 |
 |
|
|
Добрый день, уважаемые коллеги!
В первую очередь, я хотел сказать, что сегодняшнее мероприятие проводится не только для того, чтобы обозначить альтернативную программу и концепцию развития России на фоне Петербургского международного экономического форума. Лично для меня одна из целей участия – это моральная поддержка питерского отделения партии “Другая Россия” во главе с героическим Андреем Дмитриевым, который уже более полугода находится под следствием по 282 статье уголовного кодекса. Было предъявлено обвинение Дмитриеву и целому ряду его соратников. Я думаю, что ликвидация 282-й статьи уголовного кодекса – это не менее важный вопрос оппозиционной повестки дня, чем много лет назад упразднение 6 статьи конституции СССР.
Кремль на протяжении многих лет достаточно успешно навязывал обществу в целом и оппозиционным кругам в частности ложную повестку дня, которую принимались обсуждать так, как будто за ней стоит некий священный смысл. В результате наше время уходит на обсуждение вопросов, практического значения не имеющих. Примером такого высосанного из пальца вопроса является проблема-2012, когда определится, кто будет президентом – Путин или Медведев. Для меня совершенно очевидно, что существенной идеологической разницы между этими политиками нет, хотя главной целью Петербургского экономического форума является показать обратное. Якобы при Медведеве есть альтернативный Путину полюс либерализма, и, как мне кажется, кремлевский сценарий, как это было на протяжении последних 15 лет, с 1996 года, когда президент Ельцин преподносился как меньшее зло, чем коммунистический претендент на президентский пост, будет сводиться к тому, чтобы двинуть “меньшее зло” в последний, самый ответственный момент. То есть до декабря будет нагнетаться тема о неизбежности Владимира Путина и возвращения кровавого тирана к власти, а потом, после думских выборов, из рукава будет вынут якобы либеральный Медведев, и все прогрессивное человечество, как российская либеральная общественность, так и Запад, должны будут страшно этому обрадоваться.
На мой взгляд, программа действий российской власти на период после выборов 2012 года уже сформирована, она ясна и понятна. Ее реализация совершенно не зависит от того, кто станет президентом – Медведев или Путин, и от того, каким будет состав правительства, сформированного в мае следующего года. Разработкой этой программы сегодня занимаются около 1 тысячи экспертов, объединенных в 21 рабочую группу под общим руководством ректора Академии народного хозяйства и госслужбы при правительстве Российской Федерации Владимира Мау и ректора Национального исследовательского университета Высшей школы экономики Ярослава Кузьминова. Это так называемая стратегия 2020, точнее ее уточненный вариант – стратегия социально-экономического развития в России до 2020 года. Хотя как целостного документа этой стратегии еще не существует, уже опубликованы в открытых источниках различные материалы этой концепции, которые позволяют в полной мере судить об ее содержании и направленности.
Базовый теоретический посыл этой концепции, а значит - и программы действий, состоит в том, что Россия не является европейской развитой страной, что мы должна отказаться от этого тезиса, поскольку в России нет ресурсов – ни экономических, ни, главным образом, человеческих - для того, чтобы у нас здесь была Европа. Согласно этой концепции, Россия – страна третьего мира, пусть и достаточно передовая. В соответствии с этим должен выстраиваться и курс власти. Мы не можем позволить себе, согласно мнению господ Мау и Кузьминова, ни социальных систем европейского типа, будь то система здравоохранения или образования, или пенсионная система. Россия в ближайшее десятилетие должна отказаться от государственного пенсионного обеспечения и перейти на частное единоличное планирование пенсионной стратегии для каждого гражданина, при этом предлагается два варианта этой стратегии. Первый – это родить детей, которые будут тебя содержать, что составляло на протяжении длительного времени основу пенсионного обеспечения в Китае. Альтернативная стратегия – это приобрести две квартиры. В старости человек в одной из них живет, а другую – сдает. Доход от сдачи второй квартиры и является пенсией.
Модель экономики – это одноглавый дракон, головой которого является постиндустриальная надстройка в виде всяких High-T разработок, мощной шеей дракона выступит сырьевой комплекс, который никуда не девается. Ну и, наконец, туловище этого дракона, то есть основной элемент этой экономики по Мау и Кузьминову – это доиндустриальные формы экономики, грубо говоря, приусадебные хозяйства. При этом достаточно четко проводится мысль, что Россия не может быть индустриальной страной, а процесс деиндустриализации – это благо, за исключением добывающей промышленности сырьевого комплекса, потому что российская промышленность не может найти себе нишу в международном разделении труда. Согласно этой концепции, мы не можем быть поставщиками дорогих товаров на мировой рынок, поскольку у нас нет технологии и кадров, то есть, говоря грубее, руки из жопы растут. Мы не можем быть и поставщиками дешевых товаров, поскольку у нас слишком высокая самооценка и слишком высокая стоимость рабочей силы. Никто не будет покупать российский Мерседес в силу его низкого качества, и никто не будет покупать российские джинсы, потому что они по цене неконкурентоспособны.
Профессор Евсей Гурвич, который является одним из ключевых разработчиков курса российской власти после 2012 года, показал необходимость упразднения ряда отраслей, в том числе нефтепереработки, которая по его подсчетам, приносит России убыток. Такова стратегия власти, и она будет реализовываться при любой следующем президенте. Эта стратегия подразумевает также отказ от традиционных транснациональных коммуникаций. Ярослав Кузьминов указал, что России не нужны большие автомагистрали и дороги, в основном, потому что деньги на их строительство будут разворованы. Этот тезис носит универсальный характер, но если исходить из него, то никакие реформы и свершения невозможны вообще. Этот тезис, безусловно, довлеет над правящей элитой, поэтому хранение денег в стабилизационных фондах является следствием не экономической некомпетентности финансового блока правительства, а закономерным элементом всей стратегии. Предлагается строить только региональные дороги, которые связывали бы региональные центры с близлежащими населенными пунктами.
Что будет делать власть – понятно. Ясно, что результат думских выборов уже известен. Конституционное большинство, так или иначе, достанется Единой России, независимо от результатов волеизъявления граждан. Концепция, которую предлагает ряд оппозиционных политиков и общественных деятелей, включая упомянутого здесь Алексея Навального, согласно которой нужно пойти на выборы и проголосовать за любую партию кроме Единой России, кажется мне несостоятельной хотя бы потому, что нет прямых связей между результатами голосования и процессом голосования. Во-вторых, партии системной оппозиции ничем не отличаются от Единой России. По всем принципиальным стратегическим вопросам они будут солидаризироваться с Кремлем и действовать в русле его указаний. То есть они будут голосовать “против” только тогда, когда от этого голосования ничего не зависит. Если от этого голосования что-то зависит, они прекрасно найдут способ быть с Единой Россией заодно, как показали последние полтора десятилетия российской истории и даже такое свежайшее событие, как отзыв Сергея Миронова. Хотя и КПРФ, и ЛДПР закономерно не любили Миронова, но с точки зрения общеоппозиционных приоритетов было важно его сохранить как некий противовес всепобеждающему ЕдРу, они поступили обратным образом. Поэтому ослабление власти возможно только в результате делегитимации выборов как таковых, а делегитимация будет тем отчетливей, чем больше мандатов будет у Единой России, и меньше у системной оппозиции. Если КПРФ и ЛДПР получат на 1-2% больше, то они будут так счастливы, что признают законными эти выборы раз и навсегда, и объяснят это не только своим избирателям, но и в Европе, Америке, да где угодно. Поэтому я предлагаю поставить за скобки проблему 2012 и выборный цикл, исход которого уже известен, и обратиться к тому, на базе чего можно построить альтернативную власти программу действий, программу перемен.
Тезис первый вытекает из самого властного посыла. Россия является европейской страной, и она может быть развитой страной с точки зрения своих и экономических, и человеческих ресурсов. При этом, как ни странно, России нужна модернизация, но это совсем не та модернизация, о которой говорит президент Медведев. Поскольку он умудрился за менее чем два года активного использования этого термина полностью его выхолостить и, во многом, дискредитировать, как это случилось с понятием “перестройка” в конце 80-х годов прошлого века, и с понятием “демократия” в 90-е. Медведев до сих пор не дал внятного определения модернизации, в связи с чем иногда складывается впечатление, что модернизация – это тотальное оснащение всех граждан IPadами, что может быть не только полезно, но и вредно. Что касается инноватизации, то в ней есть смысл только в том случае, если в России есть среда, восприимчивая к этим инновациям. То есть, если люди не умеют читать и писать, то они могут использовать IPadы только для игры в стрелялки, и в этом смысле идеи инновации будут стимулировать скорее демодернизацию, чем модернизацию.
Мы должны дать определение модернизации. Оно существует более 100 лет и внесено во многие энциклопедии. Модернизация – это построение в заданных исторических условиях общества модерна, то есть современного общества. Общество модерна, когда оно начало формироваться в Европе после Великой французской революции характеризуется несколькими основными параметрами. Первейший из них – это наличие больших систем социализации человека. В отличие от общества до модерна, когда человек является штучным товаром и его производит семья и личный опыт, то в обществе модерна человек с молодых лет находится в системе образования, системе здравоохранения, он находится в политике. Важнейший спутник общества модерна – это демократия, потому что только после перехода общества от домодернового состояния, где власть исходит от Бога, к модерновому, где власть исходит от народа, происходит формирование политической нации как субъекта политики. Система массовых коммуникаций, начиная от дорог и заканчивая средствами массовой информации, – все это неотъемлемые атрибуты общества модерна. Такое общество нам и нужно. К этому мы и должны идти в случае смены власти, в случае того, что появится субъект модернизации, некая новая элита, способная эту программу воплотить в жизнь.
Модернизация в России, в отличие от программы Мау-Кузьминова, которые фактически предлагают демодернизацию, должна предполагать реиндустриализацию, то есть восстановление некоторых отраслей промышленности, она должна делать ставку на относительно дорогую рабочую силу вместо ее искусственного удешевления путем понижения образовательного ценза. Сырьевой комплекс в этой системе тоже найдет свое достойное место, как источник ресурсов “здесь и сейчас”, но очень важны альтернативные отрасли, которые могут стать локомотивом модернизации, те отрасли, которые используют эксклюзивные активы Российской Федерации. Один из таких активов – это территория. Российская федерация занимает уникальное положение между Европой и Азией, которое сегодня никак не используется. Я полагаю, что строительство высокоскоростных магистралей на базе тех технологий, которые существуют уже сегодня (это технологии движения на магнитном поле), создание высокоскоростных дорог по маршруту Владивосток-Роттердам позволит увеличить объем транзита между территориями Азии и Европы, проходящего по России, от 0,2% до 20%, то есть в сто раз. Следующим элементом этой новой экономической стратегии я бы назвал альтернативную урбанизацию с принципиально новыми технологиями и принципами. Внешне это походит на проект переноса столицы, который предлагает Эдуард Лимонов и который я тоже поддерживаю на протяжении ряда лет.
Программа создания новой столицы – это не только важнейший элемент новой альтернативной урбанизации, но и выравнивания социально-экономического неравенства регионов. Я считаю, что столиц России должно быть не менее трех. Одна из них – в западной части России, это должна быть политическая столица, поскольку я считаю, что если Россия – это европейская страна, то европейский вектор развития неотменим. Вторая столица – это бизнес-столица Москва, тоже в западной части. И третья столица – бизнес-столица далеко за Уралом, возможно на Байкале, на месте нынешнего Иркутска.
Реализация программы модернизации потребует не только многократно больших, чем сейчас, инвестиций в образование и здравоохранение, но и приведения в европейский вид тех систем, которые совершенно не отвечают современным представлениям о них, например, пеницитарной системы. Фактически, нам нужно покончить с ГУЛАГом, который в той или иной форме существует по сегодняшний день. Сегодняшняя пеницитарная система – это не механизм наказания людей, а способ их закрепощения в криминальной среде. Мало кому из тех, кто попал туда хотя бы один раз, удается вырваться из объятий криминальной среды. Создание новых тюрем, как это забавно не звучит, - это важнейший элемент модернизации России, не менее важный, чем либерализация уголовного законодательства, которую предпринимает сейчас президент Медведев.
Нам нужно внимательно присмотреться к приоритетам регионального развития. Сейчас огромное количество средств вкладывается в Северный Кавказ, в особенности, в Чечню, которая является абсолютным рекордсменом по дотациям из федерального бюджета. Доля дотаций из федерального бюджета в Чечню составляет 90%, а, например, в Башкирию – 16%. При этом мы все видим, как в Чечне используются эти средства: мы видим арабских скакунов в огромном количестве, соревнующихся за призы в Абу-Даби, мы видим кортеж из 50 машин, которым Рамзан Кадыров поднимает пыль, как у себя, так и в сопредельных регионах, мы видим матчи на стадионе Ахмад-арена в Грозном, за участие в которых мировые звезды получают миллионы евро. При этом мы должны исходить из того, что Северный Кавказ никогда добровольно не входил в состав России, он был взят под контроль в 19 веке силой оружия и удерживается силой оружия практически 200 лет. Стратегическим смыслом пребывания Северного Кавказа в составе России было обретения плацдарма для контроля над Закавказьем. Сейчас, когда закавказские республики не входят в состав России и в обозримой исторической перспективе не войдут, контроль над Северным Кавказом теряет смысл, и мы должны себе честно признаться, что наилучшим выходом из ситуации является мирный развод. Мусульманские регионы не готовы к единой с Россией модернизации в силу слишком разных стартовых условий – экономических, культурных, ментальных, религиозных.
Вместо этого мы должны уделить приоритетное внимание развитию Сибири и Дальнего Востока, где как раз нарастают настоящие сепаратистские настроения, связанные с обостряющимся чувством несправедливости. Это чувство, безусловно, обострилось после фактической отмены российского федерализма. Сегодня в Сибири и на Дальнем Востоке уже формируется новая национальная идентичность, что отражает последняя перепись населения. Я думаю, что уже через несколько лет сибирский национализм заявит о себе в полный рост, и мы узнаем, что сибиряки не только не являются русскими, но и не являются однокоренными с русскими народами, как мы узнали это некоторое время назад про украинцев, которые во многом на этом построили свою мифологию национального государства. Исходя из этого, развитие Сибири и Дальнего Востока является безусловным приоритетом для России, если она хочет сохраниться как единое государство, и те экономические программы, которые я описал, безусловно, исходят из этого приоритета.
Все говорят о том, что России нужна демократия, но пока не сформировано четкое представление о том, какой именно должна быть политическая система. Я являюсь большим поклонником президента Дмитрия Анатольевича Медведева, поскольку за последнее время никто не сделал так много для дискредитации института президентства в России. Так успешно превратить президентство в посмешище смог только этот человек. Впрочем, здесь есть заслуга и Владимира Владимировича Путина, поскольку сама конструкция тандема с точки зрения исторической логики российской государственности является абсурдной. Если в стране два президента, то в посмешище должны превратиться оба, правда, один из них быстрее в силу своих психофизических особенностей, а другой – несколько медленней. Мне кажется, что мы все, как и страна в целом, в ближайшем будущем должны прийти к выводу, что обсуждения кандидатуры будущего президента бессмысленны. Поэтому когда я сегодня по-прежнему слышу разговоры о том, кто из оппозиционеров может стать кандидатом в президенты, я призываю положить конец этим разговорам. К власти должна прийти команда, после чего она должна выдвинуть президента, который будет играть скорее техническую, церемониальную роль, а не роль всевластного правителя, которому заранее нужно простить все грехи. Мы должны уйти от парадигмы вождя. Медведев сделал очень многое для осознания нами этого момента. Россия, в принципе, созрела для парламентской демократии. В то же время, эта парламентская демократия, исходя из исторических традиций, должна предполагать некий сакральный контур власти, некое звено власти, которое остается неизменным в пространстве и времени и является как гарантом национального единства, так и основным принципом на котором зиждется государственность. Это означает, что в новой России парламентская республика может прибывать за фасадом конституционной монархии, возобновление которой я считаю важнейшим приоритетом в рамках смены политических элит и курса развития страны. Преимущество конституционной монархии состоит в том, что монарх является незыблемым элементом этой политической системы и тем самым гарантирует психологический комфорт для всех своих подданных, а так же стабильность государства, но в то же время он не наделен полномочиями ни законодательной, ни исполнительной власти. У него есть только две функции: функция высшего политического арбитра в периоды тяжелого политического кризиса, а также - назначение судебной власти, что может, наконец, сделать эту власть независимой от власти законодательной и исполнительной, как это существует сегодня.
Власть часто ставит перед нами вопрос: «Если не мы, то кто же?» Существует ли критическая масса людей, которая способна заменить нынешних правителей России? И пока мы не дали власти убедительного ответа на этот вопрос. Ясно, что механизм выборов, про который говорят многие оппозиционеры, системные или несистемные, ничего не может вам дать, поскольку большая часть оппозиционеров не допущена до власти вообще. А те оппозиционеры, которые допущены, должны или согласиться с заведомым унижением, то есть получением таких процентов, которые свидетельствуют лишь об их несостоятельности, или на какие-то тайные договоренности с властью, которые заставляют их предать интересы собственного электората и тем самым обессмыслить собственную оппозиционность. Поэтому мне кажется, что контрэлита должна формироваться за пределами электорального процесса и за пределами существующей политической системы вообще в том виде, в котором она сконструирована в современном Кремле.
Разговоры о том, что большинство не поддерживает оппозицию, бессмысленны, потому что большинство об оппозиции просто ничего не знает. С таким же успехом можно было пять лет назад говорить о том, что большинство категорически против iPad, а всего за три месяца до того, как Владимир Путин стал самым популярным политиком России, о нем не знал никто и ничего. Мне кажется, что главная задача – формирование не большинства, которое сформируется своевременно в свой час, а формирование меньшинства – критической массы людей, готовых и способных принять власть тогда, когда для этого возникнут определенные предпосылки, в первую очередь объективные, связанные с распадом существующей политико-экономической системы. Это меньшинство должно составлять примерно 2% избирателей, это приблизительно 2 млн. человек. Средой для формирования этого меньшинства должен быть только интернет, поскольку других коммуникативных инструментов сегодня нет. И это вполне возможно потому, что количество политически активных интернет-пользователей, по официальным данным, сегодня составляет 4,5 млн. человек. Кремль обычно использует эту цифру как аргумент против того, что интернет может иметь какое-то значение в политике, но на самом деле – это аргумент «за». 4,5 млн. – это гораздо больше, чем те 2, которые являются необходимыми и достаточными для смены власти в стране. Всегда, на всем протяжении человеческой истории, власть меняет именно меньшинство, а не большинство. Поэтому я вижу важнейшую тактическую задачу оппозиции в том, чтобы сформировать Учредительное собрание в интернете из этих 2 млн. человек, и тем самым подготовить переход власти к этому новому меньшинству, к этой новой контрэлите.
Не смотря на активные рассуждения как власти, так и ее оппонентов о вертикали власти, на самом деле в ее традиционном понимании в России не существует. При Медведеве мы уже окончательно поняли, что и сам пост президента, вне зависимости от личности, которая ее занимает, не так важен. Полномочия президента не так велики не потому, что Медведев слаб, а потому что в стране сформировалась сетевая модель власти. Власть размазана по России тонким слоем, она возникает в любой точке, где некая критическая масса денег сочетается с административным ресурсом, как гражданским, так и силовым. Рамзан Кадыров – идеальная модель такой сетевой власти, хоть он и не подчиняется никому кроме себя. Многие олигархи, крупнейшие бизнесмены страны – точно так же. Мы прекрасно помним недавно сорванную сделку между РОСНЕФТЬю и BP только потому, что она противоречила интересам российских совладельцев компании ТНК-BP. И ничего хваленая власть со всей ее вертикалью сделать с этим не смогла. Пресловутый Цапок, который сейчас находится в тюрьме, теневой хозяин определенной части Краснодарского края – это тоже модель такой власти в миниатюре, просто у него было недостаточно ресурсов, чтобы эту власть удержать. А у Рамзана Кадырова, у многих региональных баронов и олигархов такие ресурсы есть. Бессмысленно бороться с пропагандистским фантомом вертикали, выстраивая оппозиционную вертикаль, по определению столь же фантомную. Поэтому сетевой власти должна быть противопоставлена сетевая оппозиция.
Таковы основные приоритеты, которые я хотел обозначить. Мы прекрасно должны понимать, что смена власти – это в первую очередь смена элит, смена их базовых установок, о чем говорили предыдущие ораторы, в особенности Андрей Дмитриев. А смена элит, смена базовых установок так или иначе означает, что при любой настоящей, а не декоративной смене власти Россию так или иначе ожидают определенные репрессии. Я думаю, что мы должны перестать бояться этого слова, мы должны его дедемонизировать, точно так же, как и термин люстрации. Тем более что списки для люстраций мы получим уже в сентябре от Кремля, когда будет окончательно готов предвыборный список Единой России. Тогда мы и узнаем полный состав Общероссийского народного фронта, все участники которого должны понимать, что если сегодня они, по тем или иным причинам, прислоняются к властной кормушке, когда-нибудь они должны понести за это ответственность.
Станислав Белковский
Фото - Сергей Чернов