорьевич был человеком сложной судьбы, и как Пушкин с жиру не бесился, а бесился с горя. И злая и страшная «комедия» по имени «Сон» вполне отражает и состояние бывшего крепостного, и оставшиеся на Украине исторические воспоминания об эпохе императора Петра, эпохе, великой и ещё более страшной…
К тому же «комедия» была весьма злой политической сатирой, даже не столько на Петра I, сколько на Николая I, Николая Палкина.
А уже на следующий год после «комедии», возникает трагедия. В Киеве в 1845 г. создано Кирилло-мефодиевское братство, пожалуй, первая в истории «украинская» и «националистическая» организация. Правда, идеи славянского единства были для членов братства святее «самостийности», братство выступало за федерацию славянских народов. Тарас Шевченко стал членом братства и оказал на него немалое влияние. Но ведущим идеологом организации стал будущий скандальный историк Николай Костомаров, сын воронежского помещика и украинской крепостной (помещика убьют его же крепостные).
Николай Костомаров станет первым именно «украинским» историком, а тогда в 1845 году он напишет идеологию Кирилло-мефодиевского братства, книгу с весьма претенциозным названием «Закон Божий (Книга бытия украинского народа)». И именно там, уже прозой повторятся шевченковские строки про царя Петра: «положил сотни тысяч казаков в канавах и на их костях построил себе столицу».
Братство по доносу киевского студента разгромят николаевские жандармы. Шевченко сошлют в солдаты в закаспийские пустыни, а Костомаров после года в Петропавловской крепости будет сослан в Саратов. Замечу, что расправились с «братчиками» столь же круто, как и с иными русскими или польскими тайными обществами. А, пожалуй, даже и гуманнее, могли бы и повесить или в вечную каторгу уконопатить…
Именно с легкой руки Шевченко и Костомарова пойдёт гулять «черная легенда» об украинских костях в основании Петербурга. Дальше эта легенда будет обрастать подробностями, впрочем, не слишком конкретными подробностями, ибо конкретика вредна для Легенд и Мифов.
Но вот в наше время уже упоминавшаяся киевская русскоязычная газета «День» пишет:
«…на работах по сооружению петербургских укреплений ежедневно трудилось двадцать тысяч «работных людей» и солдат. По мнению Д.Дорошенко, из этого числа минимум 40% составляли выходцы из Украины: казаки, крестьяне, ремесленники, «люди подлого звания». Что касается смертности, то точных данных, к огромному сожалению, у нас нет…»
Статья, кстати, называется «Сердце «регулярного государства» и собственно являет собой наглядный пример новой украинской чёрной легенды Питера.
А вот упомянутый в статье Дорошенко - это Дмитрий Дорошенко, тоже весьма политизированный историк и деятель Центральной Рады в 1917-ом, министр иностранных дел мимолетной «Украинской Державы» в 1918 году. Кстати, в начале ХХ века Дорошенко возглавлял Петербургское объединение украинских студентов. А в годы Великой Отечественной войны бежавший за границу еще в 1920 году Дорошенко благополучно преподавал историю на территории Третьего Рейха. Какую он там историю преподавал - догадаться не сложно. В 1942 году у него в Кракове и Львове выходит учебник «Історія України з малюнками для школи й родини» («История Украины с рисунками для школы и семьи»). Хорошая такая семья и школа в 1942 году.
В общем Дорошенко - историк еще более политизированный и мифический, чем Костомаров. И его «минимум 40% составляли выходцы из Украины» про строительство Санкт-Петербурга, даже если не вспоминать про Геббельса, покоится на весьма умозрительных рассуждениях.
Таким образом, пугающий и броский миф о «сотнях тысяч» украинских костей под Питером рожден политической сатирой, политическим памфлетом и политической пропагандой. Но, как всякий Миф с большой буквы, он имеет не только сугубо тенденциозное развитие, но и некие более-менее реальные исторические основания. Вроде как польский миф о Катыни имеет основание в виде реальных расстрельных захоронений; а вот кто уж там расстреливал - вопрос не столько дискуссионный, сколько политический…
Так вот украинский кости под Питером есть и в весьма немалом количестве. Не сотни тысяч, но тысячи. Попробуем понять, как они туда попали.
Санкт-Петербург основан в мае 1703 года, когда царь Пётр заложил Петропавловскую крепость. И первыми, кто из украинцев попал на строительство укреплений, были казаки запорожского полковника Матвея Темника, участвовавшие в боевых действиях против шведов и стоявшие в том году под Ладогой. Впрочем, на строительстве объектов будущего Санкт-Петербурга участвовали и солдаты гвардейских Преображенского и Семеновского полков. В первый год строительства просто не успели мобилизовать на работы крестьян и потому обходились близко расположенными военнослужащими. И вряд ли смертность среди семёновцев отличалась тут от смертности запорожцев.
А уже с марта 1705 г. между тогдашним губернатором Санкт-Петербурга Меньшиковым и адмиралом Головиным, с одной стороны, и гетманом Мазепой с другой идет оживленная переписка по поводу запорожцев, самовольно покинувших службу под Питером. Мазепа имел с запорожцами, мягко говоря, натянутые отношения, и писал Меньшикову: «Запорожцы ни послушания, ни чести мне не отдают, что имею с теми собаками чинити?» Запорожцы, собственно и попали на Балтику, чтобы быть подальше от ненавистного им Мазепы, но земляные работы «вольным лыцарям» степей тоже не сильно нравились.
Значительного количества иных украинцев, кроме запорожцев, в те годы в новорожденном Петербурге не наблюдается. На строительстве в основном работали мобилизованные мужики из более близких регионов. И здесь стоит вспомнить, что гетманская Украина тогда была единственной частью Российской Империи, которая обладала весьма широкой автономией, и любые мобилизации там нельзя было провести, минуя весьма авторитетного и властного гетмана Мазепу. К тому же собственно на территории Украины в первые годы строительства Санкт-Петербурга имелись не менее значительные и важные строительные задачи. А именно, в 1706 г. на Украине началась мобилизация селян и козаков на строительство новой Печерской крепости в Киеве. Современная тогда крепость, не меньше Петропавловской, строилась вокруг территории Киево-Печерского монастыря в преддверии похода на Украину Карла XII. Строилась ударными темпами, со всеми петровскими перегибами.
Секретарь Мазепы Филипп Орлик (его сын позднее станет генералом Франции, парижский аэропорт Орли носит свое имя от названия поместья Орлика под Парижем) писал о строительстве Печерской крепости: «І полковники з старшиною, часто приходячи до гетьмана, з жалями оповідали, що пристави коло той фортифікаційної роботи козаків палицями по голові б'ють, уха шпагами обтинають і всяку наругу чинять». Короче, палками по голове москали казаков бьют и уши шпагами протыкают…
Сколько денег чиновники Петра и Мазепы спёрли на этом строительстве неизвестно, а украинские кости под Киевом в отличие от костей под Питером почему-то не вспоминают. Видимо, не так красиво.
Пока украинские казаки гробились на строительстве Печерской крепости в Киеве, только из Вологды в 1708 году на строительство Санкт-Петербурга был мобилизован дополнительный набор в 5766 человек, хотя в том году уже были отправлены в новую столицу 4015 вологжан. При этом, как показывают исследования, представления о том, что на строительстве «Северной Пальмиры» трудились одновременно гигантские массы народа, относится к области мифов. Так в первую мобилизацию на строительство города в 1704 году должно было работать 20 тысяч человек в три двухмесячные смены по 6666 работников. На языке деловой переписки начала XVIII века эти мобилизации назывались «сбором посошных мастеровых».
По царскому указу от 19 ноября 1706 г. в Петербург в 1707 году должны были прислать 30 тысяч работников в две смены, то есть по 15 тысяч в каждой «с тех мест, которыя к Питербурху ближе», а с остальных мест собрать на этих работников деньги. С учетом того, что планы по набору людей в полном объеме не выполнялись, единовременно на строительстве города трудилось еще меньше.
На Украине к тому времени вовсю шла война с Карлом XII и там было не до строительства «Петербурха».
Однако строительство Питера продолжалось и после Полтавской виктории. Так вот, по царскому указу от 18 августа 1710 г. «велено выслать в Петербург на вечное житье» 4720 мастеровых людей из новообразованных Московской, Петербургской, Киевской, Смоленской, Казанской, Архангелогородской и Азовской губерний. При этом из Киевской губернии (создана в 1708 с центром в Киеве, охватывала в основном Левобережную часть Украины, с территориями современных Киевской, Черниговской и Сумской областей, части Брянской, Курской и Орловской областей) в Петербург переселялось меньше всего людей - 199 человек из 4720.
Таким образом, украинцы, несомненно, участвуют в строительстве Петербурга, но основная тяжесть строительства, и соответственно смертности, приходится на более близкие российские области. А ведь стоит вспомнить, что огромные цифры погибших при строительстве Санкт-Петербурга тоже относятся к области мифов и восходят к письмам иностранных дипломатов. Уж тут то фигурируют и 100 тысяч, и 300 тысяч «захороненных» вокруг Петропавловской крепости - вполне себе «солженицинские» цифры, петровский «Архипелаг ГУЛАГ». С учетом того, что в Петербурге в 1720-е годы единовременно находилось не более 40-50 тысяч человек, современные исследователи считают, что число погибших при строительстве города измеряется тысячами, но уж никак не десятками и сотнями тысяч.
Да и никаких массовых захоронений десятков тысяч строителей в Питере не нашли. Не иначе как всех в бетон залили. Для тех, кто в танке, на всякий случай поясню - современный бетон с цементом и технологии его использования в строительстве известны с 1844 года, как ни странно, ровно с того года, что написана злая «комедия» Шевченко.
Однако массовые захоронения украинцев в строительные объекты есть. Это, правда, не совсем Питер, но из далекой Украины разница практически не видна.
19 сентября 1718 года Петр I издаёт указ о начале строительства Ладожского канала. Это была часть грандиозного замысла по обеспечению стратегической торговой артерии из Азии в Европу. Конечно, для казаков, солдат и крестьян эти блестящие замыслы были чужды и непонятны.
Ладожский канал должен был пройти вдоль одноименного слишком бурного и опасного для плавания озера. Протяженность канала составляла 104 версты (111 километров), ширина 20-25 метров. Первоначальный план строительства начертил сам Пётр. Канал, вполне в петровском духе, планировалось ударно построить за два года.
Как писал самодержец в указе: «Понеже всем известно есть, какой убыток общенародный есть сему новому месту от Ладожского озера, чего для необходимая нужда требует, дабы канал от Волхова в Неву был учинен, к которой работе, ежели даст бог мир, намерение наше есть, чтоб оную всею армиею исправить, но сие еще безызвестно, а нужда - челобитчик неотступный: того ради надлежит резолюцию взять, хотя и не будет мира, дабы оную работу, яко последнюю главную нужду сего места, немедля начать».
То есть в преддверии окончания Северной войны Пётр I планировал силами армии быстренько прорыть гигантский по тем временам канал, дабы окончательно довести до идеала регион новорожденного Санкт-Петербурга («яко последнюю главную нужду сего места»).
Работа на канале закипела 22 марта 1719 года. По легенде Петр I лично наполнил землёй первые три тачки и по дощатому настилу отвез их к месту будущей плотины. Строительство было настолько грандиозным, что в Российской империи ввели обязательный канальный налог: для крестьян он составлял 70 копеек с двора, а для купцов 5 копеек с каждого рубля их доходов.
На «последнюю главную нужду» пригнали массы народа, в том числе и украинских казаков. Здесь напомню, что после всех мазепинских историй Петр I обязал украинское казачество участвовать в строительных работах за пределами Гетьманщины. Так, в 1716 г. 10 тысяч казаков рыли канал между Волгой и Доном (в ту же систему каналов входил и Ладожский), а в 1718 г. несколько тысяч из них возводили укрепления вдоль Терека на Северном Кавказе.
Уже в 1721 году по царскому указу несколькими трактами двинулись на север к Ладоге 12 тысяч казачьих войск во главе с генеральным хорунжим Иваном Сулимой, черниговским полковником Полуботком и лубенским полковником Марковичем. В дороге под Питером хорунжий Сулима умер. Его тело отвезли на Украину в родовое поместье, в отличие от нескольких тысяч рядовых казаков, что умерли в этом же году на ударной петровской стройке.
Всего на строительство канала было привлечено более 60 тысяч человек: 15 тысяч различных казаков (в основном, как видим, украинских), 12 тысяч драгун и 35 тысяч крестьян.
Смертность в первые годы строительства была высочайшая, и, понятно, косила всех без разбора места рождения. Покойников не считали, их просто зарывали в плотину по берегам канала, так первые версты водного пути стали сплошным кладбищем.
В следующем 1722 г. украинскими казаками на канале командовал полтавский полковник Иван Черняк, который писал в одном из писем: «Боюся я отже, щоб козаків тут не погубити як торік - що їх хіба третя частина в минулім році до дому повернулася...» («Боюсь я, значит, чтобы казаков здесь не погубить как в прошлом году - что их разве что третья часть в прошлом году домой вернулась...»). Даже, если слова о двух третях умерших в первый год казаков и преувеличение, несомненно, смертность была очень высокой.
Сами работы и климат вдоль ладожского берега были даже тяжелее питерских. А ударные строительства каналов и в более поздние времена приводили к множеству жертв: построенные в прошлом веке капитализмом и социализмом в американских тропиках и на европейском севере Панамский и Беломорский каналы дали практически одинаковое число жертв - около 20 тысяч человек.
Ситуацию на строительстве Ладожского канала полковник Черняк описывал так: «Велика кількість козаків хворих і померлих знаходиться, і щораз більше множаться тяжкі хвороби - найбільше вкорінилася гарячка і опух ніг, і мруть з того, однак приставні офіцери, не зважаючи на таку нужду бідних козаків, за наказом пана бригадира Леонтьєва... б'ють їх при роботі палками, - хоч і так вони її не тільки вдень і в ночі, а навіть і в дні недільні й святкові відправляють - без спочинку...» («...Большое количество казаков больных и умерших находится, и каждый раз все более множатся тяжкие болезни - наиболее распространилась горячка и опухоль ног, и мрут от того, однако приставные офицеры, невзирая на нужду бедных казаков, по приказу пана бригадира Леонтьева ... бьют их при работе палками, хотя они и так её не только днем и ночью, а даже и дни воскресные и праздничные исполняют - без отдыха...»)
Однако полтавский полковник Иван Леонтьевич Черняк вовсе не был таким уж кристальным болельщиком и заступником за рядовое казачество. Человек он был бурной и буйной биографии. Личный враг Мазепы (впрочем, именно личный, большая политика и верность кому-либо тут были вторичны по сравнению с личной враждой). До самой полтавской битвы Черняк сидел в кандалах у Мазепы, и «светлейший князь» Меньшиков лично обещал казнить родичей гетмана-изменника, если тот казнит Черняка.
После Полтавы назначенный полковником Черняк был в фаворе у Петра и поспешил заняться казнокрадством и обращением казаков и селян в личные крепостные. О чем осталось немало доносов и даже следственное дело в Преображенском приказе.
В 1721 году весь Полтавский полк Ивана Черняка был обвинен в нерадивом ведении работ на Ладожском канале. И все выше процитированные слова Черняка - это жалобное и оправдательное донесение в петербургский Сенат.
Можно не сомневаться, что на строительстве канала ситуация у драгун, а тем более у крестьян была не лучше, а скорее хуже. В русском народе эту ударную стройку петровского времени прозвали «Канавушкой ладожской».
Остались даже песни-плачи в фольклоре:
Поутру то было раным-рано,
На заре то было на утренней,
На восходе красного солнышка,
Что не гуси, братцы, и не лебеди
Со лузей, озер подымалися,
Поднималися добрые молодцы,
Добрые молодцы, люди вольные,
Всё бурлаки понизовые,
На канавушку на Ладожску,
На работушку государеву.
Провожают их, добрых молодцов,
Отцы, матери, молоды жены
И со малыми со детками.
В 1723 году Петр I, проверив продвижение и качество работ на канале, был крайне недоволен их медленными темпами и многочисленными техническими нарушениями. Было заведено дело «О канальной лже»: «Повсюду мздоимство, разор, потачки, воровство, а на Ладоге больше всего…» Руководителей работ и некоторых мастеров арестовали. В итоге строительство возглавил военный инженер и будущий маршал Бурхард Миних (о котором, кстати, будет своя чёрная легенда). Он наведет некоторый порядок при строительстве, улучшит снабжение стройки и бытовые условия работников.
Строительство канала закончат уже после смерти царя Петра, только в 1731 году. Сейчас, система Ладожских каналов включена в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.
От украинских казаков на трассе канала останется деревенька Черниговские в 20 км. от Новой Ладоги и «Черниговский водоспуск».
Здесь надо добавить, что строительные работы воспринимались казаками, в отличие от крестьян, особо негативно. Трудовая повинность, в противоположность военной, принималась как поругание и оскорбление. Даже куда более гибельные походы в Персию не вызвали таких чёрных воспоминаний: в отличие от войны, самое успешное рытьё земли, не приносит трофеев…
Так тяжелые и даже оскорбительные работы на рытье непонятной ямы, сопровождавшиеся смертностью, как в самом натуральном бою, навсегда отложились в украинских воспоминаниях. В следующих поколениях они переплелись и с образом свирепого царя Петра, и с последующим удушением былых казачьих вольностей, и с далекой и холодной столицей Империи где-то там у Ладоги.
Эти смутные и сбивчивые отрывки народной памяти отразил в своём поэтическом памфлете Тарас Шевченко, а затем подхватили политики, называвшиеся историками. Они то уж должным образом интерпретировали и подмётные письма соратника Мазепы несостоявшегося гетмана Орлика, и бюрократические жалобы врага Мазепы полковника Черняка. Ну а во что это превратилось в наши дни, уже рассказано в самом начале.
Насколько такая легенда соотносится с действительностью, судить вам, читатели.
Алексей Волынец