АПН Северо-Запад АПН Северо-Запад
2010-04-20 Виктор Шендерович
Мы находимся в Латинской Америке полувековой давности

Скандал с концертом Виктора Шендеровича в  Санкт-Петербурге успешно завершился. После отмены мероприятия в Государственном театре эстрады имени Райкина под предлогом срочного ремонта зала, оно состоялось в концертном зале отеля «Парк Инн Пулковская». Кто же стоял за попыткой срыва выступления? Об этом корреспондент «АПН Северо-Запад» беседует с писателем-сатириком.

 

– Откуда, на ваш взгляд, исходил запрет?

 

 –Те люди, которые запрещают мои концерты, по запаху чувствуют, что можно и нельзя, они зачастую опережают начальство в холуяже. По Москве я это знаю точно, за Питер не ручаюсь, но такое ощущение, что здесь тоже… Причем ряд запретов на меня в Москве исходит даже не с Красной Площади, не из Кремля – это уже боязнь внизу, страх, который стал доминирующим…  

 

– Насколько активно вы сейчас гастролируете?

 

 – В России меня не особенно приглашают выступать. Гастрольная деятельность в основном идет за пределами Российской Федерации:  Сидней, Мельбурн, Кельн, Гамбург, Иерусалим, Тель-Авив, Нью-Йорк, в Торонто зовут. В Москве лишь иногда выступаю. Вот 3 мая будет премьера моего нового спектакля с джазовым квинтетом Игоря Бриля, классиком советского джаза. Мы с ним придумали спектакль «Как таскали пианино», который поставлен по моим рассказам, «заплетенным» джазом. Будем рады видеть питерцев в Москве. А если кто-то хочет рискнуть и пригласить нас в Петербург, с удовольствием приедем.

 

 – C какими СМИ вы продолжаете сотрудничать?

 

 – Я работаю на «Эхо Москвы», хотя, что значит, работаю? Денег мне не платят. Я скоро буду сам доплачивать за право говорить то, что я думаю. «Газпрому» буду платить. Но пока денег не берут с меня и просто разрешают прийти в эфир по четвергам. На радио «Свобода» у меня колонка «Право автора». Раз в неделю выходит какой-то короткий сюжет на сайте и в эфире «Радио свобода». Время от времени моя колонка печатается в журнале The New Times, иногда в ежедневном издании «Ежик». Пишу книжки, и в этом смысле я благодарен партии и правительству, потому что у меня появилось много времени. С 2003 года я выпустил несколько книг: сборник киносценариев, сборник прозы, только что в журнале «Знамя» вышла моя новая повесть «Операция остров», которая будет издана в мае отдельной книжкой.  Моя пьеса «Два ангела, четыре человека» идет в театре Табакова восьмой год, пьесы ставят на Украине, в Польше. Так что мне комфортно вполне, я литератор – это мое главное дело, и я себя чувствую хорошо за письменным столом. Я, как Бабель говорил, скандалю на бумаге, мне это гораздо интереснее.  Сейчас в работе находится киносценарий, но о нем пока не хочу говорить, чтобы не сглазить. Жанр - притча, такая черная комедия по одной из моих пьес. Телевидение, разумеется, совершенно исключено для меня как место работы, там меня быть не может. Например, мое лицо со скандалом выбрасывалось с канала «Культура», когда я говорил про Зощенко. Выбрасывалось, потому что нельзя! Даже десяти секунд нельзя быть на экране ТВ. Моего лица не может быть на канале «Культура»!

 

 – А в программе Михаила Осокина на «Рен-ТВ»?

 

– «Рен-ТВ» позволено иногда брать у меня комментарии. Единственная компания, которая это делает…

 

– Я вас и по «Пятерке» видел, и на телеканале СТО…

 

– Да, Андрей Максимов на «Пятом» канале, когда тот был питерским, а не общефедеральным, сделал программу «Личные вещи». Часовую программу про меня, в положительном контексте. Вышла программа – никто не пострадал, никого не наказали, никто не уволен… Значит, нет никакого приказа, а если и есть, то носит вполне локальный характер.

 

– Большинство нынешних журналистов, публицистов не чувствуют себя свободными…  А вы себя считаете таковым?

 

- Меня ничего не держит. Знаете, как у Довлатова: «Ничего не доставляет такого удовольствия, как внезапное освобождение речи»… Вот это внезапное освобождение речи со мной произошло. Совершенно наркотическое состояние. Замечательное внутреннее состояние, когда ты можешь позволить себе говорить то, что ты думаешь. Это требует некоторой ответственности, ты должен для начала думать, но право говорить то, что ты думаешь, – для меня это случилось. Думаю, что окончательно этот внутренний клапан самоцензуры сломался в 90-х годах. Тогда я перестал просчитывать и думать, что можно писать, а что нельзя. Рука чувствовала торможение даже в конце 80-х. Когда случились «Куклы», что совпало с чеченской войной, вдруг выяснилось, что я могу сказать немножечко за всех (не то, чтобы за всех, а за очень многих), кого также душили гнев и бессилие… И даже могу что-то изменить. Я почувствовал огромное внутреннее освобождение. А дальше уже так понравилось, что теперь для меня действительно загадка - люди, ведущие себя иначе. Я не понимаю, как можно добровольно зарабатывать себе язву, мучиться?! Люди, которые пишут то, что им скажет Смольный, а потом звонят и извиняются. Как же им тяжело жить. Зачем? Это вредно для здоровья, а я слежу за своим здоровьем.

 

Ну, и с папой и мамой мне повезло, меня очень редко наказывали, только за вранье. Тут отца просто трясло, я боялся за него. Так что с детства я понимал, что врать нехорошо, и до сих пор так считаю…

 

- Сейчас многие говорят, что мы возвращаемся в советские времена…

 

- Аналог, на мой взгляд, – не Советский Союз. Думаю, самый близкий аналог той точки, где мы сейчас находимся, – Латинская Америка полувековой давности. Читайте Маркеса! «Палая листва», «Скверное время»… Да и в «Сто лет одиночества» есть целые страницы, которые имеют прямое отношение к нашей ситуации. Например, много говорится по поводу выборов. Когда мы читали Маркеса в 70-х, мы даже не понимали, о чем речь. А сейчас понимаем.

 

Видите, я не в психушке. Могу говорить, ездить, вести бизнес. Но только проведена невидимая красная черта: власть и собственность. Вот черта, которую ты не можешь пересечь. Как только ты подходишь к интересам власти, которая, будучи коррумпирована, абсолютно связана с собственностью (власть сейчас в России абсолютно равняется собственности), здесь тебя бьет током высокого напряжения. Ходорковский в Красно-Каменске, кто-то еще где-то… Коррупционные скандалы, убитые журналисты, сидящие бизнесмены и политики… За пределами этого, если ты не мешаешь власти, – пожалуйста! Езжай, куда хочешь, занимайся бизнесом. Ну, прямо Латинская Америка полувековой давности – Мексика, Аргентина, Бразилия… В Мексике, например, с преемниками была та же история, когда они долго, лет тридцать, друг друга выбирали…

 

При этом политологи говорят, что степень сращиваемости бизнеса и власти в сегодняшней России выше, чем была в Латинской Америке в 50-е. Ну, а поскольку мы в Латинской Америке не жили, а жили в совке, то наблюдаем классические примеры застоя: несменяемость власти, апатия населения, постоянно ликующее телевидение…

 

Между тем массовая эмиграция сегодня носит катастрофический характер для России. Нормальной статистики нет, об этом не бьют тревогу по главным каналам, мы просто не понимаем, что происходит. Все эти демографические программы. Толку от них? Надо, чтобы не просто рожали детей, а чтобы эти дети оставались здесь, чтобы им хотелось жить на Родине. У меня есть своя социология. В свое время я вел театральный кружок во дворце пионеров на Ленинских горах… Московские мальчики и девочки из элитного района, как говорится, умники и умницы. И вот из моих учеников каждый третий не живет сегодня в России, а живут по всему миру – от Южной Африки до Ирландии, от Австралии до Венесуэлы, уже не говоря о Европе, Израиле, Америке. Разлетелись, кто куда. Причем это не политическая эмиграция в строгом смысле слова. Но она политическая, потому что едут не худшие. Я уже не говорю, что это сопровождается бегством капитала. В Лондоне, по самым скромным подсчетам, 300-400 тысяч русских, и они уехали вместе с капиталами… Еще в 90-х, вспомним, в страну возвращались. Например, в Россию вернулись несколько детей моих друзей-эмигрантов, когда было ощущение, что это твоя страна, когда было ощущение, что можно что-то менять. Теперь они снова уехали. Я это наблюдаю, и для меня этой социологии вполне достаточно.

 

Беседовал Виктор Казаков